Понятно, что с тех пор Бингли стал бывать в Лонгберне ежедневно; он часто приходил еще до завтрака и всегда оставался после ужина, кроме тех случаев, когда какой-то явно злобный и нехороший сосед, заслуживающий бесконечного осуждения и презрения, приглашал его на обед и Бингли считал своим долгом такое приглашение принять.
Теперь Элизабет имела немного времени для разговоров со своей сестрой, потому что, пока ее кавалер находился у них дома, все свое внимание Джейн уделяла только ему, и Элизабет увидела, что в те часы разлуки, которые случались, она могла принести существенную пользу им обоим. Бингли, при отсутствии Джейн, всегда обращался к Элизабет, чтобы с удовольствием поговорить с ней о ее старшей сестре, а Джейн, в его отсутствие, тоже постоянно искала ее общества, чтобы излить душу.
– Я так обрадовалась, – призналась она как-то вечером, – когда он сказал мне, что ничего не знал о моем пребывании в Лондоне прошлой весной. Я и подумать о таком не могла.
– А я догадывалась, – ответила Элизабет. – А чем он это объяснил?
– Наверное, все это были проделки его сестер. Для них его знакомство со мной было явно нежелательным, что меня совсем не удивляет, потому что, как на них, то он бы мог найти объект предпочтений более достойный внимания во всех отношениях. Но когда они убедятся – и я в это верю, – что их брат нашел со мной свое счастье, мои отношения с ними снова станут хорошими, хоть они уже никогда не будут такими, как раньше.
– Такой неуместной речи я еще от тебя не слышала, – сказала Элизабет. – Девочка! Мне было бы противно видеть, как ты снова станешь глупенькой жертвой ложной симпатии и уважения к тебе со стороны мисс Бингли!
– Ты только представь себе, Лиззи, – когда в прошлом ноябре мистер Бингли уехал в Лондон, он действительно меня тогда любил и не вернулся в Недерфилд только потому, что был уверен в моем равнодушии к нему.
– Ну что ж, бывает, подумаешь – немного ошибся! Хотя это делает честь его скромности.
Такое заявление привело к панегирику со стороны Джейн его застенчивости и робости, а также к рассказу о том, как низко он ценил свои хорошие стороны.
Элизабет было приятно убедиться, что Бингли не проговорился о своем друге и о его вмешательстве, потому что, хотя у Джейн и было самое доброе и самое снисходительное сердце в мире, это обстоятельство могло настроить ее предвзято против мистера Дарси.
– Нет человека, счастливее меня! – воскликнула Джейн. – Лиззи, дорогая, и почему мне единственной из всех вас выпало такое благословение. Я хотела бы, чтобы тебе повезло так же, как и мне. Вот если бы и тебе попался такой же хороший человек!
– Даже когда мне встретится хоть полсотни таких мужчин, я никогда не буду такой счастливой, как ты, потому что для этого надо иметь твой характер и твою доброту. Нет, я уже как-нибудь сама о себе позабочусь. Может, со временем, если мне очень повезет, я встречу еще одного мистера Коллинза.
Состояние дел в лонгбернской семье не могло долгое время оставаться тайной. Миссис Беннет позволила себе шепотом поделиться ею с миссис Коллинз, а та осмелилась – без всякого разрешения! – поступить так же в отношении всех своих соседей и знакомых в Меритоне.
Вскоре Беннетов провозгласили самой счастливой семьей в мире, хотя только несколько недель назад, когда Лидия сбежала с Викхемом, все сходились во мнении, что их непременно постигнет большое несчастье.
Раздел LVI
Однажды утром, где-то через неделю после помолвки Джейн и Бингли, когда последний вместе с женщинами семьи Беннетов сидел в гостиной, всеобщее внимание привлек звук приближающейся кареты; все посмотрели в окно и увидели, как к дому приближается фаэтон, запряженный четверкой лошадей. Для визитеров время было слишком ранним, и, кроме того, такого выезда не было ни у кого из соседей. Лошади были почтовые, и ни карета, ни ливрея слуги, находившегося впереди, не были знакомы жителям Лонгберна. Ясно было одно: к ним кто-то приехал, и Бингли быстро уговорил старшую мисс Беннет избежать неудобств этого непрошеного визита и пойти погулять с ним к кустарниковым насаждениям. Поэтому они ушли, а остальные продолжали без особого успеха путаться в догадках, пока дверь не распахнулась и в комнату не вошла леди Кэтрин де Бург.
Понятно, что какой-то неожиданности они ожидали, но не настолько – все были озадачены чрезвычайно, а Элизабет была поражена даже больше, чем миссис Беннет и Китти, хотя те леди Кэтрин совсем не знали.
Она вошла в комнату, неся себя еще более невежливо, чем обычно, на приветствие Элизабет ответила только легким кивком головы и уселась, не обмолвившись ни словом. Когда ее светлость входила в комнату, Элизабет успела сказать своей матери, что это – леди Кэтрин де Бург, хотя о необходимости представления никто ничего не сказал. Миссис Беннет, и озадаченная, и рада прибытию такой важной персоны, встретила леди де Бург крайне вежливо. Немного помолчав, та обратилась – сквозь зубы – к Элизабет.
– Надеюсь, что вы в добром здравии, мисс Беннет. А эта дама – это, пожалуй, ваша мать?
Элизабет дала очень короткий утвердительный ответ.
– А вот, насколько я понимаю, одна из сестер?
– Да, госпожа, – сказала миссис Беннет, безумно рада случаю поговорить с леди Кэтрин. – Это моя средняя дочь. Моя младшая недавно вышла замуж, а старшая сейчас где-то на улице, гуляет с молодым человеком, который, надеюсь, вскоре с нами породнится.
– У вас совсем маленький парк, – отметила леди Кэтрин после небольшой паузы.
– Конечно же, куда ему до парка в Розингсе, сударыня, но должна вам сказать, что наш гораздо больше, чем парк сэра Уильяма Лукаса.
– Да и гостиная у вас слишком неудобная, чтобы сидеть в ней летними вечерами – все ее окна выходят на запад.
Миссис Беннет заверила гостью, что они все равно никогда не сидят в гостиной после обеда, а потом добавила:
– Ваша светлость, позвольте мне спросить: в добром ли здравии находились мистер и миссис Коллинз на время вашего отъезда?
– Да, они чувствовали себя очень хорошо. Я виделась с ними накануне вечером.
После этого Элизабет показалось, что сейчас леди Кэтрин достанет письмо от Шарлотты, иначе ничем другим ее приезд объяснить нельзя. Однако письмо не появилось, и это ее очень удивило.
Миссис Беннет очень вежливо предложила ее светлости немного подкрепиться, и леди Кэтрин решительно – и не очень вежливо – заявила, что есть ничего не будет, после чего она встала и обратилась к Элизабет:
– Мисс Беннет, насколько я успела заметить, с одной стороны лужайки перед вашим домом достаточно живописные заросли. Я была бы не против там прогуляться, если вы согласитесь составить мне компанию.
– Дорогая, иди! – воскликнула ее мать. – И прогуляйся с ее светлостью по аллеям. Думаю, ей понравится это уединенное место.
Элизабет подчинилась; она сбегала в свою комнату за зонтиком, а потом провела уважаемую гостью вниз. Когда они прошли через зал, леди Кэтрин открыла дверь сначала в столовую, а затем в гостиную и, после беглого осмотра отметив, что эти комнаты имеют приличный вид, пошла дальше.
Карета леди Кэтрин так и стояла у крыльца, и Элизабет заметила в ней ее служанку. Они молча шли по гравийной дорожке, ведущей к зарослям; Элизабет решила не брать на себя хлопоты и не начинать разговор с женщиной, которая была такой же высокомерной и неприятной, как и обычно.
«И как мне могло показаться, что она похожа на своего племянника?» – подумалось ей, когда она посмотрела на ее лицо.
Как только они зашли в заросли, леди Кэтрин начала разговор вот таким образом:
– Думаю, мисс Беннет, вы прекрасно понимаете причину моего приезда сюда. Ваше сердце, ваша совесть непременно подскажут вам, почему я приехала.
Элизабет посмотрела на нее с подлинным удивлением.
– Госпожа, вы ошибаетесь. Я так и не смогла понять, за что нам такая честь видеть вас здесь.
– Мисс Беннет, – ответила ее светлость недовольным тоном, – вам следует знать, что со мной шутить не стоит. Вы можете быть какой угодно неискренней, но не я. Мой характер всегда славился искренностью и откровенностью, и в такой решающий момент я не собираюсь отступать от этих особенностей своего характера. Два дня назад я получила весьма волнующую новость. Мне сказали, что вскоре весьма удачно выйдет замуж не только ваша сестра, но и мисс Элизабет Беннет, скорее всего, после этого выйдет замуж за моего племянника мистера Дарси. И хотя я знаю, что это – всего лишь скандальные сплетни, что я никогда не нанесу ему обиды, хоть на мгновение предположив их правдивость, я тотчас же решила приехать сюда, чтобы сообщить вам о своих чувствах.
– Если вы опровергаете их правдивость, – сказала Элизабет, краснея от удивления и гнева, – то меня удивляет, что вы потрудились податься в столь дальний путь. В чем же, ваша светлость, заключалось ваше намерение?
– Немедленно настаивать на том, чтобы вы полностью опровергли это известие.
– Ваш приезд в Лонгберн, чтобы увидеть меня и мою семью, является, скорее, ее подтверждением, если, конечно же, это известие вообще существовало.
– Что значит «если существовало»?! Не делайте вид, что вы его не слышали. Разве не вы сами старательно его распространяли? Неужели вы не знаете, что такой слух ходит по всей округе?
– Никогда не слышала ничего подобного.
– И вы так же можете утверждать, что для него нет оснований?
– Ваша светлость, я не претендую на то, чтобы быть такой же откровенной, как и вы. Вы можете задавать любые вопросы, а я вольна решать – отвечать на них или нет.
– Нет, ну это просто какая-то наглость! Мисс Беннет, я настаиваю на выполнении моего требования. Он – мой племянник – он делал вам предложение выйти за него замуж?
– Вы же, ваша светлость, только что заявили, что это невозможно.
– Действительно – так должно быть, так должно быть и так будет, пока он будет продолжать руководствоваться здравым умом. Но ваши ухищрения и ложные приманки могли – в момент страстной влюбленности – заставить его забыть о своем долге перед собой и всей его семьей. Это вы его приворожили.