– Я был поражен его отношением к нам. Оно было более чем вежливым – это была неподдельная внимательность, хотя для нее не было особой необходимости, потому что кто для него Элиза – он ее почти не знает.
– Должна сказать, Лиззи, – добавила тетушка, – что он не такой красивый, как Викхем; или, вернее, совсем на него не похож, хотя у него тоже безупречные черты лица. Но почему же ты когда-то говорила нам, что он очень неприятный?
Элизабет извинялась, как умела, и сказала, что после их встречи в Кенте ее мнение о нем улучшилось, а сегодня утром он был очень вежлив.
– А может, вся его вежливость – это просто прихоть? – спросил в ответ дядя. – Представители нашей знати часто бывают экстравагантными, поэтому я не буду спешить принимать за чистую монету его слова о рыбалке, поскольку завтра он может передумать – и прогнать меня со своих владений.
Элизабет поняла, что они полностью ошибаются относительно его характера, но промолчала.
– После того, как мы его увидели, – продолжала миссис Гардинер, – я не могу представить себе, чтобы мистер Дарси мог поступить с кем-то так жестоко, как это он сделал с бедным Викхемом. Он не похож на злого человека. Наоборот, когда он говорит, его лицо становится еще более привлекательным. К тому же оно выражает чувство собственного достоинства, которое не позволяет думать плохо о его душе. Но если послушать ту добрую женщину, которая показывала нам дом, то можно подумать: никого добрее и лучше мистера Дарси не найти на всей земле. Несколько раз я чуть не рассмеялась. Но, видимо, он действительно является великодушным хозяином, а такое качество в понимании слуги уже означает наличие всех возможных добродетелей.
В этот момент Элизабет почувствовала необходимость сказать что-то в оправдание его отношения к Викхему; поэтому она как можно осторожнее дала им понять, что, по словам родственников мистера Дарси в Кенте, у него были веские основания вести себя именно таким образом и его характер является совсем не таким плохим, а характер Викхема – совсем не таким хорошим, как это принято считать в Гертфордшире. В подтверждение сказанного она рассказала подробности их финансовых отношений, не называя при этом источника таких сведений, однако утверждая, что его достоверность не подлежит сомнению.
Миссис Гардинер была удивлена и смущена; но, поскольку они уже подъезжали к месту ее былых развлечений и веселья, все другие темы уступили место приятным воспоминаниям; она была слишком занята, показывая своему мужу все интересные особенности округа, и поэтому ни о чем другом думать не могла. И хотя она устала после утренней прогулки, не успели они пообедать, как она уже отправилась на поиски своих давних знакомых и вечер провела в приятном общении, что стало возможным после стольких лет разлуки.
За день произошло столько интересных событий, Элизабет уже просто была не в состоянии уделить достаточного внимания хоть кому-то из этих новых друзей; и она не могла не вспоминать – и вспоминать с удивлением – о доброжелательности мистера Дарси и о его желании познакомить ее со своей сестрой.
Раздел XLIV
Элизабет была уверена, что мистер Дарси и его сестра приедут к ней с визитом на следующий день после прибытия последней в Пемберли; поэтому она решила, что все следующее утро не будет отходить далеко от постоялого двора. И ее вывод был ложным, потому что ожидаемые визитеры явились в Лэмбтон в то же утро, что и их компания. Элизабет, ее родственники и новые друзья немного погуляли вокруг и только успели вернуться в помещение, чтобы переодеться и пообедать, как звук прибывающего экипажа привлек их к окну; они увидели, что по улице двигалась двуколка, в которой сидели некий господин и дама. По их наряду Элизабет сразу же догадалась, кто они такие, и, поделившись удивлением со своими родственниками, рассказала им о той чести, которой она сейчас должна удостоиться. Ее дядя и тетя были крайне удивлены; неловкость, которая ощущалась в голосе Элизабет, одно это обстоятельство – в сочетании с событиями прошедшего дня – раскрыли им глаза на суть происходящего. Раньше на это не было никаких намеков, но сейчас они поняли, что внимание со стороны такой важной персоны, как мистер Дарси, можно было объяснить ни чем иным, как его неравнодушием к их племяннице. Пока это вновь возникшее мнение завладевало их сознанием, смятение в душе Элизабет росло с каждой минутой. Ее саму очень удивляло это смятение чувств, которое она не могла преодолеть; среди причин этого беспокойства был и страх того, что неравнодушный к ней мистер Дарси слишком хорошо охарактеризует ее своей сестре; поэтому она больше обычного была обеспокоена тем, чтобы угодить гостям, и одновременно боялась, что ей не удастся этого сделать.
Не желая, чтобы ее заметили, Элизабет отошла от окна и начала расхаживать по комнате, пытаясь взять себя в руки, но, увидев удивленно-любознательные взгляды дядюшки и тетушки, разволновалась еще больше.
Появились мисс Дарси и ее брат, и представление, которого она так панически боялась, наконец состоялось; но Элизабет не без удивления заметила, что новая ее знакомая была не менее напуганной, чем она сама. Ей уже успели рассказать в Лэмбтоне, что мисс Дарси была особой очень гордой, но в течение первых минут она успела только заметить, что мисс Дарси была очень застенчивой – и только. Даже полслова извлечь из нее было чрезвычайно трудно.
Мисс Дарси была выше и крупнее Элизабет; несмотря на то, что ей было всего чуть больше шестнадцати лет, ее фигура уже сформировалась, и выглядела она как вполне взрослая и грациозная женщина. Сестра была не такой красивой, как ее брат, но лицо ее светилось умом и дружелюбием, а манеры были удивительно неприхотливыми и любезными. Элизабет ожидала встретить в ее лице такого же проницательного и резкого на язык собеседника, как и мистер Дарси, и потому с облегчением вздохнула, увидев такое отличие характеров.
Не успели они долго пробыть вместе, как Дарси сообщил Элизабет, что Бингли тоже собирается засвидетельствовать ей свое почтение, и не успела Элизабет выразить удовлетворение по этому поводу и приготовиться к приходу такого визитера, как на лестнице раздались быстрые шаги Бингли, и через мгновение он вошел в комнату. Гнев, который испытывала к нему Элизабет, давно прошел; но если бы даже какая-то часть того гнева и осталась, она бы не смогла устоять перед той неподдельной радостью, с которой он поприветствовал ее. Любезно, хотя и в общих чертах, спросил он о ее семье; говорил и вел себя с той же приятной непринужденностью, которая всегда была ему присуща.
Для мистера и миссис Гардинеров мистер Бингли был персонажем не менее интересным, чем для Элизабет. Они давно хотели с ним увидеться. И вообще – вся прибывшая компания вызвала у них большой интерес. Только возникшие у них догадки относительно мистера Дарси и их племянницы направили их оживленную, хотя и сдержанную любознательность на каждого из них. Вскоре эта любознательность привела к полной убежденности, что, по крайней мере, одному из этих молодых людей известно, что такое любовь. Касательно их родственницы, то определенные сомнения у Гардинеров еще были, что же касается указанного джентльмена, было совершенно очевидно, что чувство восторга просто переполняет его.
Элизабет, со своей стороны, должна была со многим справиться. Ей нужно было точно разобраться в чувствах каждого из визитеров, успокоить чувства собственные и быть приятной для всех. Относительно последней задачи – несмотря на все ее опасения – успех был почти гарантированным, потому что те, кому она старалась угодить и понравиться, были настроены к ней благосклонно. К попыткам Элизабет угодить Бингли относился одобрительно, Джорджиана – еще более доброжелательно, а мистер Дарси – очень благосклонно.
Когда Элизабет увидела Бингли, то сразу полетела мысленно к своей сестре, что было вполне естественным. И как же горячо стремилась она узнать, не направил ли он случайно свои мысли в том же направлении! Иногда ей казалось, что он стал не таким разговорчивым, как раньше, а несколько раз она тешила себя мыслью, что Бингли, глядя на нее, пытался уловить сходство между ней и Джейн. Да, это могло ей только казаться, но она не могла обмануться относительно его отношения к мисс Дарси, которую кое-кто старался утвердить как соперницу Джейн. Ни с какой стороны не заметила Элизабет взглядов, которые говорили бы о каких-то особых чувствах. Между Бингли и мисс Дарси не происходило ничего такого, что могло бы подтвердить ожидания его сестры, поэтому с этой точки зрения Элизабет быстро удовлетворила свое любопытство и после этого успокоилась. Перед тем же, как гости уехали, имели место несколько незначительных обстоятельств, которые – в ее неравнодушной интерпретации – означали не что иное, как его воспоминание о Джейн, не лишенное оттенка нежности, его желание сказать больше – чтобы сказанное могло привести к разговору о ней, но он не решился этого сделать. Выбрав момент, когда другие были заняты разговором, Бингли отметил ей – причем тоном, в котором звучало неподдельное сожаление, – что «прошло много времени с тех пор, как я имел удовольствие видеть ее в последний раз», и, не дождавшись ее ответа, добавил: «Прошло уже более восьми месяцев. Мы не виделись с 26 ноября, когда все вместе танцевали на балу в Недерфилде».
Элизабет порадовала такая точность его воспоминаний; он же чуть позже спросил у нее, на минуту избавившись от внимания окружающих, все ли ее сестры находятся сейчас в Лонгберне. И в предыдущем замечании, и в самом вопросе как бы не было ничего особенного, и сказаны они были с таким видом и таким выражением, которые придавали им особое звучание.
Ей не часто приходилось смотреть на мистера Дарси, но в те короткие моменты, когда ей это удавалось, она видела на его лице выражение огромного удовольствия, а во всем сказанном им не было и намека на былую заносчивость и пренебрежительное отношение к своим компаньонам. Это убедило ее, что улучшение манер, свидетелем которого она вчера стала, несмотря на свою возможную временность, продолжалось вот уже второй день. Когда Элизабет увидела, что мистер Дарси стремится к знакомству с теми же людьми, общение с которыми он еще несколько месяцев назад считал для себя оскорблением, стремится понравиться им, когда увидела его вежливость и доброжелательность не только к себе, но и к тем ее родственникам, которых он раньше так откровенно презирал, и вспомнила их последний разговор на высоких тонах в Гансфордском парке, то и разница, и изменение, которое произошло, поразили ее настолько, что ей едва удавалось скрыть свое удивление от других. Никогда – даже в компании близких друзей в Недерфилде или в окружении важных персон в Розингсе – не видела Элизабет в нем столько доброжелательности и желания понравиться, не видела его настолько свободным от чопорности или непоколебимой сдержанности, как теперь, когда от успеха его попыток понравиться не зависело ничего, когда именно знакомство с теми, кому адресовалась его любезность, способно было привести лишь к осмеянию и осуждению со стороны женщин (как с его общества, так и живших в Розингсе).