– Сегодня утром я получил письмо, которое меня чрезвычайно удивило. Поскольку оно касается главным образом тебя, ты должна знать, о чем в нем сообщается. Я не подозревал раньше, что у меня, оказывается, две дочери вскоре должны выйти замуж. Позволь мне поздравить тебя с очень важной победой.
Щеки Элизабет мгновенно залились краской, ибо она тут же вообразила, что это письмо от племянника, а не от тети, и она не понимала, радоваться ли ей больше тому, что он в конце концов решился объясниться, или считать себя оскорбленной тем, что его письмо было адресовано не ей самой, но отец продолжил:
– Я вижу, ты понимаешь, о чем я говорю. Молодые леди обладают удивительной проницательностью в таких вопросах, но я думаю, что смогу бросить вызов даже твоей проницательности, раскрыв имя твоего почитателя. Это письмо от мистера Коллинза.
– От мистера Коллинза! И что он может сообщить?
– Что-то непосредственно относящееся к делу, конечно. Он начинает с поздравлений по поводу приближающейся свадьбы моей старшей дочери, о которой, кажется, ему поведал кто-то из беззлобных сплетников Лукасов. Я не буду испытывать твое терпение, зачитывая все, что он пишет по этому поводу. Что касается непосредственно тебя, то вот оно:
Выразив вам таким образом искренние поздравления от миссис Коллинз и меня самого по поводу этого счастливого события, позвольте мне также вкратце намекнуть на еще одну новость, о которой мы были извещены тем же корреспондентом.
Ваша дочь Элизабет, как предполагается, недолго будет носить фамилию Беннет, после того как ее старшая сестра утратит ее, а избранный ею спутник жизни может по праву считаться одной из самых выдающихся личностей в этих краях.
– Можешь ли ты догадаться, Лиззи, кто здесь имеется в виду?
Этот молодой джентльмен с благословения всевышнего одарен всем, чего только может желать сердце смертного: обширными владениями, знатным родством и покровительством сильных мира сего. Однако, несмотря на все эти представшие искушения, позвольте мне предупредить мою кузину Элизабет и вас самого о том, какие бедствия вы можете навлечь на себя, если поспешите принять предложение этого джентльмена, которым вы, конечно, будете склонны немедленно воспользоваться.
– Ты еще не догадываешься, Лиззи, кто этот джентльмен? Но теперь все выясняется:
Мотив моего предостережения заключается в следующем. У нас есть основания полагать, что его тетя, леди Кэтрин де Бург, не смотрит на этот брак с одобрением.
– Мистер Дарси, оказывается, и есть этот мужчина! Теперь, Лиззи, я думаю, я удивил тебя. Мог ли наш кузен или Лукасы остановить свой выбор на каком-либо мужчине из круга наших знакомых, чье имя более убедительно опровергло бы то, что они рассказывали? Мистер Дарси, который никогда не смотрит ни на одну женщину, с иной целью, кроме как обнаружить в ней изъян, и который, вероятно, никогда в жизни не обращал внимания на тебя! Это достойно восхищения!
Элизабет попыталась хоть как-то поддержать шутливое настроение отца, но смогла лишь выдавить из себя неискреннюю улыбку. Никогда еще его остроумие не было направлено на столь болезненный для нее предмет.
– Ты еще слушаешь меня?
– О, да! Пожалуйста, читайте дальше.
Услышав от меня вчера вечером о вероятности этого брака, ее светлость немедленно, с обычной, впрочем, своей деликатностью, выразила то, что она чувствовала по этому поводу, тогда и стало очевидным, что из-за некоторых обстоятельств, связанных с семьей моей кузины, она никогда не даст своего согласия на то, что она назвала столь постыдным браком. Я счел своим долгом как можно скорее сообщить об этом моей любезной кузине, чтобы она и ее благородный поклонник могли правильно оценить свои намерения, и не вступать поспешно в брак, который не получил должного благословения.
Мистер Коллинз, кроме того, добавляет:
Я искренне рад, что печальное дело моей кузины Лидии завершилось к всеобщему удовлетворению, и меня беспокоит только то, что их совместное проживание до свадьбы получило достаточно широкую огласку. Однако я не должен пренебрегать своим долгом пастыря или воздержаться от выражения своего изумления, узнав, что вы приняли молодую пару в своем доме, как только они поженились. Это было явным поощрением порока, и если бы я был ректором Лонгборна, я бы очень решительно воспротивился вашему решению. Вы, как христианин, конечно, должны оказать снисхождение и простить их, но никогда не допускать их в отчий дом или позволять, чтобы их имена упоминались в вашем присутствии.
– Вот каково его представление о христианском всепрощении! Остальная часть его письма посвящена только интересному положению его дорогой Шарлотты и их ожиданию первенца. Но, Лиззи, ты выглядишь так, будто тебе это не понравилось. Я надеюсь, ты не собираешься начать жеманничать и притворяться, что тебя оскорбляет пустая болтовня. Для чего мы живем, как не для того, чтобы вносить оживление в скучную жизнь наших соседей и, в свою очередь, потешаться над ними?
– Ах! – воскликнула Элизабет. – Как это забавно. Но и как странно!
– Но именно это и делает все забавным. Если бы они выбрали кого-нибудь другого, это было бы не слишком интересным, но его полное равнодушие и твоя подчеркнутая неприязнь делают историю восхитительно абсурдной! Как бы я ни ненавидел писанину, я бы ни за какие деньги не отказался от переписки с мистером Коллинзом. Более того, когда я читаю его письма, я не могу не отдать ему предпочтение по сравнению даже с Уикхемом, как бы высоко я ни ставил наглость и лицемерие моего любезного зятя. Кстати, Лиззи, а как отреагировала леди Кэтрин на эту новость? Она приезжала, чтобы отказать тебе в своем благословении?
На этот вопрос дочь ответила только смехом, и так как он был задан без малейшего подозрения, она не была поставлена в неудобное положение его повторением. Элизабет никогда не была растеряна как сейчас, настолько, что не была способна изображать чувства, которых не испытывала. Нужно было смеяться, в то время как ей хотелось плакать. Ее отец невольно самым жестоким образом ранил ее тем, что сказал о равнодушии мистера Дарси, и она не могла ничего поделать, кроме как удивляться такому отсутствию проницательности или опасаться, что, возможно, не он видел слишком мало, а она вообразила слишком много.
Глава 16
Вместо того, чтобы получить письмо с извинениями от своего друга, как ожидала томимая неопределенностью Элизабет, мистер Бингли явился вместе с Дарси в Лонгборн вскоре после визита леди Кэтрин. Джентльмены прибыли довольно рано, и прежде чем миссис Беннет успела начать рассказывать ему о том, что они видели его тетю, от чего ее дочь стала ни жива, ни мертва, Бингли, думавший лишь о том, как бы остаться наедине с Джейн, предложил им всем прогуляться. Предложение было принято. Миссис Беннет, однако, не имела привычки ходить пешком, а у Мэри для этого никогда не было времени, но оставшиеся пятеро отправились все вместе. Бингли и Джейн, впрочем, вскоре позволили остальным заметно опередить их. Они отстали, в то время как Элизабет, Китти и Дарси не осталось ничего иного, как развлекать друг друга беседой. Старшие говорили очень мало, а Китти слишком боялась Дарси, чтобы вымолвить при нем хоть слово, Элизабет обдумывала предполагаемый отчаянный шаг, да и он, вполне возможно, тоже готовился к чему-то решительному.
Они направились в сторону Лукасов, потому что Китти хотела навестить Марию, а так как у Элизабет не было причин присоединиться к ней, она осталась наедине с Дарси. Теперь настал момент для исполнения ее плана, и пока решимость не оставила ее она сказала:
– Мистер Дарси, я наверное очень эгоистичное существо и ради того, чтобы облегчить тяжесть на своей душе, пренебрегу тем, что могу серьезно огорчить вас. Я больше не могу откладывать выражение моей благодарности за вашу несказанную доброту по отношению к моей бедной сестре. С тех пор, как мне стало известно обо всем, я все время хотела сказать вам, как безмерно я признательна за вашу помощь. Если бы это могло стать известным остальным членам моей семьи, благодарность вам исходила бы не только от меня, но и от всех моих близких.
– Мне жаль, чрезвычайно жаль, – ответил Дарси с заметным удивлением и волнением, – что вам сообщили о том, что могло, в неверном освещении, вызвать у вас беспокойство. Я не думал, что миссис Гардинер заслуживает так мало доверия.
– Вы не должны винить мою тетю. Это Лидия проболталась о вашем участии в этом деле, и, конечно, я не могла успокоиться, пока не узнала всех подробностей. Позвольте мне снова и снова поблагодарить вас от имени всей моей семьи за то великодушное сострадание, которое побудило вас взять на себя столько хлопот и вынести столько унижений.
– Если вы благодарите меня, – возразил он, – пусть это будет только от вашего имени. Не стану отрицать, что желание избавить вас от страданий было главным моим побуждением, которое, возможно, добавило что-то к другим соображениям, которые поощряли меня. Но ваша семья мне ничем не обязана. Как бы я их ни уважал, я думал только о вас.
Элизабет была настолько смущена, что не могла вымолвить ни слова. После короткой паузы ее спутник добавил:
– Вы слишком великодушны, чтобы играть моим сердцем. Если ваши чувства остались теми же, что были в апреле, скажите мне об этом немедленно. Мои привязанность и желание не изменились, но одно ваше слово заставит меня замолчать навсегда.
Элизабет, ощущая все более и более испытываемые им неловкость и тревогу, наконец заставила себя говорить, и сразу же, хотя и временами сбиваясь, дала ему понять, что ее чувства с той поры претерпели столь существенные изменения, что она принимает его нынешние заверения с благодарностью и удовольствием. Счастье, которое вызвал этот ответ, было таким, какого он, вероятно, никогда прежде не испытывал, и он выразился по этому поводу так искусно и так горячо, как только может сделать это человек, совершенно потерявший голову от любви. Если бы Элизабет смела подн