– Первое, в большей степени. Я пристально наблюдал за ней во время двух последних визитов в ваш дом, и окончательно убедился в ее привязанности.
– И ваша уверенность в этом, я полагаю, без промедления и усилий тут же убедила его.
– Так и было. Бингли присуща подлинная скромность. Его робость не позволяла ему полагаться на собственное суждение в столь непростом случае, но его доверие ко мне избавляло от сомнений и неуверенности. Я был вынужден признаться в одном поступке, который совершенно справедливо задел его, и даже вызвал, хоть и ненадолго, его обиду. Я не мог позволить себе скрыть, что ваша сестра прошлой зимой гостила в городе в течении трех месяцев, что я знал об этом и скрывал от него. Он был по-настоящему зол. Но его гнев длился не дольше, чем он оставался в сомнениях относительно чувств вашей сестры. Теперь он с чистым сердцем простил меня.
Элизабет хотелось съязвить, что мистер Бингли был самым желанным другом, столь легко управляемым, что его ценность трудно было переоценить, но она сумела сдержать себя. Она вспомнила, что он еще не научился быть объектом шуток, и было еще слишком рано злоупотреблять иронией. Радуясь грядущему счастью Бингли, которое, конечно, должно было уступать только его собственному, он продолжал разговор, пока они не дошли до дома. В холле им пришлось расстаться.
Глава 17
– Моя дорогая Лиззи, куда это вы запропастились? – был вопрос, который Элизабет услышала от Джейн, как только вошла в их комнату, да и от всех остальных позже, когда они расселись за столом. Ей не оставалось иного как ответить, что они бродили по окрестностям, пока не оказались в незнакомых местах. Она заметно покраснела, когда объясняла это, но ни это, ни что-либо иное не возбудило подозрений.
Вечер прошел тихо, ничем не отмеченный. Признанные влюбленные болтали ни о чем и смеялись, непризнанные хранили молчание. Дарси был не из тех, в ком избыток счастья оборачивается весельем, а Элизабет, взволнованная и смущенная, скорее знала, что она счастлива, чем действительно чувствовала себя таковой, ведь помимо теперешнего скрываемого смущения, ее ждали и другие непростые последствия. Она предвидела, как отреагирует семья, когда станет известно о ее помолвке. Она знала, что все, кроме Джейн, не жалуют его, и даже опасалась, что у других он вызывает откровенную неприязнь, и это не могло быть исправлено ни наличием у него приличного состояния, ни его положением в свете.
Ночью она чистосердечно призналась во всем Джейн. Хотя подозрительность не была среди качеств, присущих мисс Беннет, в этом случае она не выразила ни малейшего доверия.
– Ты шутишь, Лиззи. Этого не может быть! Помолвлена с мистером Дарси! Нет, нет, не обманывай меня. Я знаю, что это невозможно.
– Да, не слишком многообещающее начало! Моя единственная надежда была на тебя. Никто не поверит мне, если этого не сделаешь даже ты. Но, все именно так, я совершенно серьезна. Я говорю истинную правду. Он все еще любит меня, и мы помолвлены.
Джейн смотрела на нее с сомнением. – Лиззи! Этого не может быть. Я знаю, как сильно ты его не любишь.
– Ты ничего не знаешь о моих чувствах. Все, что было, следует забыть. Возможно, я не всегда любила его так сильно, как сейчас. Но в таких случаях, как этот, настаивать на старых воспоминаниях непростительно. Это последний раз, когда я сама вспоминаю об этом.
Мисс Беннет все еще смотрела с изумлением. Элизабет снова и более серьезно заверила ее в истинности своего признания.
– Боже мой! Неужели это так! Конечно же я должна тебе верить, – воскликнула Джейн. – Моя дорогая, дорогая Лиззи, мне следует … я поздравляю тебя … но ты уверена? Прости за вопрос… ты совершенно уверена, что сможешь быть с ним счастлива?
– В этом не может быть никаких сомнений. Между нами уже решено, что мы будем самой счастливой парой в мире. Ты довольна, Джейн? Хотела бы ты иметь такого брата?
– Очень, очень! Ничто не могло бы доставить ни Бингли, ни мне большего удовольствия. Но мы считали это невозможным, мы говорили об этом как о невероятном. Ты действительно любишь его достаточно сильно? О, Лиззи! Делай что угодно, но не выходи замуж без любви. Ты вполне уверена, что чувства твои именно таковы?
– О, да! Ты поймешь, что чувствую я даже больше, чем должна, когда я тебе все расскажу.
– Что ты имеешь в виду?
– Я должна признаться, что люблю его больше, чем Бингли. Боюсь, ты разгневаешься.
– Дорогая моя сестра, будь серьезной. Я хочу объяснений, а не шуток. Расскажи мне без промедления все, что я должна знать. Можешь ли ты мне сказать, как долго его любишь?
– Это происходило так постепенно, что я едва ли вспомню, когда это началось. Но, как мне кажется, должна отсчитывать с того момента, когда впервые увидела величественный Пемберли.
Однако еще одна настоятельная просьба быть серьезной, произвела желаемый эффект, и она вскоре торжественными заверениями убедила Джейн в своей любви к Дарси. Убедившись в этом, мисс Беннет не нашла более ничего, что можно было бы желать.
– Теперь я совершенно счастлива, – заключила она, – потому что ты будешь так же счастлива, как и я. Я всегда ценила его. Даже если бы только из-за его любви к тебе, я всегда должна была бы его ценить, но теперь, как друг Бингли и твой муж, он уступает только Бингли и тебе. Но Лиззи, ты была очень неискренней, очень скрытной со мной. Как мало ты рассказала мне о том, что произошло в Пемберли и Лэмбтоне! Все, что мне известно об этом, я узнала от других, но не от тебя.
Элизабет рассказала ей о причинах столь строго сохранения своей тайны. Она не хотела упоминать Бингли, и смятение в ее собственных чувствах заставило ее также избегать имени его друга. Но теперь она не станет более скрывать от нее его участие в браке Лидии. Все, наконец, разъяснилось и половина ночи прошла в разговорах.
* * * * *
– Боже милостивый! – воскликнула миссис Беннет, стоя у окна на следующее утро, – почему бы этому неприятному мистеру Дарси не прекратить приезжать сюда с нашим дорогим Бингли! Что он хочет показать, столь навязчиво являясь к нам? Я думаю, он мог бы отправиться на охоту или еще куда-нибудь, а не обременять нас своим обществом. Что нам с ним делать? Лиззи, ты должна снова отвлечь его, чтобы он не мешал Бингли.
Элизабет едва могла удержаться от смеха, услышав столь подходящее указание, однако ее действительно огорчало, что мать продолжала называть его таким образом.
Как только джентльмены вошли, Бингли посмотрел на нее так выразительно и пожал руку с такой теплотой, что не осталось никаких сомнений в его полной осведомленности, и вскоре после этого он нарочито громко вопросил: – Миссис Беннет, нет ли здесь еще каких-нибудь тропинок, где Лиззи могла бы еще и сегодня заблудиться?
– Я советую мистеру Дарси, Лиззи и Китти, – ответила миссис Беннет, – прогуляться сегодня утром до горы Оукхэм. Это приятная, продолжительная прогулка, а мистер Дарси еще не видел тамошних пейзажей.
– Это может быть очень хорошо для некоторых, – решил мистер Бингли, – но, уверен, это будет слишком тяжело для Китти. Не правда ли, Китти? Китти призналась, что она предпочла бы остаться дома. Дарси выразил большой интерес к виду с горы, и Элизабет не стала возражать. Когда она поднялась наверх, чтобы собраться, миссис Беннет последовала за ней, повторяя извинения:
– Мне ужасно жаль, Лиззи, что ты вынуждена полностью посвятить свое время этому неприятному человеку. Но я надеюсь, ты не будешь против: все это ради Джейн, ты же знаешь, и нет никакой необходимости все время разговаривать с ним, лишь время от времени. Так что не считай себя слишком уж обязанной быть приятной.
Во время прогулки было решено, что он обратится к мистеру Беннету за согласием в этот же вечер. Элизабет оставила за собой обязанность переговорить с матерью. Она не могла предсказать, как ее мать воспримет новость, иногда сомневаясь, будет ли богатства и влиятельности достаточно, чтобы преодолеть ее нелюбовь к этому человеку. Но независимо от того, будет ли она решительно настроена против этого брака или бурно ему обрадуется, было ясно, что ее реакция будет одинаково плохо отвечать здравому смыслу, и она не могла допустить, чтобы мистер Дарси услышал и увидел первые выражения ее радости или первые проявления ее негодования.
* * * * *
Вечером, вскоре после того, как мистер Беннет удалился в библиотеку, она увидела, как мистер Дарси встал и последовал за ним. Ее волнение, когда она это увидела, было неописуемым. Она не боялась возражений отца, но он мог посчитать этот брак своим несчастьем, и то, что она должно была стать причиной этого – она, его любимое дитя, должна была огорчить его своим выбором, – не могло не наполнять его страхами за нее и сожалениями о ее судьбе. В таких крайне неприятных размышлениях она провела все время пока мистер Дарси не вернулся в гостиную, и тогда, увидев улыбку на его лице, она немного успокоилась. Через несколько минут он подошел к столу, за которым она сидела с Китти, и, притворяясь, что восхищается ее работой, сказал шепотом: – Идите к отцу, он хочет, чтобы вы пришли в библиотеку. Она тут же вышла.
Отец ходил по комнате, и выглядел серьезным и встревоженным. – Лиззи, – сказал он, – что ты делаешь? Ты что, потеряла рассудок, принимая предложение этого человека? Разве ты не ненавидела его всегда?
Как искренне в этот момент она желала, чтобы ее прежнее мнение было менее категоричным, а ее высказывания более обдуманными! Теперь это избавило бы ее от объяснений и признаний, которые было крайне неловко давать, но без них было не обойтись, и она заверила его, с некоторым смущением, в своей любви к мистеру Дарси.
– Другими словами, ты полна решимости заполучить его. Он богат, это не оспоришь, и у тебя может быть красивой одежды и красивых экипажей больше, чем у Джейн. Но сделают ли они тебя счастливой?
– Есть ли у вас какие-либо другие возражения, – спросила Элизабет, – кроме вашего убеждения в моем безразличии?