и она соглашалась принять какое-нибудь угощение, то, похоже, делала это только ради того, чтобы убедиться, что порции мяса, приготовленного миссис Коллинз, слишком велики для членов ее семьи.
Элизабет вскоре поняла, что, если эта знатная дама и не была уполномочена поддерживать порядок во всем графстве, то уж в своем приходе она была самым активным судьей, о мельчайших заботах прихожан которого сообщал ей мистер Коллинз. И всякий раз, когда кто-либо из обитателей пытался затеять ссору, выразить недовольство по какому-либо поводу или умудрялся впасть в бедность, она самолично отправлялась в деревню, чтобы уладить их разногласия, разобраться с жалобами и наставить их на путь гармонии и процветания.
Приглашения на ужины в Розингсе случались примерно два раза в неделю, и, учитывая отъезд сэра Уильяма и то, что на вечер теперь раскладывался только один карточный стол, каждое такое времяпрепровождение повторяло предыдущее. Иных развлечений у них было немного, поскольку поддерживать стиль жизни, принятый в этом округе, было пока выше возможностей мистера Коллинза.
Однако это не огорчало Элизабет, и в целом она не видела причин жаловаться на то, как проводила время – полчаса на приятную беседу с Шарлоттой, а поскольку погода стояла необычайно хорошей для этого времени, то она часто с большим удовольствием проводила оставшееся время на свежем воздухе. Ее любимая тропинка, по которой она прогуливалась пока остальные навещали леди Кэтрин, проходила по роще, окаймляющей парк с неогороженной стороны; тропинка эта, похоже, никого кроме нее не привлекала, и она чувствовала себя здесь укрытой от всепроникающего внимания леди Кэтрин.
Так тихо и прошли первые две недели ее визита. Приближалась Пасха, и на предшествовавшей ей неделе в Розингс должны были прибыть гости, что в столь узком кругу обещало стать важным событием. Еще в первые дни своего визита Элизабет узнала, что через несколько недель там ждут мистера Дарси, и хотя среди ее знакомых было не так много людей, которых она так не любила, его приезд пополнил бы общество сравнительно новым человеком, за которым можно было бы понаблюдать во время их собраний в Розингсе. Ее могли позабавить свидетельства того, насколько безнадежны были виды мисс Бингли на него. Все это она надеялась увидеть в его поведении по отношению к кузине, для которой он, по-видимому, был предназначен волей леди Кэтрин. Эта последняя предвкушала его приезд с величайшим удовлетворением, говорила о нем с очевидным восхищением и, казалось, даже рассердилась, обнаружив, что мисс Лукас и Элизабет уже встречались с ним, и не раз.
О его прибытии сразу же стало известно в пасторском доме, ибо мистер Коллинз все утро прогуливался вдоль домиков, выходящих на Хансфорд-лейн, чтобы первым узнать о столь важном событии, и, с почтением поклонившись, когда карета свернула к парку, поспешил домой с намерением поделиться новостью. На следующее утро он направился в Розингс, чтобы еще раз засвидетельствовать свое почтение. Как оказалось, прибыли даже два племянника леди Кэтрин, поскольку мистер Дарси привез с собой полковника Фицуильяма, младшего сына его дяди-лорда, и, к великому удивлению всей компании в Хансфорде, когда мистер Коллинз вернулся, оба джентльмена сопровождали его. Шарлотта увидела из комнаты мужа, как они перешли дорогу и тут же бросилась в гостиную, чтобы сообщить девушкам, какой чести они удостоятся, пояснив:
– Я должна поблагодарить тебя, Элиза, за такое проявление учтивости. Мистер Дарси никогда бы не пришел так скоро, не будь ты здесь.
Элизабет еще не успела возразить, как об их приближении возвестил дверной колокольчик, и вскоре после этого в комнату вошли трое джентльменов. Полковнику Фицуильяму, шедшему впереди, было около тридцати, он не был красив, но весь облик его и манеры выдавали в нем настоящего джентльмена. Мистер Дарси выглядел так же, как и раньше в Хартфордшире: в своей обычной сдержанной манере он высказал приличествующие комплименты миссис Коллинз и, каковы бы ни были его истинные чувства к ее подруге, встретил ее с видимым спокойствием. Элизабет просто сделала ему реверанс, не вымолвив ни слова.
Полковник Фицуильям сразу вступил в разговор с живостью и непринужденностью благовоспитанного человека и говорил очень приятно; а вот его кузен, после того как сказал миссис Коллинз пару слов о доме и саде, некоторое время хранил молчание, ни к кому не обращаясь. Однако, в конце концов, его любезность пробудилась настолько, что он спросил Элизабет о здоровье ее семьи. Она ответила ему так, как это предписывается, и после минутной паузы добавила:
– Моя старшая сестра гостила в столице эти три месяца. Вам не приходилось встречать ее там?
Она прекрасно знала, что он не виделся с ней, но ей хотелось посмотреть, выдаст ли он свою осведомленность о том, как повели себя члены семьи Бингли по отношению к Джейн, и ей показалось, что он слегка смутился, когда ответил, что ему не посчастливилось встретиться с мисс Беннет. Тема не получила дальнейшего развития, и вскоре после этого джентльмены удалились.
Глава 8
Обитатели пасторского дома по достоинству оценили манеры полковника Фицуильяма, и все дамы пришли к заключению, что его присутствие должно значительно увеличить удовольствие от встреч в Розингсе. Однако пришлось ждать несколько дней, прежде чем они получили оттуда приглашение – пока в доме были гости, в них не особенно нуждались, – и только на Пасху, почти через неделю после приезда джентльменов, они были удостоены внимания, и, на выходе из церкви, их просто попросили быть там вечером. За последнюю неделю им очень редко доводилось видеть леди Кэтрин и ее дочь. Полковник Фицуильям за это время не раз посещал пасторский дом, а вот мистера Дарси они встретили только в церкви.
Приглашение, без сомнения, было принято, и в назначенный час они присоединились к компании в гостиной леди Кэтрин. Ее светлость приняла их любезно, но было видно, что они ни в коем случае не были так желанны как еще недавно, когда некем было заполнить карточные столы; и в самом деле, она была почти полностью поглощена общением со своими племянниками, беседуя с ними, особенно с Дарси, гораздо больше, чем с остальными присутствующими в комнате.
Полковник Фицуильям, казалось, был очень рад их видеть – в Розингсе разнообразие, вносимое появлением любых гостей, всегда доставляло ему радость. К тому же ему очень глянулась симпатичная подруга миссис Коллинз. Теперь он подсел к ней и стал увлекательно рассказывать о Кенте и Хартфордшире, о путешествиях и повседневной жизни дома, о новых книгах и музыке, и Элизабет почувствовала, что никогда ей и вполовину не было столь приятно в этой комнате. Их беседа протекала столь оживленно, что привлекла внимание как самой леди Кэтрин, так и мистера Дарси. Его заинтересованный взгляд постоянно обращался к ним так, что и ее светлость через некоторое время разделила его любопытство, которое она, в отличие от него, скрывать не подумала и без стеснения громко спросила:
– О чем ты там рассказываешь, Фицуильям? О чем вы беседуете? Что ты говоришь мисс Беннет? Позволь и мне услышать все это.
– Мы говорим о музыке, мадам, – сказал он, когда уже не мог более уклоняться от ответа.
– О музыке! Тогда, прошу вас, говорите громче. Музыка доставляет мне огромное наслаждение. Разговор не может обойтись без меня, если вы говорите о музыке. Полагаю, в Англии найдется не много людей, которые получали бы такое огромное удовольствие от музыки, как я, или обладали бы более утонченным природным вкусом. Если бы мне когда-либо довелось учиться, я бы стала выдающимся музыкантом. И Энн преуспела бы не меньше, если бы ее здоровье позволило ей брать уроки. Я уверена, что она достигла бы немалых успехов. Как поживает Джорджиана, Дарси?
Мистер Дарси с заметной нежностью отозвался об успехах своей сестры.
– Я очень рада слышать такой прекрасный отзыв о ней, – сказала леди Кэтрин, – и, пожалуйста, передай ей от меня, что она не сможет добиться успеха, если не будет много упражняться.
– Уверяю вас, мадам, – ответил он, – что в таком совете она не нуждается. Она делает это постоянно.
– Тем лучше. Упражнений не бывает слишком много; когда я в следующий раз напишу ей, я попрошу ее ни в коем случае не пренебрегать ими. Мне часто приходится говорить молодым девушкам, что без постоянной практики невозможно достичь совершенства в музыке. Я несколько раз говорила мисс Беннет, что она никогда не будет играть по-настоящему хорошо, если не будет больше упражняться; и хотя у миссис Коллинз нет своего инструмента, мисс Беннет, как я не раз повторяла, может каждый день приходить в Розингс и играть на фортепиано в комнате миссис Дженкинсон. В той части дома она никого не побеспокоит.
Мистер Дарси, казалось, несколько устыдился бестактности своей тети и не стал продолжать разговор.
Когда время, отведенное для кофе, закончилось, полковник Фицуильям напомнил Элизабет об обещании поиграть для него, и ей пришлось направиться прямо к инструменту. Он подвинул ей стул. Леди Кэтрин прослушала половину песни, а затем возобновила, как ни в чем ни бывало, беседу со своим другим племянником, и продолжала говорить до тех пор, пока тот не отошел от нее и, как бы без особой цели, неспешно направился к фортепиано, расположившись при этом так, чтобы иметь возможность видеть лицо прекрасной исполнительницы. Элизабет заметила его маневры и при первой же удобной паузе, обратившись к нему, с лукавой улыбкой сказала:
– Вы хотите привести меня в смущение, мистер Дарси, устроившись там, чтобы послушать мои упражнения? Но меня это не выведет из равновесия, хотя ваша сестра и играет лучше. Во мне живет упрямство, которое никогда не позволяет мне испытывать беспокойство по воле других. Моя решительность только возрастает при каждой попытке вывести меня из равновесия.
– Не стану утверждать, что вы ошибаетесь, – ответил он, – вы ни в коем случае не могли поверить, что я задумал вас смутить. Я же имел удовольствие быть знакомым с вами достаточно долго, чтобы увидеть, как вы сами развлекаетесь время от времени, стараясь именно сбить с толку вашего собеседника, для чего выражаете мнения, которые на самом деле не являются вашими.