— Конечно, нет, — ответила она. — Но можете быть уверены, что чем-то он хотел нас задеть. И самый верный для нас способ вызвать разочарование мистера Дарси заключается в том, чтобы его ни о чем не спрашивать.
Мисс Бингли, однако, была неспособна чем бы то ни было вызвать разочарование мистера Дарси. Поэтому она продолжала настаивать, чтобы ей объяснили скрытый смысл его слов.
— Ничего не имею против, — сказал мистер Дарси, как только ему позволили говорить. — Вы либо выбрали этот способ препровождения времени, так как весьма доверяете друг другу и должны поделиться каким-то секретом, либо думаете, что ваша внешность особенно выигрывает, когда вы ходите. В первом случае я буду для вас помехой, во втором же я с гораздо большим успехом могу наслаждаться вашей красотой, сидя около камина.
— Какой ужас! — воскликнула мисс Бингли. — Я никогда в жизни не слышала ничего более дерзкого! Как наказать нам его за эти слова?
— Нет ничего проще, стоит только по-настоящему захотеть, — сказала Элизабет. — Мы все можем легко досадить друг другу. Дразните его, смейтесь над ним. Вы же с ним близкие друзья и должны знать его слабые места.
— Но, честное слово, я не знаю. Уверяю вас, наше знакомство меня этому не научило. Дразнить само хладнокровие и присутствие духа! Нет, нет, я чувствую, что из этого ничего не выйдет. Не захотим же мы выставлять себя дурочками, смеясь без всякого повода. О нет, мистер Дарси может быть спокоен.
— Разве над мистером Дарси нельзя смеяться? — удивилась Элизабет. — Какое редкое преимущество! Настолько редкое, что я надеюсь, оно навсегда останется исключением. Мне бы очень не повезло, если бы у меня оказалось много таких знакомых, — ведь я обожаю смешное.
— Мисс Бингли, — отвечал Дарси, — приписывает мне неуязвимость, которой я, к сожалению, не обладаю. Мудрейший и лучший из людей, нет, мудрейшие и самые благородные их действия могут быть высмеяны особами, у которых главная цель в жизни — насмешка.
— Конечно, такие люди бывают, — сказала Элизабет. — Но надеюсь, что я не принадлежу к их числу. Мне кажется, я никогда не высмеивала мудрость и благородство. Глупость и причуды, капризы и непоследовательность кажутся мне смешными, и я смеюсь над ними, когда мне это удается. Но все это качества, от которых вы, по-видимому, совершенно избавились.
— Этого, наверно, никто не может достигнуть. Но на протяжении своей жизни я немало потрудился над тем, чтобы освободиться от недостатков, которые могут сделать смешным даже неглупого человека.
— Таких, например, как гордость и тщеславие?
— Да, тщеславие это, в, самом деле, недостаток. Но гордость… Что ж, тот, кто обладает настоящим умом, может всегда сдержать гордость в должных пределах.
Элизабет отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
— Вы, как будто, уже успели разобраться в характере мистера Дарси, не так ли? — спросила мисс Бингли. — Мне очень хочется узнать ваше мнение.
— Что ж, я вполне убедилась, что мистер Дарси лишен недостатков. Да он этого и сам не скрывает.
— Подобных претензий, — ответил Дарси, — я не высказывал. Слабостей у меня вполне достаточно. Я только надеюсь, что от них избавлен мой ум. А вот за нрав свой я бы не поручился. Возможно, что я слишком мало уступчив — во всяком случае, с точки зрения удобства тех, кто меня окружает. Я не умею забывать глупость и пороки ближних так быстро, как следовало бы, так же, как и нанесенные обиды. Меня не так легко растрогать. Характер мой, вероятно, может быть назван мстительным. Если кто-нибудь лишается моего уважения, то уже навсегда.
— Вот это в самом деле серьезный порок! — воскликнула Элизабет. — Неумолимая мстительность — безусловно мрачная черта характера. Но вы хорошо выбрали свой недостаток. Я не способна над ним смеяться. Вы можете меня не бояться.
— Думаю, что каждому свойственна склонность к каким-то недостаткам, которая не может быть преодолена даже отличным воспитанием.
— Ваша слабость — это готовность ненавидеть людей.
— А ваша, — отвечал он с улыбкой, — намеренно их не понимать.
— Мне хочется немножко послушать музыку, — сказала мисс Бингли, устав прислушиваться к разговору, в котором она не принимала участия. — Луиза, ты не рассердишься, если я разбужу твоего мужа?
Ее сестра ничего не имела против, и она раскрыла фортепиано. Дарси, поразмыслив, не стал об этом жалеть, так как чувствовал, что уделяет Элизабет слишком много внимания.
Глава XII
Как было условлено между сестрами, Элизабет наутро написала матери, чтобы за ними в этот же день прислали экипаж. Миссис Беннет, однако, рассчитывала, что ее дочери останутся в Незерфилде до вторника,{32} с тем, чтобы Джейн провела там целую неделю и поэтому не испытала никакого удовольствия оттого, что они собираются приехать раньше. Ее ответ поэтому оказался мало благоприятным — по крайней мере, для Элизабет, с нетерпением ждавшей возвращения домой. В письме говорилось, что миссис Беннет едва ли удастся послать экипаж раньше вторника, причем в постскриптуме добавлялось, что если мистер Бингли и его сестры станут уговаривать их остаться подольше, то она отлично обойдется без старших дочерей и более долгое время. Элизабет, однако, и думать не могла о задержке в Незерфилде — она даже не вполне была уверена в том, что их об этом попросят. Напротив, боясь, как бы не показалось, что их пребывание слишком затянулось, она стала уговаривать Джейн сразу же попросить экипаж у Бингли. В конце концов было решено сказать, что им хотелось бы вернуться домой в это же утро и одновременно обратиться с просьбой об экипаже.
Известие об их отъезде вызвало всеобщее огорчение. При этом была высказана уверенность, что для полного выздоровления больной им следует пробыть в Незерфилде еще хотя бы один день. Под конец сестры согласились задержаться до следующего утра. Мисс Бингли вскоре стала жалеть о том, что предложила отложить их отъезд, так как ревность и неприязнь, вызванные в ней одной из сестер, были гораздо сильнее ее привязанности ко второй.
Хозяин дома был искренно опечален сообщением о скорой разлуке и настойчиво доказывал мисс Беннет, что она еще не совсем поправилась для переезда. Но тщетно — Джейн, когда она была уверена в правильности своих действий, умела проявить твердость.
Мистер Дарси был доволен этим решением. Элизабет пробыла в Незерфилде достаточно долго. Чары ее действовали на него гораздо сильнее, чем ему бы хотелось. К тому же мисс Бингли была с ней чересчур резка, а к самому Дарси приставала чаще, чем в обычные дни. Он весьма мудро рассудил, что ему следует избегать всяческих знаков внимания по отношению к Элизабет, которые позволили бы ей заподозрить, что от нее может зависеть его счастье. При этом он сознавал, что если подобные догадки уже успели зародиться в ее голове, то их подтверждение в значительной степени зависит от того, как он себя поведет в последний день перед ее отъездом. Укрепившись в своем намерении, он сказал ей за всю субботу не более десятка слов, и, хотя им пришлось около получаса пробыть вдвоем в одной комнате, он в течение всего времени с таким усердием читал книгу, что даже не взглянул в ее сторону.
В воскресенье, сразу после утреннего богослужения, наступил, наконец, столь желанный для большинства момент разлуки. Любезность мисс Бингли к Элизабет, так же, как и ее привязанность к Джейн, перед самым отъездом заметно возросли. При расставании старшую сестру уверили в том, что встреча с ней — в Лонгборне или Незерфилде — всегда будет самым радостным событием. После того, как мисс Бингли нежнейшим образом обняла Джейн и даже протянула руку ее сестре, Элизабет рассталась со всей компанией в прекрасном расположении духа.
Мать встретила их не очень сердечно. Миссис Беннет была крайне удивлена их приездом, полагая, что они весьма неразумно причинили всем столько хлопот, и не сомневалась, что Джейн заболеет опять. Отец, напротив, хотя и в весьма сдержанной форме, дал им понять, что он доволен их возвращением — ему сильно не хватало старших дочерей при семейных беседах. В отсутствие Джейн и Элизабет вечерние разговоры потеряли значительную часть своего остроумия и почти весь свой смысл.
Они застали Мэри, как обычно, погруженную в изучение музыкальной гармонии и основ человеческой природы и выслушали несколько новых цитат и нравоучительных изречений. Совсем в ином роде были сообщения Кэтрин и Лидии. С прошлой среды в полку произошло множество событий: несколько офицеров обедали у их дядюшки, был подвергнут телесному наказанию рядовой{33} и распространились самые достоверные слухи о том, что полковник Форстер собирается жениться.
Глава XIII
— Надеюсь, моя дорогая, вы позаботились о том, чтобы у нас был сегодня приличный обед? — спросил на следующее утро за завтраком мистер Беннет. — Я полагаю, что за нашим столом должно появиться некое новое лицо.
— О ком вы говорите, друг мой? Насколько мне известно, никто к нам не собирается. Разве что заглянет Шарлот Лукас… Но для нее, я надеюсь, мои обеды всегда достаточно хороши. Не думаю, чтобы она особенно привыкла к подобному столу у себя дома.
— Я имею в виду одного приезжего джентльмена.
Глаза миссис Беннет заблестели.
— Приезжего джентльмена? Уверена, что это мистер Бингли! Ах, Джейн, лукавая девочка, как же ты раньше ничего не сказала? Ну что ж, я буду рада увидеть мистера Бингли. Но, боже мой, какой ужас! У нас не будет рыбного блюда. Лидия, душенька моя, позвони, пожалуйста. Необходимо сию же минуту отдать распоряжение миссис Хилл.
— Это вовсе не мистер Бингли, — отвечал ее муж. — Я жду человека, которого еще никогда в жизни не видел.
Слова эти вызвали общее удивление, и, к полному удовольствию мистера Беннета, все члены семейства засыпали его вопросами. Позабавившись всеобщим любопытством, он в конце концов дал следующее разъяснение: