ой, а застенчивость, в то же время, не позволяла им броситься ей навстречу. Царили радость и добросердечие. День прошел чудесно: утро в суете и покупках, а вечер в одном из театров.
Уже там, в театре, у Элизабет получилось оказаться в кресле рядом со своей тетей. Ее первые вопросы были о сестре. Ответы скорее огорчили ее, чем удивили, ибо она узнала, что, хотя Джейн старалась изо всех сил поддерживать свое настроение, случались и периоды уныния. Однако вполне можно было надеяться, что они не продлятся долго. Миссис Гардинер также рассказала ей подробности визита мисс Бингли на Грейсчерч-стрит и вспомнила, о чем они говорили с Джейн в разное время, и все это доказывало, что именно сестра по размышлении отказалась от знакомства.
Затем миссис Гардинер выразила свою поддержку племяннице в связи с неблагородным поведением Уикхема и похвалила ее за то, что она так достойно это перенесла.
– Но моя дорогая Элизабет, – добавила она, – что за девушка эта мисс Кинг? Мне было бы жаль думать, что нашим другом движет только корысть.
– Помилуйте, моя дорогая тетушка, в чем разница в матримониальных делах между корыстными и благоразумными мотивами? Где заканчивается осмотрительность и начинается скупость? В прошлое Рождество вы опасались, что он женится на мне, потому что это было бы неосмотрительно, а теперь вы хотите найти корысть в его поступках, хотя он пытается заполучить девушку с состоянием всего-то в десять тысяч фунтов.
– Возможно, если ты мне расскажешь, что за девушка мисс Кинг, я буду знать, что думать.
– Я считаю, что она очень хорошая девушка. Я никогда не видела ничего плохого с ее стороны.
– Но он не обращал на нее ни малейшего внимания, пока смерть деда не сделала ее владелицей этого состояния.
– Ну а что же ему делать? Если ему не было дозволено завоевать мое расположение из-за того, что у меня не было денег, какой был бы смысл ухаживать за девушкой, которая ему и не нравилась, и была столь же бедной?
– Но, как мне кажется, было в высшей степени неделикатно выражать свое внимание к ней так скоро после этого события.
– У человека, находящегося в затруднительном положении, нет времени на демонстрацию изящных манер, которую могут позволить себе благополучные люди. Если она сама не выражает несогласия с его поведением, почему это должны делать мы?
– То, что она не возражает, не оправдывает его. Это только свидетельствует о том, что ей самой чего-то не хватает – либо ума, либо осмотрительности.
– Что ж, – воскликнула Элизабет, – выбирайте сами. Пусть он будет корыстным, а она глупой.
– Нет, Лиззи, этого я наверняка не выберу. Знаешь, мне было бы неприятно думать плохо о молодом человеке, который так долго жил в Дербишире.
– Ах! Если это единственный аргумент, то я очень плохого мнения о молодых людях, живущих в Дербишире, а их близкие друзья, живущие в Хартфордшире, ненамного лучше. Мне они все противны. Слава Небесам, завтра я отправляюсь туда, где найду редкого человека, у которого нет ни одного приятного качества, у которого нет ни характера, ни ума, которые говорили бы в его пользу. В конце концов, только среди глупых людей стоит заводить знакомства.
– Берегись, Лиззи, твои высказывания выдают твое разочарование.
Но прежде чем финал пьесы вернул их в суету театрального разъезда, Элизабет неожиданно получила приглашение присоединиться к своим дяде и тете в поездке, в которую они планировали отправиться во время летнего отдыха.
– Мы еще не решили, как далеко на север мы заберемся, – сказала миссис Гардинер, – но, возможно, доедем до Озер.
Никакой план не мог бы оказаться более приятным для Элизабет, и она приняла приглашение без размышлений и с благодарностью. – О, моя дорогая, дорогая тетушка, – восклицала она восторженно, – какое чудо! Какое счастье! Вы дарите мне новую жизнь и новую надежду. Прощайте разочарование и хандра! Чего стоят заботы молодых людей перед лицом вековых скал и гор? А сколько прекрасных часов мы проведем в дороге, любуясь изумительными пейзажами! И когда вернемся, мы не уподобимся другим путешественникам, утратив большую часть воспоминаний и не сохранив волнующих впечатлений. Мы будем по-прежнему знать, где побывали, мы сохраним в памяти все, что увидели. Озера, горы и реки не должны смешаться в нашем воображении; и когда мы попытаемся описать какой-либо момент нашего путешествия, нам не придется спорить о том, где это было. Пусть наши первые восторженные рассказы будут менее утомительными, чем у большинства путешественников.
Глава 5
В течение следующего дня путешествия все вокруг радовало Элизабет, все казалось новым и интересным, и душа ее пришла в состояние умиротворения. Она убедилась, что ее сестра выглядит достаточно хорошо, чтобы можно было отбросить любые опасения за ее здоровье, а предвкушение летнего путешествия на север было постоянным источником радости. Когда они свернули с главной дороги на дорожку, ведущую в Хансфорд, взгляды устремились в сторону пасторского дома, и все путешественники с нетерпением ожидали, когда же за очередным поворотом откроется вид на него. Участок, на котором стоял дом, примыкал к ограде Розингс-парка, и Элизабет улыбнулась, вспомнив все, что она слышала об обитателях поместья.
Наконец открылся вид на пасторский дом. Сад, выходящий к дороге, прятавшийся в нем дом, окружающая его зелень и изгородь, образованная кустами лавра – все говорило о том, что путешествие подошло к концу. В дверях появились мистер Коллинз и Шарлотта, и карета остановилась у маленькой калитки, за которой начиналась короткая гравийная дорожка к дому. Послышались приветствия с обеих сторон. Через мгновение гости выбрались из кареты, и направились к крыльцу. Миссис Коллинз приветствовала свою подругу с величайшей радостью, а Элизабет все больше и больше испытывала удовольствие от своего приезда, увидев, с какой искренней нежностью их приняли. Она сразу отметила, что женитьба не оказала существенного влияния на ее кузена – его преувеличенная любезность осталась такой же, как и прежде, и ей пришлось задержаться на несколько минут у калитки, чтобы терпеливо выслушать и ответить на его расспросы обо всех членах ее семьи. Затем гостей, лишь с небольшой заминкой, произошедшей вследствие короткого описания особенностей изящно оформленного входа, провели в дом; и как только они вошли в гостиную, он во второй раз витиевато приветствовал их в своем, как он подчеркнул, скромном жилище, в выражениях, тем не менее, полных самодовольства, и слово в слово повторил все предложения жены о легких закусках.
Элизабет была готова к демонстрации его восторгов, но у нее создалось впечатление, что привлекая внимание гостей к идеальным пропорциям комнаты, к ее общему виду и деталям убранства, он обращался главным образом к ней, как бы желая дать ей почувствовать, как много она потеряла, отказав ему. Но хотя все выглядело опрятным и удобным, она никак не могла подыграть ему, хотя бы вздохнув с сожалением, и больше с удивлением посматривала на подругу, не понимая, как она могла сохранять такой веселый вид, выслушивая пустословие такого супруга. Когда мистер Коллинз говорил что-нибудь, что его жене было стыдно слушать – а это случалось довольно часто – она невольно обращала взгляд на Шарлотту. Раз или два она заметила легкий румянец, появлявшийся на ее лице, но, как правило, Шарлотта благоразумно предпочитала пропускать мимо ушей излияния мужа. Предоставив гостям достаточно времени, чтобы насладиться каждой деталью обстановки в комнате, от буфета до каминной решетки, позволив им коротко рассказать об их путешествии и обо всем, что произошло в Лондоне, мистер Коллинз пригласил их прогуляться по саду, который оказался большим и хорошо устроенным, возделыванием которого он занимался самолично. Работа в этом саду была для него одним из самых предпочитаемых удовольствий, приличествующих его положению. Элизабет восхищалась самообладанием, с которым Шарлотта говорила о пользе этого занятия, и признавалась, что всячески поощряет его. В саду, проводя их по каждой из дорожек и направляя их на каждом их пересечении, он не давал им возможности и слово вставить, чтобы похвально отозваться о его творении, хотя и справлялся постоянно об их впечатлениях; каждое растение становилось поводом вывалить на гостей такое количество подробностей, что тем становилось не до его красоты. Он мог перечислить участки во всех направлениях и мог в точности сказать, сколько деревьев было на самой удаленной делянке. Но ни один из видов, которыми мог похвастаться его сад или окрестности или даже все королевство, не шел ни в какое сравнение с видом на Розингс, открывавшимся через просвет среди деревьев, окаймляющих парк напротив фасада его дома. Просматривалось же красивое современное здание, удачно расположенное на возвышенности.
Из своего сада мистер Коллинз намерился было провести их по двум своим лугам, но дамы, не будучи экипированы для преодоления остатков утреннего инея, повернули назад; и пока сэр Уильям, не имевший убедительных причин для отказа, сопровождал его, Шарлотта показала сестре и подруге остальную часть дома, вероятно, очень довольная возможностью сделать это без руководства со стороны мужа. Дом оказался хотя и небольшим, но хорошо спланированным и уютным; все было расставлено и устроено с заметной тщательностью и порядком, в чем была безусловная заслуга Шарлотты. В отсутствие мистера Коллинза повсюду царила атмосфера теплого уюта, и, судя по тому, что Шарлотта явно наслаждалась этим, Элизабет полагала, что о хозяине следует почаще забывать.
Она уже знала, что леди Кэтрин все еще находится в поместье. Об этом снова заговорили за ужином, когда присоединившийся к ним мистер Коллинз заметил:
– Кстати, мисс Элизабет, вы будете иметь честь увидеть леди Кэтрин де Бург в следующее воскресенье в церкви, и мне нет нужды выражать уверенность, что вы будете от нее в восторге. Она в высшей степени приветливая и снисходительная леди, и я не сомневаюсь, что вы будете удостоены некоторой части ее внимания, когда служба закончится. Я без колебаний скажу, что она будет упоминать вас и мою сестру Марию в каждом приглашении, которым она почтит нас во время вашего пребывания здесь. Ее манера держать себя с моей дорогой Шарлоттой совершенно очаровательна. Мы ужи