После многочисленных пауз и попыток поговорить на другие темы Элизабет не могла не вернуться к их первой теме и сказала:
– Меня так удивляет его дружба с мистером Бингли! Как может мистер Бингли с его, казалось бы, приветливым характером, и который и есть сама приветливость, дружить с таким человеком? Что же держит их вместе? Вы хорошо знаете мистера Бингли?
– Я совсем его не знаю.
– Это – хороший, дружелюбный и обаятельный человек. Видимо, он просто не знает, какой фрукт этот мистер Дарси.
– Возможно, и не знает, потому что мистер Дарси способен быть приятным тогда, когда ему это нужно. У него такого умения хватает. Он может быть приятным и легким в общении компаньоном, если сочтет это нужным. С равными себе по общественному положению он ведет себя совсем по-другому, чем с людьми менее влиятельными и богатыми. Его надменность всегда при нем, но с богатыми он – снисходительно-либеральный, справедливый, рассудительный, благородный, а иногда даже дружелюбный – в зависимости от состоятельности и положения его собеседника.
Вскоре компания, игравшая в вист, распалась, и ее бывшие участники собрались вокруг второго стола, причем мистер Коллинз оказался между своей кузиной Элизабет и миссис Филипс. Последняя из вежливости поинтересовалась его достижениями в игре. Они оказались неважными – он проиграл в каждой партии. Когда же миссис Филипс начала высказывать по этому поводу обеспокоенность, он попросил ее не беспокоиться и с неподдельной эмоциональностью серьезно заверил ее, что это не имело никакого значения, потому что проигранные деньги для него – не стоящая внимания мелочь.
– Госпожа, – сказал он, – я очень хорошо знаю, что когда играют в карты, такое может случиться с любым; к счастью, мои обстоятельства не столь затруднительные, чтобы пять шиллингов много для меня значили. Конечно же, не каждый может этим похвастаться, и благодаря леди Кэтрин де Бург я навсегда избавлен от необходимости смущаться по поводу таких мелочей.
Этот разговор привлек внимание мистера Викхема. Некоторое время он наблюдал за мистером Коллинзом, а потом тихо спросил у Элизабет о степени близости отношений между ее родственником и семьей де Бург.
– Леди Кэтрин де Бург, – ответила Элизабет, – недавно наделила его приходом. Не знаю, как мистер Коллинз впервые попал ей на глаза, но можно с уверенностью утверждать, что познакомились они недавно.
– Вы, наверное, знаете, что леди Кэтрин де Бург и леди Энн Дарси были сестрами; и, соответственно, она является тетей ныне живущего и здравствующего мистера Дарси?
– Нет, не знала. О родственных связях леди Кэтрин я вообще ничего не знала. О ее существовании узнала же только позавчера.
– Ее дочь, мисс де Бург, будет иметь большое приданое; все считают, что они поженятся со своим кузеном и таким образом их брак объединит эти два имения.
Услышав это, Элизабет улыбнулась, потому что ей вспомнилась бедная мисс Бингли. Бесполезными суждено стать всем ее ухаживаниям, бесполезными и ненужными окажутся ее дружба с сестрой мистера Дарси и похвала в его адрес, если он уже решил жениться на другой.
– Мистер Коллинз, – сказала Элизабет, – высокого мнения о леди Кэтрин и о ее дочери; но некоторые подробности из рассказов о ее светлости наводят меня на мысль, что благодарность, которую он к ней испытывает, вводит его в заблуждение и что на самом деле она является женщиной гордой и тщеславной.
– Кажется, что в значительной степени так оно и есть: леди Кэтрин действительно женщина гордая и тщеславная, – ответил Викхем. – Я не видел ее уже много лет, но хорошо помню, что мне она никогда не нравилась и манеры ее всегда были властными и пренебрежительно-напыщенными. У нее репутация женщины расчетливой и разумной, но думаю, что частично это объясняется ее положением и богатством, частично – безапелляционными манерами и частично – надменностью ее племянника, который считает, что все его родственники непременно должны быть людьми исключительно умными.
Элизабет согласилась с таким рациональным объяснением, и так они и продолжали с удовольствием для себя разговаривать, пока ужин не положил конец игре в карты, дав возможность мистеру Викхему уделить внимание и другим дамам. Во время шумного ужина, который организовала миссис Филипс, завязать разговор было почти невозможно, но его манеры всем очень понравились. Что бы он ни говорил, все получалось хорошо и уместно; что бы он ни делал, все было изысканным и галантным. Когда Элизабет поехала домой, ее мысли были только им и заняты. По дороге она только и думала о мистере Викхеме и о том, что он ей рассказал, но не могла ни слова о нем сказать, потому что Лидия и мистер Коллинз болтали без умолку. Лидия, не останавливаясь, говорила о лотерее и о фишках, которые она выиграла или проиграла, а мистер Коллинз, увлеченный вежливостью мистера и миссис Филипс, заявлял, что ему безразличны проигранные в вист деньги, вспоминал блюда, которые подали на ужин, и постоянно беспокоился, не тесно ли его кузине с ним сидеть. Он хотел сказать гораздо больше, чем ему удалось, но не смог, потому что карета наконец остановилась перед имением Лонгберн.
Раздел XVII
На следующий день Элизабет рассказала Джейн все, о чем разговаривала с мистером Викхемом. Джейн слушала ее с удивлением и смущением: она никак не могла поверить, что мистер Дарси был настолько недостойным дружбы мистера Бингли. Однако не в ее характере было ставить под сомнение правдивость молодого человека такой приятной наружности, как мистер Викхем. Одной возможности того, что он получил такую несправедливость, было достаточно, чтобы возбудить все ее добрые чувства; и поэтому ей ничего не оставалось делать, как думать хорошо о них обоих и защищать поведение каждого из них, объясняя случайностью или ошибкой то, что иначе объяснить было невозможно.
– Скорее всего, – сказала она, – их каким-то образом ввели в заблуждение, но как именно – догадаться невозможно. Пожалуй, заинтересованные лица способствовали созданию у каждого из них неправильного представления друг о друге. Короче говоря, сейчас мы не можем делать догадки о причинах такой взаимной враждебности таким образом, чтобы при этом не обвинить кого-то из них.
– Истинная правда; а теперь, дорогая Джейн, скажи что-нибудь в защиту тех заинтересованных лиц, которые могли сыграть немалую роль в этом деле! Оправдай и их, пожалуйста, а то нам придется иметь кое о ком плохое мнение.
– Можешь смеяться надо мной сколько угодно, но твои насмешки не заставят меня изменить свое мнение. Дорогая моя Лиззи, ты только представь себе, в каком невыгодном свете это выставляет мистера Дарси, если он действительно поступил с любимцем своего отца таким образом, с человеком, которого тот обещал обеспечить материально. Нет, это просто невозможно! На это не способен ни один человек, который имеет хоть какую-то душевную доброту, хоть какое-то уважение к себе. Разве могут его ближайшие друзья так ужасно в нем ошибаться?! Нет-нет!
– Я скорее поверю, что мистер Бингли ошибается в нем, чем в то, что мистер Викхем просто придумал эту историю, которую он поведал мне вчера вечером: имена, факты – все-все, о чем он рассказал без особых церемоний. Если это не так, то пусть мистер Дарси опровергнет ее. Кроме того, его рассказ выглядел очень правдоподобным.
– Это так трудно понять… все это так угнетает… Не знаю даже, что и думать.
– Извини, но я точно знаю, что думать.
И Джейн могла с уверенностью думать только об одном: если мистер Бингли действительно ошибается относительно мистера Дарси, то ему будет крайне неприятно, когда об этом деле станет известно широкой общественности.
Две девушки вынуждены были покинуть кустарниковые насаждения, во время прогулки среди которых и состоялся этот разговор, потому что прибыли некоторые из тех людей, о которых во время этого разговора шла речь: мистер Бингли приехал со своими сестрами, чтобы передать личные приглашения на давно ожидаемый бал в Недерфилде, который должен был состояться в следующий вторник. Две его спутницы были очень рады встретить свою дорогую подругу и наперебой расспрашивали, как она чувствовала себя после отъезда. Остальных членов семьи они вниманием не баловали, миссис Беннет избегали как могли, с Элизабет разговаривали мало, а с другими не общались вообще. Вскоре они уехали, вскочив со своих мест так быстро, что этим застали своего брата врасплох, и пошли прочь так поспешно, как пытались избежать проявлений вежливости со стороны миссис Беннет.
Для каждой женщины в семье Беннетов перспектива бала в Недерфилде была чрезвычайно приятной. Миссис Беннет хотелось верить, что этот бал устраивается в честь ее старшей дочери; особенно ее радовало, что приглашение она получила от мистера Бингли персонально, а не по чисто формальной карточке. Джейн представляла себе, как счастливо проведет она вечер в обществе двух своих подруг, окружена вниманием их брата. Элизабет с удовольствием думала о том, как много она будет танцевать с мистером Викхемом, и о том, что рассказ последнего подтвердится и видом, и поведением мистера Дарси. Радость, которую предчувствовали Кэтрин и Лидия, меньше зависела от конкретного события или конкретного лица, хотя обе они, как и Элизабет, мечтали протанцевать половину вечера с мистером Викхемом, последний отнюдь не был для них единственным привлекательным партнером, потому что бал на то и бал, чтобы таких партнеров было много. И даже Мэри – и та уверяла свою семью, что не имеет ничего против такого мероприятия.
– Утром вполне достаточно времени, чтобы заниматься тем, чем хочу, – сказала она. – Так что, думаю, мне не повредит, если время от времени я буду участвовать в вечерних развлечениях. У всех нас есть определенные общественные обязанности; и я считаю себя одной из тех, кто смотрит на туристические и развлекательные перерывы как на являющиеся желательными для всех и каждого.
В ожидании бала настроение Элизабет улучшилось настолько, что ей – хотя она и не привыкла обращаться к мистеру Коллинзу без особой на то необходимости – все время хотелось спросить его, не собирается ли он случайно принять приглашение мистера Бингли, а если собирается, то не считает ли он уместным присоединиться к вечерним развлечениям. К своему удивлению, она узнала, что мистер Коллинз никаких угрызений совести по этому поводу не испытывает и совсем не боится получить выговор ни от архиепископа, ни от леди Кэтрин де Бург за то, что осмелится пойти на танцы.