— Из этих слов очевидно, — добавила Джейн, — что он не приедет обратно этой зимой.
— Из этих слов очевидно лишь, что он не должен приехать по мнению мисс Бингли.
— Но почему ты так думаешь? Тебе, наверно, кажется, что это его собственное дело? Он ведь сам себе хозяин. Но ты еще не знаешь всего. Я прочту тебе то место, которое ранило меня особенно сильно. Мне нечего от тебя скрывать.
«Мистеру Дарси не терпится повидать свою сестру и, откровенно говоря, нам хочется встретиться с ней не меньше, чем ему самому. Я в самом деле не думаю, чтобы кто-нибудь сравнился с Джорджианой Дарси красотой, изяществом и прочими качествами. Но привязанность, которую она своими совершенствами вызывает во мне и Луизе, становится чем-то более значительным, благодаря лелеемой нами надежде, что она станет со временем нашей сестрой. Не помню, говорила ли я Вам раньше об этих мыслях, но мне бы не хотелось покинуть провинцию, не рассказав Вам о них, и я верю, что Вы не поймете их превратно. Мой брат и прежде восхищался мисс Дарси. Теперь же он будет часто иметь возможность встречаться с ней в самой непринужденной обстановке. Все ее родные, как и его, желают этой партии. И, надеясь, что меня не обманывают родственные чувства, я считаю Чарлза вполне способным завоевать любое женское сердце. При всех обстоятельствах, способствующих возникновению такой привязанности, и отсутствии каких-либо помех, разве я не права, моя бесценная Джейн, питая надежду на событие, которое столь многим принесет счастье?»
— Что ты скажешь по поводу этой фразы, Лиззи, дорогая? Разве она недостаточно ясна? — спросила Джейн, складывая письмо. — Разве Кэролайн не заявляет без околичностей, что она не хочет стать моей сестрой и не считает это возможным? И что, убежденная в безразличии ко мне мистера Бингли и, подозревая, быть может, характер моего чувства к нему, она меня хочет деликатно предостеречь? Можно ли это объяснить по-другому?
— Да, и очень легко. Я, например, смотрю на это совсем не так. Сказать тебе, что я думаю?
— Конечно, скажи.
— Я это могу выразить очень коротко. Мисс Бингли видит, что ее брат влюблен в тебя, но хочет его женить на мисс Дарси. Она следует за ним в Лондон, надеясь, что сможет там его удержать, и старается тебя уверить, что ему нет до тебя дела.
Джейн покачала головой.
— Джейн, милая, ты должна мне поверить! Никто из видевших вас вместе не мог усомниться в его чувствах. В них, конечно, не сомневается мисс Бингли, — для этого у нее хватит ума. Если бы она заметила в мистере Дарси малую толику тех же чувств к собственной особе, она бы уже заказывала подвенечное платье. Суть дела однако заключается в том, что мы для них недостаточно богаты и родовиты. А мисс Бингли хотела бы женить брата на мисс Дарси еще и потому, что, как она полагает, при одной родственной связи между семьями, ей будет легче добиться второй. План этот в самом деле не лишен остроумия. Пожалуй, он мог бы увенчаться успехом, не будь у нее на пути дочки леди де Бёр. Но ты же не можешь серьезно думать, что, раз мисс Бингли описала тебе, как ее брат восхищается сестрой мистера Дарси, мистер Бингли стал ценить тебя хоть немного меньше, чем когда прощался с тобой после бала во вторник. Или что во власти мисс Бингли внушить ему, что он любит не тебя, а ее дорогую подругу.
— Если бы мы смогли судить о мисс Бингли одинаково, — ответила Джейн, — то твое толкование письма совершенно бы меня успокоило. Но я знаю, что ты исходишь из неверных предположений. Кэролайн не может нарочно обманывать. И моя единственная надежда заключается в том, что она сама заблуждается.
— Ну вот и отлично. Раз мои объяснения для тебя неприемлемы, ты не могла придумать ничего лучшего. Ради бога, считай, что это ее заблуждение. Ты выполнила свой долг и можешь больше ни о чем не тревожиться.
— Но, Элизабет, дорогая, предположим даже самое лучшее. Буду ли я счастлива, выходя замуж за человека, сестры и друзья которого хотят, чтобы он женился на другой?
— Это дело твое, — сказала Элизабет. — И если, хорошенько подумав, ты считаешь, что счастливое замужество будет значить для тебя меньше, чем неудовольствие его сестер, то я бы тебе советовала ответить ему отказом.
— Как можешь ты так говорить? — сказала Джейн со слабой улыбкой. — Ты же знаешь, что, сколько бы ни огорчало меня их неодобрение, я не поколебалась бы в своем ответе.
— А я в этом не сомневаюсь. Потому я и не могу относиться к твоему горю с большим сочувствием.
— Но если он не возвратится в течение всей зимы, мой ответ, быть может, даже не потребуется. За шесть месяцев могут возникнуть тысячи новых обстоятельств!
Предположение, что мистер Бингли не вернется в Незерфилд, казалось Элизабет совершенно невероятным и представлялось ей вымыслом заинтересованной в этом Кэролайн. Элизабет ни на минуту не могла допустить, чтобы желание сестры, как бы искусно или настойчиво она его ни высказывала, могло повлиять на брата, располагающего полной самостоятельностью.
Она убеждала Джейн в своей правоте так горячо, что уже вскоре с радостью заметила благоприятное действие своих слов. Джейн от природы не была склонна к унынию, и сестре удалось заронить в ней надежду — правда, робкую и иногда омрачаемую сомнениями, — что Бингли возвратится в Незерфилд и ответит каждому движению ее сердца.
Они решили сказать матери лишь об отъезде сестер мистера Бингли из Незерфилда, ничего не говоря о намерениях самого молодого человека. Но даже эти неполные сведения чрезвычайно расстроили миссис Беннет, которая горько сетовала на роковое стечение обстоятельств, заставившее мисс Бингли и миссис Хёрст уехать как раз тогда, когда ее семья так близко с ними сошлась. Однако, погоревав в течение некоторого времени, она утешилась мыслью о том, что мистер Бингли в скором времени возвратится и приедет обедать в Лонгборн. И успокоившись, она заявила в заключение, что хотя мистер Бингли приглашен всего-навсего на семейный обед, она не преминет позаботиться, чтобы количество блюд в этот день было удвоено.
Глава XXII
Беннеты были приглашены пообедать у Лукасов, и мисс Лукас опять была настолько добра, что в течение большей части дня выслушивала излияния мистера Коллинза. Элизабет воспользовалась случаем, чтобы поблагодарить подругу.
— Разговаривая с тобой, он находится в прекрасном расположении духа, — сказала она. — И я очень обязана тебе за эту помощь.
Шарлот заверила ее, что ей приятно оказаться полезной своим друзьям и что этим с лихвой окупается приносимая ею незначительная жертва. Все это было весьма мило с ее стороны. Но великодушие Шарлот простиралось дальше, чем могла себе представить Элизабет. Ни много ни мало, она имела в виду вовсе избавить подругу от угрозы возобновления ухаживаний со стороны мистера Коллинза, обратив их на собственную персону. И дело у нее подвигалось настолько успешно, что когда Шарлот в этот вечер расставалась со своим кавалером, она могла бы почти не сомневаться в достижении цели, не будь срок его пребывания в Хартфордшире таким коротким. Но она недооценила прямолинейности и стремительности его характера, благодаря которым мистер Коллинз на следующее же утро с изумительной ловкостью улизнул из Лонгборна, чтобы поспешить в Лукас Лодж и броситься там к ее ногам. Он постарался выбраться из дома тайком, опасаясь, что, если его уход будет замечен, его намерения, которые он хотел сохранить втайне до того, как они увенчаются успехом, будут преждевременно разгаданы. Ибо, хотя он почти не сомневался в исходе дела (притом не без основания, так как Шарлот его достаточно поощряла), все же после случившегося в нем появилась известная неуверенность. Он был принят, однако, самым лестным для себя образом. Заметив его из верхнего окна, когда он подходил к Лукас Лоджу, мисс Лукас тотчас же выбежала из дома, чтобы как будто невзначай встретиться с ним на садовой дорожке. Едва ли, однако, она осмеливалась предположить, сколько любовного красноречия ожидало ее на месте встречи.
К обоюдному удовлетворению, молодые люди договорились обо всем настолько быстро, насколько это допускали пространные речи мистера Коллинза. Когда они входили в дом, он уже со всей настойчивостью умолял ее назвать день, который сделает его счастливейшим из смертных. И хотя в данную минуту это его желание еще не могло быть удовлетворено, дама вовсе не была склонна отнестись легкомысленно к счастью своего кавалера. Глупость, которой жених был наделен от природы, лишала предсвадебную пору всякого очарования, ради которого невесте захотелось бы сделать ее более продолжительной. И для мисс Лукас, которая согласилась выйти за него замуж только для того, чтобы устроить свою судьбу, было безразлично, когда именно осуществится ее замысел.
Немедленно было испрошено согласие сэра Уильяма и леди Лукас, данное ими с полным восторгом. Положение мистера Коллинза, которое он занимал даже в настоящее время, делало эту партию весьма удачной для их дочери, за которой они могли дать очень небольшое приданое. К тому же ему предстояло так разбогатеть в будущем! Леди Лукас с интересом, гораздо более сильным, чем она испытывала к данному предмету когда-либо раньше, стала прикидывать, сколько лет способен протянуть мистер Беннет, а сэр Уильям весьма убежденно заявил, что, когда мистер Коллинз вступит во владение Лонгборном, он и его жена вполне смогут быть представлены ко двору. Короче говоря, радости всей семьи не было границ. Младшие сестры стали надеяться, что их вывезут в свет на год-два раньше, чем они могли прежде рассчитывать. Братья перестали бояться, что Шарлот умрет старой девой. Сама она казалась достаточно спокойной. Она достигла своей цели и старалась теперь обдумать создавшееся положение. Выводы ее были в основном удовлетворительными. Мистера Коллинза, разумеется, нельзя было считать ни умным, ни симпатичным человеком; общество его было тягостным, а его привязанность к ней — несомненно воображаемой. Но тем не менее ему предстояло стать ее мужем. Несмотря на то, что она была не высокого мнения о браке и о мужчинах вообще, замужество всегда было ее целью. Только оно создавало для небогатой воспитанной женщины достойное общественное положение, в котором, если ей не суждено было найти свое счастье, она хотя бы находила защиту от нужды. Такую защиту она теперь получала. И в свои двадцать семь лет, лишенная привлекательности, она прекрасно сознавала свою удачу. Самой неприятной стороной помолвки было ожидаемое отношение к ней Элизабет Беннет, чьей дружбой Шарлот особенно дорожила. Новость должна была показаться ее подруге совершенно невероятной и, возможно, вызвать с ее стороны резкое осуждение. И хотя оно не поколебало бы решимости Шарлот, такое осуждение могло причинить ей глубокую душевную рану. Она решила рассказать обо всем подруге сама и потому потребовала от мистера Коллинза, чтобы, вернувшись к обеду в Лонгборн, он ни словом не обмолвился о случившемся. Обещание хранить тайну было дано, разумеется, с полной готовностью. Выполнить его оказалось, однако, нелегко. Долгое отсутствие мистера Коллинза возбудило такое любопытство в семье Беннетов, что по возвращении в Лонгборн, он был подвергнут самому тщательному допросу. Уклончивые ответы потребовали от него некоторой изобретательности и в то же время большой самоотверженности, ибо ему очень хотелось похвастаться