– Не поддавайтесь бесполезной тревоге. Хотя готовиться к худшему и было бы правильно, – добавил он, – нет оснований считать это неизбежным. Не прошло еще и недели, как они покинули Брайтон. Через несколько дней мы можем получить о них кое-какие новости, и пока мы не узнаем наверняка, что они не поженились и не собираются вступать в брак, не будем считать дело проигранным. Как только я вернусь в Лондон, я пойду к брату и уговорю его переехать к нам домой на Грейсчерч-стрит, и тогда мы сможем обстоятельно все обсудить и решить, что следует сделать.
– Ах! Дорогой мой брат, – отвечала миссис Беннет, – это именно то, чего я больше всего желала. Как только доберешься до города, найди их, где бы они ни были, а если они еще не женаты, заставь их обвенчаться. Кстати, о свадебных нарядах, не позволяй им медлить из-за них, скажи Лидии, что у нее будет достаточно денег, чтобы купить все, что захочет, после того как они поженятся. И, прежде всего, не позволяй мистеру Беннету лезть на рожон. Втолкуй ему, в каком я ужасном состоянии. Объясни, что я схожу с ума, и у меня такие судороги, такой озноб по всему телу, такие колики в боку и головные боли и такое сердцебиение, что я не могу расслабиться ни ночью, ни днем. И скажи моей дорогой Лидии, чтобы она не заказывала ничего из одежды, пока не увидит меня, потому что она не знает, в каких магазинах это лучше сделать. Ах, брат, какой ты добрый! Я знаю, ты справишься со всем этим.
Но мистер Гардинер, хотя он еще раз заверил ее в своей готовности сделать все возможное, не мог не порекомендовать ей умеренность как в ее надеждах, так и в ее страхах. Успокаивая ее и пытаясь внушить ей хоть малую толику реализма скоротали время до того, как был накрыт обед, а затем предоставили ей возможность изливать все свои чувства экономке, присматривавшей за ней в отсутствие ее дочерей.
Хотя брат и сестра были убеждены, что нет никакой реальной причины для такой ее изоляции от остальных обитателей дома, они не стали противиться, так как знали, что у нее не хватило бы благоразумия, пока они будут находиться за столом, придержать язык в присутствии слуг, и решили, что лучше, чтобы лишь одна из них, та, кому они больше всего доверяли, выслушивала все ее опасения и беспокойства по этому поводу.
В столовой к ним вскоре присоединились Мэри и Китти, у которых было слишком много занятий в своих спальнях, чтобы появиться раньше. Одной пришлось оторваться от своих книг, а другой – от своих нарядов. Лица обоих, однако, не выражали особенного беспокойства, и ни в одной, ни в другой не было видно никаких перемен, за исключением того, что исчезновение любимой сестры или гнев, который та навлекла на себя своим поступком, придали речам Китти больше раздражительности, чем обычно. Что касается Мэри, то она была достаточно разумной, чтобы шепнуть Элизабет с выражением серьезной задумчивости на лице вскоре после того, как они сели за стол:
– Это крайне неудачное событие, и о нем, вероятно, будут много говорить. Но мы должны остановить поток недовольства и излить в израненные сердца друг друга бальзам сестринского утешения.
Затем, заметив, что Элизабет не горит желанием обсуждать вопрос, она добавила:
– Каким бы несчастливым ни было это событие для Лидии, мы можем извлечь из него полезный урок: утрата женщиной добродетели необратима, всего лишь один неверный шаг ввергает ее в бездну, ее репутация тем более хрупка, когда она безупречна, и что ее осмотрительность в поведении по отношению к другому полу не может быть чрезмерной.
Элизабет в изумлении взглянула на нее, но была слишком подавлена, чтобы ответить. Мэри, однако, продолжала облегчать общее горе подобными моральными уроками из совместного противостояния ими злу.
Днем две старшие мисс Беннет наконец смогли побыть хотя бы полчаса одни. Элизабет сразу же воспользовалась возможностью задать множество вопросов, на которые Джейн с таким же нетерпением стремилась ответить. Выслушав общие соображения по поводу ужасных последствий этого события, которые и Элизабет считала почти неизбежными, а старшая мисс Беннет не находила оснований утверждать, что они совершенно невозможны, она продолжила тему, сказав: – Но расскажи мне теперь все, о чем я еще не слышала. Какие-нибудь дополнительные подробности. Что сказал полковник Форстер? Неужели их ничего не настораживало до побега? Должно быть, они часто видели их вместе.
– Полковник Форстер признался, что временами подозревал о некоторой особой привязанности, особенно со стороны Лидии, но ни о чем таком, что могло бы его встревожить. Мне так жаль его! Его поведение было предельно заботливым и добрым. Он приехал к нам, чтобы заверить нас в своей обеспокоенности, еще до того, как у него возникло подозрение, что они направились не в Шотландию, что и ускорило его поиск.
– А был ли Денни уверен, что Уикхем не намерен жениться? Знал ли он об их намерении сбежать? Встретился ли полковник Форстер с самим Денни?
– Да, но при этом Денни отрицал, что знал что-либо об их планах, и не высказал своего определенного мнения по этому поводу. Он не настаивал на своем мнении об отсутствии матримониальных намерений – и поэтому, я склоняюсь к надежде, что его поначалу могли неправильно понять.
– И пока не приехал сам полковник Форстер, никто из вас, я полагаю, не сомневался, что они действительно уехали, чтобы пожениться?
– Как могло бы случиться, что иная мысль пришла нам в голову? Я чувствовала какую-то тревогу, немного опасалась за счастье своей сестры в браке с таким человеком, потому что знала, что его поведение не всегда было вполне благородным. Наши отец и мать ничего ведь о нем не знали, они только чувствовали, насколько непредсказуемой получится эта пара. Затем Китти с вполне естественным выражением превосходства призналась, что знала больше, чем все мы, что в последнем письме Лидия намеками подготовила ее к такому своему шагу. Похоже, она уже несколько недель была в курсе, что у них роман.
– Но не раньше, чем они оказались в Брайтоне?
– Нет, думаю, что нет.
– А полковник Форстер, был ли он раньше хорошего мнения о самом Уикхеме? Знает ли он его истинный характер?
– Должна признаться, что он отзывался об Уикхеме уже не так хорошо, как раньше. Он считал его безрассудным и расточительным. А поскольку произошло это печальное событие, пошли слухи, что он оставил Меритон, задолжав многим, но я надеюсь, что это может быть наговором.
– О, Джейн, если бы мы не делали из этого секрета, если бы мы рассказали все, что знаем о нем, этого не могло бы случиться!
– Возможно, так было бы лучше, – согласилась Джейн. – Но разоблачать старые грехи любого человека, не представляя, каков он ныне, казалось неоправданным. Мы действовали из самых лучших побуждений.
– Полковник Форстер сообщил содержание записки, что написала Лидия его жене?
– Он захватил ее с собой, чтобы мы могли прочитать сами.
Джейн извлекла записку из книги, которую держала в руках, и отдала Элизабет. В ней Лидия написала:
Моя дорогая Гарриет,
Вы будете смеяться, когда узнаете, куда я пропала, а я не могу удержаться от смеха над вашим удивлением завтра утром, как только меня хватятся. Я еду в Гретна-Грин, и если вы не догадаетесь, с кем, я буду считать вас слишком простодушной, потому что во всем мире есть единственный человек, которого я люблю, и он ангел. Я никогда не буду счастлива без него, так что не думайте ничего плохого о моем решении. Вам не нужно сообщать моим родным в Лонгборн о моем отъезде, если вам это кажется неудобным, потому что новость сделает их удивление еще большим, когда я сама напишу им и подпишусь – Лидия Уикхем. Как это будет забавно! Смех мешает мне писать. Пожалуйста, извинитесь перед Праттом за то, что я не сдержала свое обещание и не танцевала с ним нынешним вечером. Скажите ему, что я надеюсь, что он извинит меня, когда узнает причину; и скажите ему, что я с большим удовольствием буду танцевать с ним на следующем балу, когда мы снова встретимся. Я пришлю за своими вещами, когда доберусь до Лонгборна, но мне бы хотелось, чтобы вы велели Салли зашить большую прореху в моем муслиновом платье, прежде чем упаковать его. До свидания. Передайте мою благодарность полковнику Форстеру. Надеюсь, вы выпьете за наше удачное путешествие.
Любящая вас подруга,
Лидия Беннет.
– Бездумная, глупая Лидия! – воскликнула Элизабет, когда закончила читать. – И это письмо, написанное в столь серьезный момент! Но, по крайней мере, оно показывает, что Лидия серьезно относилась к их последующему браку. К чему бы он ни склонял ее, с ее стороны это не было позорящим ее замыслом. Бедный отец! Как он пережил все это!
– Я никогда не видела его настолько потрясенным. Целых десять минут он не мог вымолвить ни слова. Матушка сразу слегла, и в доме началась полная неразбериха!
– Ах, Джейн! – воскликнула Элизабет. – Остался ли к концу дня хоть один слуга, который не узнал всей истории?
– Даже не знаю. Я надеюсь, что не все в курсе. Но быть рассудительными в такое время очень сложно. Матушка была в истерике, и хотя я старалась оказать ей всю возможную помощь, боюсь, я не смогла сделать этого! Но ужас от того, чем все может закончиться, почти лишил меня воли.
– Твое пребывание при ней было слишком тяжелым испытанием. Ты выглядишь не очень хорошо. О, если бы я была с тобой! Все заботы и тревоги ты взвалила на свои плечи.
– Мэри и Китти были очень добры и, я уверена, оказали бы любую помощь, но я не сочла правильным делить с ними заботы. Китти такая хрупкая и чувствительная, а Мэри так много времени уделяет учебе, что не следует лишать ее немногих часов отдыха. Тетушка Филлипс приехала в Лонгборн во вторник, после того как отец уже уехал, и была так добра, что оставалась со мной до четверга. Она оказала нам всем большую пользу и утешила нас. И леди Лукас была очень добра. Она приходила в среду утром, выразила нам соболезнования, и предложила свои услуги или услуги любой из своих