Глава IV
Январь и февраль промелькнули без каких-либо новых важных событий в семье Беннетов и не внесли другого разнообразия в их жизнь, кроме прогулок в Меритон, совершавшихся иногда по замерзшим дорогам, а иногда и по грязи. В марте Элизабет предстояло навестить Хансфорд. Сначала она вовсе не думала серьезно об этой поездке. Но мало-помалу она обнаружила, что Шарлот в самом деле ждет ее приезда и постепенно привыкла смотреть на этот визит как на неизбежную и не такую уж неприятную необходимость. Разлука усилила ее привязанность к подруге и ослабила ее отвращение к мистеру Коллинзу. Поездка сулила новые впечатления, а так как жизнь с матерью и достаточно несносными младшими сестрами едва ли можно было назвать приятной, кратковременная смена обстановки была желательна сама по себе. Путешествие, кроме того, давало ей возможность взглянуть на Джейн. Короче говоря, когда срок визита приблизился, она уже была бы огорчена, если бы его пришлось отложить. Никаких препятствий к поездке, однако, не возникло, и, в конце концов, все было устроено согласно первоначальному плану Шарлот. Элизабет должна была выехать в сопровождении сэра Уильяма и его второй дочери. Предложение провести ночь в Лондоне было внесено вовремя и составленный окончательно план путешествия казался безукоризненным.
Единственное связанное с отъездом огорчение вызывала разлука с отцом, который должен был сильно почувствовать ее отсутствие. И когда пришло время, мистер Беннет так неохотно с ней простился, что даже велел дочке ему написать и чуть ли не обещал прислать ей ответ.
Прощание с Уикхемом было вполне дружеским, с его стороны, пожалуй, даже больше, чем дружеским. Новая привязанность не заставила его забыть, что Элизабет первая обратила на себя его внимание, первая его выслушала и выразила ему сочувствие и первая заслужила его восхищение. И в манере, с которой он с ней простился, пожелав ей всяческих радостей, напомнив, чего она может ожидать от леди Кэтрин де Бёр, и выразив уверенность в совпадении их мнений об этой даме и обо всех прочих общих знакомых, заключались забота и внимание, которыми он, казалось, навсегда завоевал самое искреннее расположение Элизабет. Расставаясь с ним, она была убеждена, что, холостой или женатый, он навсегда останется для нее образцом обаятельного молодого человека.
Спутники Элизабет, составившие ей компанию на следующий день, отнюдь не могли вытеснить в ее душе приятное впечатление, оставленное прощанием с Уикхемом. Сэр Уильям Лукас и его дочь Мерайя, девица добродушная, но такая же пустоголовая, как и ее папаша, не могли сказать ничего, заслуживающего внимания, и к их болтовне Элизабет прислушивалась почти с тем же интересом, как к дребезжанию экипажа. Человеческие причуды всегда привлекали ее внимание, но с сэром Уильямом она была знакома слишком давно. И, рассказывая о церемонии своего представления ко двору, он уже не мог открыть ей ничего нового. А его любезности были такими же затасканными, как и его повествование.
Им предстояло проехать всего двадцать четыре мили, и они выехали достаточно рано, чтобы уже к полудню прибыть на Грейсчёрч-стрит. Когда они подъезжали к дому мистера Гардинера, Джейн стояла у окна гостиной в ожидании их приезда. Она встретила их у входа. Пристально вглядевшись в ее лицо, Элизабет была обрадована цветущим видом сестры. На лестнице их поджидали несколько маленьких ребятишек. Желание посмотреть, как выглядит их кузина, заставило их покинуть гостиную, а застенчивость, вызванная годичной разлукой — помешала спуститься еще ниже. Встреча была проникнута радостью и весельем, и день прошел самым приятным образом: первая его часть — в суматохе и беготне по магазинам, а вторая — в театре.
Элизабет удалось занять место рядом с миссис Гардинер. Их разговор прежде всего коснулся ее сестры. И она была скорее опечалена, нежели удивлена, когда из подробных расспросов узнала, что Джейн, хотя и старается держать себя в руках, все же иногда впадает в уныние. Вместе с тем можно было надеяться, что это продолжится не так долго. Тетушка подробно рассказала о визите мисс Бингли и своих многочисленных беседах со старшей племянницей, свидетельствовавших, что Джейн от всего сердца решила порвать это знакомство.
Миссис Гардинер не преминула пошутить над Элизабет по поводу измены Уикхема, одновременно поздравив ее с тем, как прекрасно она эту измену перенесла.
— Кстати, дорогая, а что за девица, эта мисс Кинг? Мне бы не хотелось узнать, что наш друг оказался человеком расчетливым.
— Но тетя, разве можно в матримониальных делах найти точную грань между расчетливостью и благоразумием? Кто знает, где кончается рассудительность и начинается алчность? В дни рождества вы боялись, как бы я по неблагоразумию не вышла за него замуж. А теперь, когда он пытается заполучить невесту, у которой за душой всего десять тысяч фунтов, вы уже видите в этом корыстолюбие.
— Если ты мне скажешь, что собой представляет мисс Кинг, я смогу составить правильное суждение.
— По-моему, это очень славная девушка. Не могу сказать о ней ничего дурного.
— Но он и внимания не обращал на нее, пока смерть деда не сделала ее обладательницей этой суммы.
— Нет, да и с какой бы стати? Если из-за моей бедности он был не вправе добиваться моего сердца, зачем ему было волочиться за девушкой не богаче меня, не чувствуя к ней расположения?
— Но не кажется ли неприличным, что он обратил на нее внимание тотчас же после получения ею наследства?
— В стесненных обстоятельствах человек не может позволить себе соблюдать все приличия, которые другим кажутся столь обязательными. Если она сама не против, то нам-то какое дело?
— Снисходительность мисс Кинг не оправдывает мистера Уикхема. Она доказывает, что ей самой чего-то недостает — ума или такта.
— Ну что ж, — воскликнула Элизабет, — пусть все будет так, как вам угодно: он — стяжатель, а она — дура.
— Это вовсе мне не угодно, Лиззи. Неужели ты не понимаешь, что мне бы не хотелось думать плохо о молодом человеке родом из Дербишира?
— Ах, вот что! Ну, если дело только в этом, то я не питаю особенно высокого мнения о молодых людях из Дербишира. А их закадычные друзья, проживающие в Хартфордшире, не намного лучше их самих. Все они мне достаточно опротивели. Слава богу, завтра я увижу человека без единого положительного качества, — не отличающегося ни умом, ни манерами. В конце концов, знаться стоит только с глупцами.
— Берегись, Лиззи. В твоих словах слишком чувствуется разочарование.
Прежде чем их беседа была прервана окончанием пьесы, Элизабет была неожиданно обрадована приглашением сопровождать мистера и миссис Гардинер во время их летней поездки по стране.
— Мы еще не решили, как далеко заберемся, — сказала миссис Гардинер. — Но, возможно, мы доедем до Озерного края.{48}
Никакое предложение не могло так обрадовать Элизабет. Она приняла его с готовностью и искренней благодарностью.
— Тетя, милая, дорогая! — воскликнула она с восторгом, — как это замечательно! Вы вдохнули в меня свежие силы, подарили мне жизнь. Прощайте, разочарование и сплин! Что значат люди по сравнению с холмами и скалами? Сколько впереди упоительных часов! И мы ведь — не то, что другие путешественники, которые и двух слов связать не могут по возвращении. Уж мы-то, когда вернемся, сумеем рассказать, где мы были, и вспомнить, что повидали. Озера, горы и реки не смешаются в нашей памяти, и мы не станем пререкаться, как это принято, описывая, какой-нибудь примечательный вид. А потому наш рассказ не покажется слушателям таким невыносимым.
Глава V
Все, что во время путешествия на другой день останавливало на себе взгляд Элизабет, казалось ей новым и интересным. Сердце ее радостно билось. Вид сестры доказывал, что за ее здоровье можно не опасаться, а предвкушение поездки на Север служило постоянным источником радостных мыслей.
Когда карета с главной дороги свернула в проселок, ведущий к Хансфорду, путники стали искать глазами приходский домик, который мог теперь открыться за каждым поворотом. Они проезжали мимо ограды Розингс Парка и, вспомнив рассказы об его жителях, Элизабет не смогла удержаться от улыбки.
Наконец, показалось и само жилище мистера Коллинза. Сад, спускавшийся к дороге, с домом в глубине, зеленая ограда, лавровый кустарник — все свидетельствовало о приближении к цели путешествия. Кланяющиеся и улыбающиеся мистер Коллинз и Шарлот появились в дверях и экипаж с кланяющимися и улыбающимися пассажирами остановился у небольшой калитки, отделенной от дома короткой гравиевой дорожкой. Приезжие тотчас вышли из кареты и вместе с хозяевами дома принялись с наслаждением рассматривать друг друга. Миссис Коллинз встретила подругу самым сердечным образом, и Элизабет, видя, как радушно ее принимают, почувствовала еще большее удовольствие оттого, что решилась на эту поездку. Она сразу заметила, что женитьба нисколько не изменила манер ее кузена, который с обычной многословной любезностью задержал их на несколько минут у калитки, обстоятельно расспрашивая Элизабет обо всех членах ее семьи. Вслед за тем они были введены в дом без дальнейших проволочек, если не считать того, что мистер Коллинз обратил их внимание на красоту парадного входа. И как только они оказались в прихожей, он во второй раз напыщенно приветствовал их по поводу вступления в его скромное обиталище, дословно повторив все сказанное его женой относительно отдыха путешественников.
Элизабет заранее готовилась увидеть Коллинза во всем блеске его славы. И ей было трудно избавиться от мысли о том, что, указывая на размеры помещения, виды из окон и обстановку, он обращался главным образом к ней, давая почувствовать, чего она лишилась, отказавшись выйти за него замуж. Но хотя все выглядело уютно и мило, она все же была не способна порадовать его ни единым знаком сожаления и поглядывала на подругу, удивляясь, как это ей удается сохранять жизнерадостность, имея подобного спутника жизни. Когда мистер Коллинз произносил что-нибудь, от чего его жена могла бы прийти в смущение, — а случалось это нередко, — Элизабет невольно бросала взгляд на Шарлот. Раз или два она заметила, что подруга слегка покраснела, но в большинстве случаев Шарлот мудро пропускала подобные вещи мимо ушей. Просидев в гостиной некоторое время, необходимое для того, чтобы воздать должное каждому находившемуся в комнате предмету — от буфета до каминной решетки, — описать их путешествие и рассказать обо всем, что они видели в Лондоне, гости были приглашены хозяином пройтись по обширному, прекрасно разбитому саду, который он обрабатывал собственными руками. Работа в саду была для него одним из самых любимых развлечений, и Элизабет с восхищением наблюдала, как великолепно Шарлот владеет собой, рассуждая о пользе физического труда и признаваясь, что она всей душой поддерживает эту склонность супруга. Проведя гостей по всем продольным и поперечным дорожкам сада и не давая им возможности высказать одобрение, которого сам же усиленно добивался, мистер Коллинз обратил их внимание на каждый представший перед глазами пейзаж, сопровождая это подробностями, от которых сама