Несмотря на то, что в жизни своей сэр Уильям бывал даже в Сент-Джеймсе, сейчас он так сильно смутился от роскоши, царившей вокруг, что смелости его хватило лишь на глубочайший поклон. Он уселся в предложенное кресло, не произнеся ни слова, а дочь его, ныне пребывавшая почти что на грани обморока, опустилась на самый край стула, вращая глазами с не вполне осмысленным взглядом. Элизабет смущения не испытывала, и поэтому рассмотрела всех трех дам хорошенько. Леди Кэтрин оказалась высокой, крупной женщиной с сильными и тяжелыми чертами, которые когда-то вполне могли пленять мужчин красотой. Весь ее вид был далек от того, чтобы быть названным располагающим. Манера встречать гостей также не способствовала тому, чтобы те почувствовали себя свободно и забыли табель о рангах. Своим молчанием она мало добавляла к внушительности, но если уж она говорила, то делала это с таким авторитетом, таким уверенным и безапелляционным тоном, что в ней немедленно угадывался напыщенный эгоист, а на ум шли слова мистера Уикема. Вспоминая вчерашний день, Элизабет теперь полностью убедилась в правоте его мнения относительно леди Кэтрин.
Рассмотрев хорошенько мать, в горделивой осанке и чертах лица которой она легко обнаружила сходство с мистером Дарси, Элизабет перевела взгляд на дочь и почти тут же прониклась удивлением Марии, потому как та действительно казалась неестественно хрупкой и мелкой. Ни в лице ее, ни в фигуре не было ничего такого, что даже отдаленно напоминало бы мать. Лицо мисс де Бург поражало чахоточной бледностью. Черты ее, хоть и были вполне благородными, производили все же впечатление какой-то неопределенности. Говорила она очень мало, да и то полушепотом и только с миссис Дженкинсон, во внешности которой не обнаруживалось ничего примечательного, и единственным занятием которой было слушать тихие речи подопечной.
Посидев еще немного на месте, гости вскоре отправились к одному из окон полюбоваться открывающейся панорамой. Их сопровождал мистер Коллинз, дабы указать наиболее выигрышное положение для обзора, а леди Кэтрин из кресла милостиво соизволила заметить, что пейзаж гораздо приятней смотрится летом.
Стол был действительно великолепно сервирован. Вокруг него в чинном порядке сновала прислуга, тарелки всех мыслимых и немыслимых размеров отражали пламя сотен свечей, и в целом предсказания мистера Коллинза относительно обеда оправдались. Опять-таки же в согласии с его словами, леди Кэтрин усадила соседа во главе стола, по правую от себя руку, и тот восседал там с таким видом, будто большего в этой жизни желать ничего и не мог. Он орудовал ножами, отправлял куски в рот и с рвением нахваливал блюда. Ему отдали право опробовать первым все кулинарные изыски, и сэр Уильям, оживший теперь достаточно для того, чтобы эхом вторить восторгам своего зятя, составил с ним дуэт, который Элизабет, будь она на месте леди де Бург, не снесла бы и пяти минут. Однако ее милости, судя по всему, поток похвал пришелся по душе, и потому она то и дело раздавала налево и направо снисходительные улыбки, особенно стараясь ослепить ими гостей в тех случаях, когда к столу подавалось блюдо, которое те никогда раньше не пробовали. Разговор в такой компании как-то не клеился. Элизабет была готова подхватить предложенную тему при первой же возможности, но она сидела между Шарлоттой и мисс де Бург, первая из которых увлеченно внимала словам леди Кэтрин, а вторая за весь обед ни разу не обернулась в сторону соседки. Миссис Дженкинсон терзали печали о том, как мало ест ее воспитанница. Она уговаривала барышню попробовать то тот, то этот кусочек и регулярно высказывала озабоченные опасения относительно здоровья девушки. Мария для себя решила, что станет лишь отвечать на вопросы, но джентльмены занимались только тем, что все время ели, а в перерывах между блюдами восторгались только что съеденным.
Когда дамы прошествовали в гостиную, программа разнообразилась речами леди Кэтрин, которые не стихали до самого кофе. Ей хватило времени на то, чтобы осветить всяк сущий предмет в манере такой решительной, что из тона ее следовало отсутствие привычки выслушивать любые возражения. Она осведомлялась у Шарлотты по поводу ее домашних забот и давала тысячи разных советов по их разрешению; сообщала соседке, какой уклад должен быть в маленьком их семействе и поучала, как следует заботиться о скоте и птице. В интервалах между беседами с миссис Коллинз она адресовала несколько вопросов Марии и Элизабет, интересуясь в основном последней, потому как практически ничего не знала о ее связях. Впоследствии миледи заметила соседке, что подруга ее – девушка вполне изысканная и приятная. Время от времени мадам интересовалась, сколько у мисс Беннет сестер, старше они или младше, хороши ли барышни собой, какое получили образование, какой экипаж у их отца и как в девичестве звали их матушку. Элизабет смущала дерзость этих расспросов, но отвечать приходилось чинно и благопристойно. Леди Кэтрин, наконец, стала приближаться к тому, чтобы составить о гостье заключение.
– Поместье вашего батюшки завещано мистеру Коллинзу, насколько я понимаю, – сказала она и, оборачиваясь к Шарлотте, продолжила: – За вас я очень рада; но, с другой стороны, я не вижу ничего разумного в том, чтобы наследование шло исключительно по мужской линии. Мисс Беннет, умеете ли вы петь и музицировать?
– Немного.
– О! Тогда, быть может, мы однажды будем иметь удовольствие вас послушать. У нас превосходный инструмент, гораздо лучше, чем тот, к которому… Впрочем, вы сами его увидите. А сестры ваши владеют этими искусствами?
– Одна из них.
– А почему не все? Родителям вашим следовало непременно научить всех. Вот мисс Вебб играют и поют все как одна, и при этом доход их отца ниже, чем у вашего батюшки. А рисовать вы умеете?
– К сожалению, нет.
– Что, и остальные тоже?
– Увы.
– Как это странно. Но, я полагаю, у вас просто не было возможности постичь основы живописи. Миссис Беннет следовало бы вывозить вас в город каждую весну, чтобы там вы осваивали различные искусства.
– Уверена, моя мама ничего не имела бы против, вот только папа ненавидит Лондон.
– А гувернантку вы уже рассчитали?
– У нас ее никогда не было.
– Не было гувернантки! Неужели такое возможно? Пять девочек росли в доме, в котором никогда не было гувернантки! Никогда еще о таком не слышала. Должно быть, вашей матери стоило многих трудов, чтобы дать образование всем дочерям.
Элизабет едва сдержала улыбку, заверив хозяйку в том, что это вовсе не так.
– Но кто же тогда давал вам образование? Кто вас воспитывал? Без гувернантки вы были бы совсем заброшенными.
– Конечно, по сравнению с другими семьями мы, возможно, и были заброшенными, но те из нас, кто желал обучения, никогда не испытывали недостатка в средствах. Нас всегда поощряли к чтению, и к нашим услугам были все специалисты, которых бы мы пожелали. Те из моих сестер, которые выбирали безделье, также имели полную свободу действий.
– Да, несомненно. Но именно с этим и обязана бороться гувернантка, и если бы я была знакома с вашей матерью, я крайне настоятельно рекомендовала бы ей немедленно найти дочерям подходящую даму. Я всегда говорю, что не бывает образования без твердых и регулярных наставлений, которые не может дать в нужном объеме никто, кроме гувернантки. Вы не поверите, скольким семьям я помогла в этом вопросе. Мне доставляет огромное удовольствие удачно пристроить ту или иную юную особу. Четыре племянницы миссис Дженкинсон нашли себе места не без моей помощи. Да вот даже буквально намедни, я рекомендовала одну юную особу, о которой мне просто вскользь упомянули, и теперь та семья, в которой она служит, не перестает меня благодарить. Миссис Коллинз, я вам уже рассказывала о том, что ко мне вчера заглянула леди Меткаф, чтобы поблагодарить за гувернантку? Она считает, что мисс Поуп просто сокровище. Она так и сказала: «Леди Кэтрин, вы прислали мне настоящее сокровище». Мисс Беннет, а ваши сестры уже выходят в свет?
– Да, мадам, все до одной.
– Все! Что, все пять одновременно? Как это необычно! А вы по счету вторая? Значит, младшие выходят в свет еще до того, как старшие вышли замуж! Последняя из вас, должно быть, совсем еще девочка.
– Да, ей нет еще и шестнадцати. Возможно, она действительно молода, чтобы много времени проводить в обществе. Но, мадам, мне действительно кажется, что для младших сестер ничего хорошего в отсутствии общества из-за старших не было бы; ведь их вины в том, что у старших для замужества нет ни желания, ни возможностей, нет. И самый младший, рожденный в семье, имеет столько же прав на развлечения, сколько и старший. А не выезжать в свет только по такой причине… Не думаю, что это хороший способ развивать родственную привязанность или тактичность.
– Боже правый, вы очень уверенно говорите о таких вещах в столь юном возрасте! Умоляю, скажите, а сколько вам лет?
– При том, что у меня достаточное взрослые младшие сестры, вы мне ни за что не поверите.
Леди Кэтрин выглядела несколько озадаченной, так и не получив прямого ответа; а в мысли к Элизабет закралось подозрение, что она первый собеседник этой милости, осмелившийся пренебречь вниманием такой особы.
– Уверена, вам нет еще двадцати, и поэтому вам необязательно скрывать ваш действительный возраст.
– Мне нет двадцати одного.
Когда джентльмены присоединились к дамам, а чай был уже весь выпит, компания переместилась за карточные столы. Леди Кэтрин, сэр Уильям и чета Коллинзов уселись за одним столом, а мисс де Бург, чувствовавшая себя расположенной к карточному казино, устроилась за другим, и остальные барышни были удостоены чести помогать миссис Дженкинсон составить партию. Над их столом витал вполне ощутимый дух глупости. С губ дам не слетело ни слова, не относящегося к игре, не считая причитаний гувернантки по поводу того, что для мисс де Бург здесь то слишком холодно, то слишком жарко или что освещение слишком яркое, а иногда слишком тусклое. События за другим столом развивались куда как интереснее. Говорила в основном леди Кэтрин. Она неизменно комментировала ошибки