Элизабет от души рассмеялась над этим своим образом и сказала полковнику Фицуильяму: – Ваш кузен поможет вам составить очень подходящее представление обо мне и научит вас не верить ни единому моему слову. Видите, как мне не повезло встретить человека, способного разгадать мой истинный характер, причем именно в той части мира, где я надеялась выдать себя за персону, заслуживающую полного доверия. В самом деле, мистер Дарси, с вашей стороны очень неблагородно припоминать мне все, что вы узнали в Хартфордшире, и, позвольте заметить, очень опрометчиво, потому что это провоцирует меня на ответные меры, и наружу могут выйти факты, которые шокируют ваших родственников.
– Я вас не боюсь, – сказал он с улыбкой.
– Умоляю, позвольте мне услышать, в чем вы его обвиняете, – воскликнул полковник Фицуильям. – Хотел бы я узнать, как он ведет себя среди людей незнакомых.
– Что ж, вы это узнаете, но приготовьтесь выслушать нечто ужасное. Вам следует знать, что впервые мы увиделись в Хартфордшире на балу – и как вы думаете, чем он отличился там? Он станцевал всего четыре танца, хотя джентльменов не хватало и, насколько я помню, некоторые молодые леди сидели в безнадежном ожидании партнеров. Мистер Дарси, вы не станете отрицать этот факт.
– В то время я не имел чести знать ни одной дамы в собрании, кроме моих спутниц.
– Вот! И ведь совершенно невозможно заводить знакомства на балу. Итак, полковник Фицуильям, что мне играть дальше? Мои пальцы ждут ваших четких приказов.
– Возможно, – попытался оправдываться Дарси, – мне следовало бы быть более любезным, но это если бы я надеялся быть представленным, сам же я не способен представляться людям незнакомым.
– Как вы думаете, можем ли мы поинтересоваться у вашего кузена, в чем тому причина? – продолжила Элизабет, все еще обращаясь к полковнику Фицуильяму. – Не стоит ли нам задать ему простой вопрос: почему разумный и образованный человек, постоянно бывающий в обществе, не может сам представить себя людям, ему незнакомым?
– Я могу ответить на ваш вопрос, – сказал Фицуильям, – даже не обращаясь к нему. Это потому, что он не хочет приложить ни малейших усилий для того.
– У меня определенно нет того таланта, которым обладают некоторые люди, – сказал Дарси, – легко беседовать с теми, кого я никогда раньше не видел. У меня не получается, как я не раз убеждался, уловить настроение их разговора или проявить интерес к их проблемам.
– Мои пальцы, – возразила Элизабет, – не летают по клавишам этого инструмента так виртуозно, как это получается у многих других дам. Они не обладают такой, как у них подвижностью и быстротой и не извлекают из инструмента столь же прекрасную музыку. Но я всегда считала, что это моя собственная вина, потому что я не утруждала себя упражнениями. И дело вовсе не в том, что я не верю, что мои пальцы так же способны к музицированию, как и пальцы любой другой девушки.
Дарси улыбнулся и согласился:
– Вы совершенно правы. Вы гораздо лучше использовали свое время. Никто из тех, кому было позволено услышать вашу игру, не стал бы высказывать претензии к вашему мастерству. А перед незнакомыми мы оба не выступаем.
В этот момент их прервала леди Кэтрин, которая спросила, о чем это они говорят. Элизабет тут же снова начала играть. Леди Кэтрин подошла и, послушав несколько минут, поделилась с Дарси:
– Мисс Беннет играла бы совсем неплохо, если бы больше упражнялась и могла бы пользоваться советами столичного педагога. У нее неплохо работают пальцы, хотя в выборе репертуара ее вкус не может сравниться с чувством прекрасного, присущим Энн. Энн была бы прекрасной исполнительницей, если бы ее здоровье позволяло ей учиться.
Элизабет взглянула на Дарси, чтобы оценить, насколько сердечно он воспринял похвалу кузине, но ни в эту минуту, ни позже она не смогла увидеть хотя бы малейших проявлений любви; и его поведение по отношении к мисс де Бург, как поняла Элизабет, не принесло бы мисс Бингли никакого утешения, поскольку шанс ее выйти за него замуж был так же ничтожен, как если бы она была его родственницей.
Леди Кэтрин продолжила высказывать общие замечания по поводу исполнения Элизабет, не забывая при этом отдавать ей множество указаний относительно деталей исполнения и особенностей ее вкуса. Элизабет приняла их со всей сдержанностью и даже любезностью и, по просьбе джентльменов, оставалась у инструмента до тех пор, пока карета ее светлости не была подана, чтобы доставить их всех домой.
Глава 9
На следующее утро миссис Коллинз и Мария ушли по делам в деревню, а Элизабет сидела одна и писала письмо Джейн, как вдруг ее заставил вздрогнуть звук колокольчика на двери – верный вестник посетителя. Поскольку звука подъезжающей кареты не было слышно, она подумала, что это, скорее всего, может быть леди Кэтрин, и на всякий случай спрятала свое недописанное письмо, чтобы избежать бесцеремонных вопросов. Дверь распахнулась, и, к ее величайшему удивлению, вошел мистер Дарси – один, без компании.
Он, казалось, тоже был озадачен, застав ее одну, и начал извиняться за свое вторжение, оправдываясь тем, что, по его расчетам, все дамы должны были быть дома.
Она пригласила его сесть и стала расспрашивать о Розингсе, но после нескольких вопросов тема иссякла и возникла неловкая, продолжительная пауза. Было необходимо срочно что-то придумать, и, пытаясь вспомнить, когда она в последний раз видела его в Хартфордшире, она вдруг решила узнать, как он объяснит их поспешный отъезд из Незерфилда:
– Вы так внезапно покинули Незерфилд в ноябре прошлого года, мистер Дарси! Должно быть, для мистера Бингли было приятной неожиданностью узнать, что вы так скоро последовали за ним – если я правильно помню, он ведь уехал накануне. Надеюсь, он и его сестры были здоровы, когда вы уезжали из Лондона?
– Совершенно верно, благодарю вас.
Она поняла, что более пространного ответа не получит, и после небольшой паузы добавила:
– Думаю, я поняла правильно, что мистер Бингли не имеет особого намерения когда-либо снова вернуться в Незерфилд?
– Я никогда не слышал, чтобы он именно так говорил, но вполне вероятно, что в будущем он будет проводить там не слишком много времени. У него много друзей, и он переживает ту часть жизни, когда количество друзей и обязательств постоянно растет.
– Если он не намерен часто бывать в Незерфилде, то для его соседей было бы лучше, если бы он полностью отказался от этого поместья, потому что тогда, возможно, в нем могла бы поселиться семья, более привязанная к нашим местам. Но, быть может, мистер Бингли снял дом не столько для выгоды соседей, сколько для собственного удовольствия, и нам следует ожидать, что он сохранит или покинет его по тем же соображениям.
– Меня не удивит, – ответил Дарси, – если он откажется от поместья, как только появится какое-либо подходящее предложение о покупке.
Элизабет не стала продолжать эту тему. Она опасалась говорить больше о его друге, и, не имея представления, чтобы еще сказать, была полна решимости предоставить ему заботу о продолжении разговора.
Он намек понял и вскоре нашелся: – Этот дом, по-моему, выглядит очень удобным. Леди Кэтрин, я думаю, проявила немалую заботу об этом, когда мистер Коллинз собрался переехать в Хансфорд.
– Я тоже так думаю и уверена, что она не могла бы проявить свою доброту к более благодарному субъекту.
– Мистеру Коллинзу, похоже, очень повезло с выбором жены.
– Да, действительно, его друзья вполне могут быть рады, что он встретил одну из очень немногих разумных женщин, которые спокойно приняли бы его таким, каков он есть, или сделали бы его счастливым, если бы им пришлось выйти за него замуж. Моя подруга все прекрасно понимает, хотя я сама до сих пор не решила, является ли замужество за мистером Коллинзом самым мудрым из ее поступков. Однако выглядит она совершенно счастливой, и с точки зрения житейской это, безусловно, был очень хороший выбор для нее.
– Должно быть, ей очень приятно поселиться так близко к своей семье и друзьям.
– Вы называете это – близко? Почти пятьдесят миль!
– Что такое пятьдесят миль хорошей дороги? Чуть больше полудня пути. Да, я считаю это очень близким расстоянием.
– Мне бы никогда не пришло в голову рассматривать расстояние одним из преимуществ в супружестве, – воскликнула Элизабет. – И я никогда бы не стала утверждать, что миссис Коллинз поселилась рядом со своей семьей.
– Это выдает вашу привязанность к Хартфордширу. Осмелюсь предположить, что все, что находится за пределами Лонгборна, покажется вам неблизким.
Сказано это было с улыбкой, смысл которой, как показалось Элизабет, она поняла: он, должно быть, полагает, что она имеет в виду Джейн и Незерфилд, и, покраснев, ответила:
– Я вовсе не хочу сказать, что женщине нельзя селиться слишком близко к своей семье. Далеко и близко понятия относительные и зависят от множества различных обстоятельств. Если состояние позволяет считать расходы на путешествие необременительными, расстояние не оборачивается недостатком. Но здесь ведь не так. Мистер и миссис Коллинз имеют приличный доход, но не настолько, чтобы совершать частые поездки, и я убеждена, что моя подруга не стала бы считать себя живущей близко к своей семье, если бы их разделяла даже половина нынешнего расстояния.
Мистер Дарси немного подвинул к ней свой стул и изменившимся голосом сказал:
– Но вы не имеете права на сильную привязанность к родным местам. Вы не сможете всегда оставаться в Лонгборне.
Элизабет выглядела удивленной. Джентльмен явно испытал некоторую перемену в чувствах, однако он отодвинул стул, взял со стола газету и, взглянув на нее, сказал уже более спокойным голосом:
– Вам понравился Кент?
Завязался короткий обмен мнениями о привлекательности разных мест, с обеих сторон спокойный и достаточно лаконичный, и вскоре он был прерван появлением Шарлотты и ее сестры, вернувшихся с прогулки. Встреча тет-а-тет их удивила. Мистер Дарси рассказал об ошибке, из-за которой он вторгся в занятия мисс Беннет, и, пробыв еще несколько минут он ушел, так и не вступив в разговор с хозяйкой.