Получив это письмо, мадам, не тревожьтесь из-за того, что оно может содержать повторение выражений чувств или напоминание о предложении, которые вчера вечером показались вам столь неприятными. Я пишу без всякого намерения вновь причинить вам боль или вновь самому испытать унижение, возвращаясь к надеждам, которые, как бы мы того не желали, не смогут так быстро развеяться. Душевных мук, которых потребовало обдумывание и написание, а также прочтение этого письма, можно было бы избежать, если бы мой характер не требовал, чтобы оно было мной написано и вами прочитано. Поэтому вы должны отнестись снисходительно к манере, в которой я настаиваю на вашем внимании; ваши чувства, я понимаю, будут противиться этому, но я проявляю упорство ради восстановления объективности ваших суждений.
Прошлым вечером вы обвинили меня в двух недостойных деяниях совершенно разного характера и, ни в коем случае, не равной тяжести. Первым было упомянуто то, что, я пренебрег чувствами влюбленных и разлучил мистера Бингли и вашу сестру, а вторым – что я, вопреки законным претензиям, вопреки требованиям чести и соображениям человечности, лишил мистера Уикхема достойного существования в настоящем и разрушил перспективы такого в будущем. Своенравно и безответственно отвернуться от человека, рядом с которым прошла моя юность, признанного любимца моего отца, молодого человека, который не располагал практически ничем, кроме покровительства моей семьи, и который был воспитан в уверенности на его продолжение, все это было бы настолько безнравственным, что не шло бы ни в какое сравнение с разлукой двух молодых людей, чья привязанность длилась всего нескольких недель. Но от суровых обвинений, которые были так решительно предъявлены мне вчера вечером, беспристрастно принимая во внимание реальные обстоятельства, я надеюсь быть избавлен в будущем, когда будет прочитано следующее описание моих действий и их мотивов. Если при таком объяснении, отражающем, конечно же, мою точку зрения, я вынужден сообщить о чувствах, которые могут оказаться оскорбительными для вас, я могу только высказать мои глубочайшие сожаления. Необходимость внесения ясности требует прямоты, и дальнейшие извинения становятся нелепыми.
Вскоре после появления в Хартфордшире я, как и многие другие, увидел, что Бингли явно отдает предпочтение вашей старшей сестре, уделяя гораздо меньше внимания другим молодым женщинам. Но только в вечер бала в Незерфилде возникло опасение, что он испытывает действительно серьезную привязанность. Я часто наблюдал и раньше его увлечения. Но на том балу, когда я имел честь танцевать с вами, благодаря случайно сказанным словам сэра Уильяма Лукаса, я впервые узнал, что внимание Бингли к вашей сестре породило всеобщее ожидание их брака. Он говорил об этом как о решенном деле, для завершения которого осталось только назначить дату венчания. С этого момента я стал внимательно присматриваться к поведению моего друга, и смог убедиться, что его пристрастие к мисс Беннет превосходило все, что мне когда-либо пришлось видеть. Я наблюдал также и за вашей сестрой. Ее облик и манеры, как всегда, были бесхитростными, живыми и полными обаяния, но без проявления каких-либо признаков особой склонности, и после целого вечера внимательного наблюдения я остался в убеждении, что, хотя она с удовольствием принимала внимание моего друга, но не отвечала на него каким-либо образом, выказывающим ее особую симпатию к нему. Если вы считаете мое наблюдение неверным, значит, я совершил ошибку. Вы лучше знаете свою сестру, что делает более вероятным мое заблуждение. Если это действительно так, если я заблуждался и причинил ей боль, то ваше негодование не было безосновательным. Но я без колебаний продолжу утверждать, что отстраненность, выражаемая лицом и всем обликом вашей сестры была такова, что самый проницательный наблюдатель не мог бы поверить в то, что, каким бы дружелюбным ни был ее характер, ее сердце было затронуто хотя бы в малейшей степени. То, что мне хотелось верить в ее безразличие, это несомненно, но я осмелюсь утверждать, что мои надежды или опасения, как правило, не влияют на мои выводы и решения.
Я поверил, что она равнодушна к нему, не потому что мне этого просто хотелось, я верил в это по беспристрастному убеждению, настолько искренне, насколько этого требовал мой разум. Мои возражения против его брака были не теми, для преодоления которых, как я вчера вечером признался вам, в моем случае потребовалась величайшая сила страсти – неравенство положений не могло быть таким пагубным для моего друга, как для меня. Но были и другие причины неприятия, причины, которые никуда не исчезли, и продолжают существовать в равной степени в обоих случаях, но о них сам я старался забыть, потому что они пока не затронули меня.
Об этих причинах необходимо упомянуть хотя бы кратко. Низкое положение в обществе семьи вашей матери, хотя и вызывало возражения, не выглядело столь шокирующим, как демонстрируемое ею полное отсутствие такта, в не меньшей степени проявляемое тремя вашими младшими сестрами, а иногда даже вашим отцом. Прошу вашего прощения, мне больно так огорчать вас.
Но несмотря на огорчения, вызванные промахами ваших ближайших родственников, и ваше неудовольствие от такого их описания, вас должна утешить мысль о том, что ваше с сестрой умение вести себя так, чтобы избежать малейшей доли высказанных порицаний, достойно общего признания и делает честь здравому смыслу и характеру, присущих вам и вашей старшей сестре. Добавлю только, что, произошедшее в тот вечер окончательно определило мое мнение обо всех участниках событий и усилило побуждение, зародившиеся ранее, уберечь моего друга от увлечения, которое я считал крайне неудачным. На следующий день он уехал из Незерфилда в Лондон, как вы, я уверен, помните, с намерением вскоре вернуться.
Теперь предстоит раскрыть мою роль в последующих событиях. Беспокойство его сестер не уступало моему, совпадение наших чувств выяснилось сразу, и, одинаково понимая, что нельзя терять времени, спасая их брата, мы решили безотлагательно присоединиться к нему в Лондоне. Поэтому мы и уехали, а там я взял на себя труд указать моему другу на несомненную пагубность его выбора. Я убедительно описал причины и настаивал на серьезности положения. Но какие бы сомнения не сдерживали его решимость, я не думаю, что они в конечном итоге помешали бы браку, если бы не были подкреплены доказательствами безразличия вашей сестры, которые я не преминул выложить. Раньше он верил, что она ответит на его любовь искренним, если не равным влечением. Но Бингли присуща большая врожденная неуверенность, и он сильнее поддается моему суждению, чем прислушивается к своему собственному. Убедить его, следовательно, в том, что он обманулся, было не очень трудным делом. Уговорить его не возвращаться в Хартфордшир, когда ситуация сделалась очевидной, не заняло много времени. Я не могу винить себя за то, что зашел так далеко ради блага друга. Во всей этой истории есть только один поступок, который не дает мне покоя. Дело в том, что я унизил свое достоинство настолько, что прибег к мерам малопочтенным и скрыл от него присутствие вашей сестры в столице. О ее приезде знал я сам, и о нем было известно мисс Бингли, но ее брат не знает об этом и поныне. Возможно, они могли встретиться и без нежелательных последствий, но его влечение не показалось мне угасшим в степени достаточной, чтобы он мог встретиться с ней без какой-либо угрозы для наших планов. Возможно, такое утаивание, этот обман были ниже моего достоинства, однако это было сделано, и делалось во благо. По этому поводу мне больше нечего сказать, извиняться более не за что. Если я и причинил боль вашей сестре, то сделал это непреднамеренно, и хотя мотивы, которыми я руководствовался, могут вам показаться совершенно неубедительными, я еще не осознал до конца необходимости их осуждать.
Что касается другого, более тяжелого обвинения в нанесении вреда мистеру Уикхему, я могу опровергнуть его, только изложив вам историю его отношений с моей семьей. В чем именно он меня обвинял, мне неизвестно, но об истинности того, что расскажу я, могут свидетельствовать многие люди, чья добросовестность никогда не подвергалась сомнению.
Мистер Уикхем – сын весьма почтенного человека, который в течение многих лет управлял всеми делами поместья Пемберли и чье безукоризненное отношение к исполнению своих обязанностей естественным образом побудило моего отца отблагодарить его. Поэтому Джорджу Уикхему, который был его крестником, оказывалась постоянная поддержка. Мой отец оплатил его обучение в школе, а затем и в Кембридже – это была помощь, о которой он и мечтать не мог, поскольку его собственный отец, всегда испытывавший недостаток средств из-за расточительности жены, не смог бы дать ему образование, доступное лишь состоятельным джентльменам. Моему отцу не только нравилось общество этого молодого человека, манеры которого всегда были привлекательными, он также был самого высокого мнения о его добродетелях и, рассчитывая, что церковь станет его профессией, намеревался обеспечить его подходящим местом. Что касается меня, то уже много-много лет назад я начал воспринимать его совсем по-другому. Порочные наклонности, беспринципность, которую он тщательно скрывал от своего старшего друга, не могли ускользнуть от внимания молодого человека почти того же возраста, что и он сам, и имевшего возможность видеть его в минуты, когда тот не заботился о производимом впечатлении. Мистер Дарси, естественно, был лишен такой возможности. И здесь я вынужден снова причинить вам боль – только вы можешь знать, насколько сильную. Но какие бы чувства ни вызывал мистер Уикхем, подозрения в их происхождении не помешают мне раскрыть его истинный характер – это только добавит еще один мотив.
Мой уважаемый всеми отец умер около пяти лет назад. Его доброе отношение к мистеру Уикхему было до последнего момента настолько несомненным, что в своем завещании он особо рекомендовал мне, чтобы я способствовал наилучшим образом его продвижению, насколько это позволит профессия, выбранная им, и если он решит следовать по духовной стезе, то желал, чтобы один из приходов, как только он станет свободным, был дарован ему. К тому же в наследство ему была назначена тысяча фунтов. Его собственный отец не надолго пережил моего, и через полгода после этих печальн