– Ну, Лиззи, – обратилась однажды к дочери миссис Беннет, – каково теперь твое мнение об этой печали Джейн? Я, со своей стороны, полна решимости никогда больше ни с кем это не обсуждать. На днях я решительно заявила об этом своей сестре Филлипс. Но я не могу узнать, встречала ли Джейн его в Лондоне. Что поделать, он оказался очень недостойным молодым человеком, и я не думаю, что у нее теперь есть хоть малейший шанс заполучить его. О том, что он снова приедет летом в Незерфилд, речи не идет – я расспросила всех, кто мог бы быть в курсе.
– Я не верю, что он когда-нибудь будет жить в Незерфилде.
– Ну что ж! Это его выбор. Никто не хочет, чтобы он вернулся. Я всегда буду говорить, что он крайне плохо обошелся с моей дочерью, и будь я на ее месте, я бы не никогда не простила такой обиды. Однако, меня несколько утешает то, что когда Джейн сведет в могилу ее разбитое сердце, он горько пожалеет о том, что натворил.
Но поскольку подобные ожидания не могли утешить Элизабет, она ничего не ответила.
– Что ж, Лиззи, – продолжила вскоре после этого ее мать, – у Коллинзов все в порядке, не так ли? Ну-ну, я только надеюсь, что это продлится хоть сколько-нибудь. И что у них подают на стол? Шарлотта, осмелюсь предположить, отличная хозяйка. Если она хотя бы вполовину так оборотиста, как ее мать, она откладывает достаточно. Осмелюсь предположить, что в ее ведении дома нет ничего, что стоило бы отметить.
– Действительно, совсем ничего.
– От этого зависит многое в хозяйстве. Да-да, придется все время следить за тем, чтобы не потратить больше, чем получаешь. Все время думать о деньгах. Могу вообразить, как много им это принесет! И поэтому, я полагаю, они часто говорят о том, как хорошо станет, когда они завладеют Лонгборном после смерти твоего отца. Осмелюсь утверждать, что как бы нескоро такое ни случилось, они уже считают его своим.
– Этой темы они не касались при мне.
– Еще бы! Было бы странно, если бы они это делали, но я не сомневаюсь, что они часто говорят об этом между собой. Что ж, если их не замучит совесть из-за имущества, которое не принадлежит им по справедливости, тем лучше. Сама бы я постыдилась владеть тем, что дано мне столь немилосердным законом.
Глава 18
Так прошла первая неделя после их возвращения. Началась вторая. Шли последние дни пребывания полка в Меритоне, и все молодые леди в округе сникли духом. Уныние было всеобщим. Лишь старшие мисс Беннет сохранили способность есть, пить, спать и заниматься своими обычными делами. Китти и Лидия постоянно упрекали их в бесчувствии, а их собственное несчастье было столь безмерно, что они никак не могли понять отсутствие сочувствия со стороны некоторых членов семьи.
– Боже мой! Что с нами будет? Что мы будем делать? – то и дело восклицали они обе в порывах горя. – Как ты вообще можешь улыбаться, Лиззи?
Заботливая мать полностью разделяла их горе – она не могла забыть, что ей самой пришлось пережить в подобном случае двадцать пять лет тому назад.
– Уверена, – вспоминала она, – что я плакала два дня подряд, когда ушел полк полковника Миллера. Я думала, что сердце мое разбито навсегда.
– Нет сомнений, мое тоже будет разбито, – поделилась Лидия.
– Ах! Если бы можно было поехать в Брайтон! – мечтательно заметила миссис Беннет.
– О да! Если бы можно было поехать в Брайтон! Но папа такой непреклонный.
– Небольшое морское купание зарядило бы меня навсегда.
– Тетушка Филлипс уверена, что и мне это принесет пользу, – добавила Китти.
И такие стенания в Лонгборн-хаус не прекращались. Элизабет пыталась как-то отвлечься, но все подавляло чувство стыда. Она вновь осознала всю справедливость нареканий мистера Дарси, и как никогда склонялась к тому, чтобы простить ему вмешательство в судьбу своего друга.
Но мрачные перспективы Лидии вскоре прояснились, ибо она получила приглашение от миссис Форстер, жены полковника, сопровождать ее в Брайтон. Эта столь драгоценная подруга была довольно молодой женщиной, только недавно вышедшей замуж. Сходство в беззаботном характере и не оставляющем их хорошем расположении духа сблизило ее и Лидию, и из трех месяцев их знакомства два месяца они были неразлучны.
Восторг Лидии по этому поводу, ее обожание миссис Форстер, радость миссис Беннет и огорчение Китти, все это не поддается описанию. Совершенно не щадя чувств сестры, Лидия носилась по дому в лихорадочном восторге, напрашиваясь на поздравления, смеясь и болтая без остановки с еще большим возбуждением, чем прежде, в то время как незадачливая Китти все время сидела в гостиной, жалуясь на свою судьбу в выражениях столь же бессмысленных, сколь и раздражающих.
– Я не понимаю, почему миссис Форстер не может пригласить не только Лидию, но и меня? – вопрошала она. – Пусть я и не близкая ее подруга, но я имею такое же право получить приглашение, как и она, и даже большее, потому что я на два года старше.
Тщетно пыталась Элизабет напоминать ей о здравом смысле, а Джейн – уговорить ее отказаться от мысли поехать с Лидией. Что же касается самой Элизабет, то это приглашение вызвало в ней чувства столь далекие от тех, что испытывали мать и Лидия, что она даже сочла его смертельно опасным для последней в силу полного отсутствия у нее здравого смысла; и каким бы неблагородным ни выглядел такой шаг, если бы о нем стало известно, она не могла не попытаться подтолкнуть отца отказаться отпустить младшую дочь. Она говорила о постоянном непристойном поведения Лидии, о той малой пользе, которую она могла извлечь из дружбы с женщиной, подобной миссис Форстер, и о большой вероятности того, что она будет еще более неосмотрительна, оказавшись в такой компании в Брайтоне, где искушения будут много сильнее, чем дома. Он выслушал ее внимательно, а затем сказал:
– Лидия не успокоится, пока не проявит себя так или иначе на публике, и, если она это сделает здесь, причиненный вред и неудобства нашей семье будут неизмеримо выше, чем вдали от дома.
– Если бы вы знали, – возразила Элизабет, – о том неисправимом вреде для всех нас, который может причинить внимание общества к неосторожному, неосмотрительному поведению Лидии – более того, который уже ею нанесен, я уверена, вы бы рассудили по-другому.
– Уже нанесен? – повторил мистер Беннет. – Что, она отпугнула некоторых твоих поклонников? Бедная маленькая Лиззи! Но не унывай. О таких слишком разборчивых молодых джентльменах, которые не могут поддерживать отношений с некоторой долей нелепости, не стоит и сожалеть. Не стесняйся, назови мне тех жалких людей, которые из-за глупости Лидии уклонились от общения.
– Вы глубоко заблуждаетесь. Мне пока не нанесли ран, из-за которых стоило бы страдать. Это не какие-то отдельные ошибки, а общие пороки поведения, которые заставляют меня испытывать глубокое сожаление. Наша репутация, наше положение в обществе страдают от необузданности, самоуверенности и презрения к условностям, которые присущи характеру Лидии. Извините, но я должна сказать прямо. Если вы, мой дорогой отец, не дадите себе труда обуздать ее буйную природу и втолковать ей, что нынешние легкомысленные занятия не должны стать смыслом всей ее жизни, исправить это вскорости станет невозможно. Ее характер будет сформирован, и в шестнадцать лет она превратится в самую неисправимую кокетку из тех, что когда-либо выставляли себя и свою семью на посмешище, демонстрируя кокетство в самой худшей и презренной форме – без всякого влечения, поощряемое только молодостью и внешней привлекательностью человека; и из-за невежества и пустоты ее ума она совершенно неспособна ощутить хоть малую часть того всеобщего презрения, которое возбудит ее погоня за преклонением. И такая же опасность грозит Китти. Она слепо последует за Лидией, куда бы та ни повела ее. Тщеславная, невежественная, праздная и совершенно неконтролируемая! Ах! Дорогой отец мой, можете ли вы вообразить, что их не будут порицать и презирать, где бы они ни появлялись, и что их позор не скажется на репутации их сестер?
Мистер Беннет понял, что она всем сердцем переживает из-за этой проблемы, и, ласково взяв ее за руку, сказал в ответ:
– Не беспокойся, любовь моя. Все, кто вас с Джейн знают, должны уважать вас и ценить, и твои достоинства не станут меньшими, если у тебя окажется пара – или, признаемся, трое – очень глупых сестер. Нам не будет покоя в Лонгборне, если Лидия не уедет в Брайтон. Стало быть, пусть едет. Полковник Форстер – разумный человек, и он убережет ее от любой настоящей глупости; и, к счастью, она слишком бедна, чтобы стать добычей какого-нибудь охотника за приданым. В Брайтоне она не сможет вызвать больший интерес, чем даже обычная кокетка здесь. Офицеры найдут женщин более достойных своего внимания. Поэтому будем надеяться, что ее пребывание там может продемонстрировать ей ее собственную ничтожность. В любом случае, мы не можем запереть ее дома на всю оставшуюся жизнь.
Элизабет пришлось удовлетвориться таким ответом, но ее собственное мнение не изменилось, и ответ этот оставил ее разочарованной и огорченной. Однако не в ее характере было усиливать разочарования, зацикливаясь на них. Она была уверена, что сделала все, что могла, а переживать из-за неизбежных неприятностей или усугублять их беспокойством было не в ее характере.
Если бы Лидия и мать узнали о ее разговоре с отцом, негодованию не нашлось бы достойного выражения, несмотря на всю их болтливость. В воображении Лидии поездка в Брайтон открывала все мыслимые перспективы земного счастья. Изощренная фантазия рисовала ей улицы этого развеселого морского курорта, заполненные офицерами. Она уже видела себя объектом поклонения десятков и десятков из них, пусть еще и незнакомых. Ей виделось все великолепие лагеря: палатки, развернутые в прекрасные строгие линии, толпы молодых и веселых людей, облаченных в ослепительные алые мундиры; и, в довершение всего, она видела себя, восседающей под балдахином и беспечно флиртующей по меньшей мере с шестью офицерами одновременно.