нался, что до сих пор ему казалось, будто разглашать свои личные дела – ниже его достоинства. Однако впоследствии он понял, что должен вмешаться в похождения Уикема и таким образом предотвратить еще большее зло. Прежде чем ему удалось их обнаружить, он провел в Лондоне несколько дней. Но располагал он куда большей информацией, чем мы; и именно сознание того, что его поиски могут оказаться более успешными, заставило его отправиться в город сразу же вслед за нами. Здесь проживает некая леди по имени Янг, которая прежде работала гувернанткой мисс Дарси, но получила увольнение по причине, которую он назвать отказался. После этого она каким-то образом приобрела довольно большой особняк на Эдвард-стрит и по прошествии некоторого времени начала сдавать комнаты не только в нем, но и в других домах. Ему было известно, что эта миссис Янг очень близко знакома с Уикемом; и потому, приехав в город, он первым делом направился к ней. Но вытянуть из нее нужные сведения мистер Дарси смог только спустя два или три дня. Насколько я понимаю, она не хотела делиться своими секретами, не получив за это вознаграждения, хотя с самого начала не скрывала, что знает, где можно найти его друга. В день своего приезда в Лондон Уикем действительно обратился к ней, и она предложила ему жилье на… – стрит. Узнав, наконец, точный адрес, мистер Дарси не только разыскал Уикема, но и настоял на встрече с Лидией. Как он пояснил, он должен был увидеть твою сестру для того, чтобы убедить ее расстаться со своим нынешним положением и поселиться у каких-нибудь друзей, которые согласятся принять ее. При этом он даже предложил помочь ей с переездом. Однако Лидия твердо стояла на своем. Друзья ее не интересовали, помощь мистера Дарси ей не требовалась, и она ничего не хотела слышать о том, чтобы оставить своего дорогого Уикема. Она была уверена, что рано или поздно, но они все-таки женятся; хотя и этому вопросу особого значения она не придавала. Коль скоро Лидия была настроена так решительно, мистер Дарси пришел к выводу, что должен сам побеспокоиться об их браке, который, кстати, как он понял еще из своей первой беседы с Уикемом, в его планы никогда не входил, поскольку тот был вынужден покинуть свой полк только потому, что все вокруг стали преследовать его, требуя выплаты долгов. Кроме того, Уикем не постеснялся заявить, что не намерен брать на себя ответственность за последствия задуманного Лидией побега. Лично ему просто нужно было уехать от своих кредиторов. Все равно куда. А Лидию он выбрал потому, что у нее имелись хоть какие-то деньги, тогда как его карманы были совершенно пусты. Мистер Дарси поинтересовался, почему же он все-таки не хочет взять Лидию в жены; ведь, несмотря на то, что мистер Беннет не особенно богат, женившись на его дочери, он смог бы существенно поправить свое состояние. Однако в ответ тот заметил, что по-прежнему лелеет надежду заключить более выгодный брак, и быть может, даже в другой стране. Тем не менее он не отказался бы улучшить свое положение уже сейчас. В итоге им пришлось встретиться несколько раз, поскольку нужно было обсудить целый ряд вопросов. Разумеется, Уикем хотел бы получить как можно больше, но в конце концов он все же согласился пойти на уступки. Когда между ними было улажено абсолютно все, мистер Дарси решил, что теперь ему следует ввести в курс дела твоего дядю; и первый раз он побывал на Грейсчерч-стрит еще за день до того, как я вернулась из Лонгбурна. Мистера Гардинера он не застал, так как тот по-прежнему занимался поисками вместе с твоим отцом, который должен был уехать на следующее утро. Узнав об этом, мистер Дарси предпочел подождать, поскольку не был знаком с мистером Беннетом и желал бы поговорить с твоим дядей наедине. Во время первого визита он не назвал своего имени, и поэтому было известно только то, что заходил какой-то джентльмен и спрашивал мистера Гардинера. Таким образом, он пришел в субботу, когда твой отец уже уехал, а дядя был дома. Как я писала чуть выше, они имели весьма продолжительную беседу. Сама я увидела его лишь в воскресенье, когда он появился здесь уже в третий раз. Но к какому-либо решению они пришли только в понедельник, после чего дядя немедленно послал в Лонгбурн срочное письмо. Знаешь ли, у всех, кто бывал у нас дома, я бы назвала мистера Дарси самым упрямым. Честное слово, Лиззи, упрямство – это его первый недостаток. Я слышала множество необоснованных упреков в его адрес, но что касается настырности, то этого ему действительно не занимать. Он не просто предлагал свою помощь, но настаивал на ней и утверждал, что ничего не должно предприниматься без его участия; хотя твой дядя, я уверена, смог бы справиться уже и сам. Они спорили так, словно решалась судьба не двух беглецов, а всего человечества. В конце концов твоему дяде пришлось уступить; и, вместо того чтобы оказаться полезным для своей племянницы, он был вынужден довольствоваться лишь положением наблюдателя, что ему, разумеется, было не по нутру. Я искренне надеюсь, что твое письмо порадовало его, поскольку в нем ты просишь объяснений, которые избавят мистера Гардинера от ощущения, будто все заслуги принадлежат только ему. Однако же, Лиззи, это должно остаться между нами. Джейн я, само собой, в расчет не беру. Полагаю, ты легко можешь догадаться, чт(предстояло предпринять в отношении этой парочки молодых людей. Прежде всего нужно было погасить долги Уикема, которые, между прочим, превысили тысячу фунтов; еще одна тысяча ушла на массу других расходов. Причину, по которой все эти издержки взял на себя мистер Дарси, я уже пыталась изложить чуть выше. Иными словами, он считает, что в поведении Уикема виноват именно он, поскольку его стремление всегда оставаться в стороне позволило тому действовать так, как ему было угодно. Возможно, мистер Дарси и прав, но только отчасти; ибо никто не обязан отвечать за поступки другого, не так ли? Как бы там ни было, моя дорогая Лиззи, ты должна поверить мне, что твой дядя никогда бы не поддался на его уговоры, если бы не чувствовал, что в этом деле у него есть собственный интерес. Таким образом, когда всё между ними было наконец решено, мистер Дарси вновь вернулся к своим друзьям в Пемберли; но перед этим они условились, что в день свадьбы он опять приедет в Лондон, и тогда они смогут окончательно обсудить все денежные вопросы. Думаю, я рассказала тебе все, и надеюсь, что мои новости тебя не огорчат. Что же касается остальных, то ты и так уже знаешь, что Лидия все-таки согласилась к нам переехать. Кроме того, сюда часто захаживал и Уикем; и должна сказать, что он показался мне таким же, как и тогда, в Хертфордшире. А вот Лидия… Я бы не стала вдаваться в подробности относительно ее поведения, если бы в среду не получила письмо Джейн, поведавшей мне о том, что дома она вела себя еще хуже, и если бы не была уверена, что тем самым не причиню тебе новых страданий. У меня было к Лидии несколько серьезных разговоров, в которых я пыталась раскрыть перед ней всю непристойность ее поступка и тот позор, который она навлекла на вашу семью. Если она хоть что-нибудь усвоила, то мне повезло, но, по-моему, она даже не слушала меня. Порой мне казалось, что я вот-вот сорвусь, однако, вспоминая вас с Джейн, я старалась взять себя в руки и быть более терпеливой. Мистер Дарси прибыл точно к сроку и, как Лидия сообщила тебе, действительно присутствовал на церемонии венчания. Он согласился отобедать у нас на следующий день, так как вновь собирался уехать из города уже в среду или четверг. Пожалуйста, не сердись на меня, Лиззи, если я воспользуюсь случаем и скажу (хотя прежде у меня на это не хватило бы смелости) о том, как сильно он мне понравился. Его манеры были не менее приятными, чем тогда, в Дербишире; а какое впечатление производит его речь! Впрочем, я вполне допускаю, что ему не достает немного живости, но это уже будет зависеть только от его жены, если, конечно, в свое время он сделает правильный выбор. Кроме того, он показался мне каким-то скрытным, ибо ни разу не упомянул твоего имени; но, похоже, скрытность сейчас в моде. Прости меня, если считаешь, что я позволила себе вольности, и не суди слишком строго. Просто иногда я думаю, что не стану счастливой до тех пор, пока не увижу тебя в чудесном фаэтоне, запряженном парой прекрасных пони. Но, наверное, я больше не должна писать ни слова. Уже полчаса, как мне следует быть вместе с детьми. Искренне твоя,
М. Гардинер»
Элизабет это письмо крайне взволновало, и сама она едва ли могла сейчас сказать, что именно не давало ей покоя: радость или боль. Смутные подозрения, вызванные непониманием того, зачем мистер Дарси содействовал заключению брака ее сестры, и было ли это продиктовано лишь невероятной добротой или все же желанием заставить членов ее семьи почувствовать себя обязанными, начали постепенно развеиваться. Итак, он намеренно отправился за ними в город и сознательно пошел на неприятности, которые постоянно сопутствуют подобным поискам; ведь ему даже пришлось унижаться перед женщиной, которую он, наверняка, ненавидел и презирал, и, более того, неоднократно встречаться, уговаривать, упрашивать и даже подкупать человека, которого он всегда старался избегать и чье имя уже давно стало для него табу. И неужели он согласился на все это ради какой-то шестнадцатилетней девушки, к которой он не питал ни симпатии, ни уважения? Нет, сердце Элизабет подсказывало, что причина кроется только в ней самой; хотя надеяться на это ей мешали сомнения в том, что, даже сохранив свою любовь – любовь к женщине, которая уже однажды отвергла его, – он сможет преодолеть естественное чувство отвращения к родству с Уикемом. Подумать только: свояк Уикема! Да даже загнанная в угол гордость не сможет не противиться такой связи! Безусловно, он сделал много, и так много, что ей даже становилось стыдно. Но свое вмешательство он объяснял причинами, в которые вполне можно было поверить. Во всяком случае, она понимала, почему он чувствовал свою вину, и, может быть, поэтому и не считала себя основным объектом его заботы, хотя, конечно, не отрицала, что любовь к ней в какой-то степени действительно способствовала его участию в этом деле. Ей было невероятно больно сознавать, что теперь они в долгу перед человеком, которому никогда не смогут ответить тем же. Он не просто вернул им Лидию, но фактически спас их семью. Ох, как же она сейчас ненавидела себя за те низкие чувства, которые когда-то испытывала по отношению к нему, и за те гнусные слова, которые говорила в его адрес. Она была противна самой себе; зато им она сейчас гордилась – потому, что в столь тяжелую минуту он не отвернулся от них и сделал все возможное. Она снова и снова перечитывала строки, в которых тетушка хвалила его; и хотя их было не так много, они, безусловно, доставляли Элизабет удовольствие. И, конечно же, ей было приятно, что тетя с дядей твердо убеждены в том, что между ней и мистером Дарси существует некое влечение.