— Не думаю, что он вообще появится в Незерфилде.
— Тем лучше! Как ему будет угодно. Едва ли он кому-нибудь здесь понадобится. Хоть я и всегда буду говорить, что он низко поступил с моей дочерью. На месте Джейн я бы не пережила такого разочарования. И я себя утешаю мыслью, что, когда Джейн умрет с горя, мистеру Бингли придется пожалеть о том, что он натворил.
Элизабет промолчала, так как чувствовала себя не способной утешиться подобным предположением.
— Что ж, Лиззи, — продолжала миссис Беннет после непродолжительной паузы, — по-твоему Коллинзы на самом деле живут хорошо? Ну-ну, хотелось бы, чтобы только это было надолго! Каков у них стол? Думаю, что из Шарлот получилась неплохая хозяйка. Если она будет хотя бы наполовину такой изворотливой, как ее мамаша, у них даже смогут оставаться кое-какие сбережения. Они ведь не тратят на хозяйство слишком много?
— О да, конечно.
— Это очень важно для хорошего ведения дома. Да, да. Уж она-то позаботится о том, чтобы сводить концы с концами. Хоть им не придется испытывать нужды в деньгах. Что ж, тем лучше для них. Должно быть, они только и рассуждают о том, когда им достанется имение мистера Беннета? А о Лонгборне говорят так, как будто он уже им принадлежит!
— При мне они не могли касаться подобной темы.
— Еще бы! Было бы странно, если бы они себе это позволили. Но я не сомневаюсь, что они то и дело обсуждают это между собой. Ну что ж, если им ничего не стоит захватить чужое поместье, — тем хуже для них. Я бы постыдилась принять что-нибудь в наследство по мужской линии!
Глава XVIII
Первая неделя после возвращения Джейн и Элизабет пролетела быстро. Началась вторая. Это была последняя неделя пребывания полка в Меритоне, и девицы всей округи находились в самом удрученном состоянии. Уныние было почти всеобщим. Только две старшие мисс Беннет были способны еще есть, пить, спать и вести обычный образ жизни. Такая бесчувственность то и дело вызывала упреки со стороны беспредельно несчастных Китти и Лидии, которые никак не могли допустить ее в ком-нибудь из членов своей семьи.
— Боже, что с нами станется! Что же мы теперь будем делать? — восклицали они на каждом шагу в порыве отчаяния. — И ты, Лиззи, можешь еще улыбаться?
Их любезная матушка разделяла отчаяние дочек, припоминая собственные переживания при подобных обстоятельствах лет двадцать пять тому назад.
— Могу поклясться, что я проплакала не менее двух дней напролет, когда нас покинул полк полковника Миллера. Я тогда была уверена, что сердце мое разбито навеки.
— А я так ручаюсь, что мое сердце и в самом деле будет разбито! — сказала Лидия.
— Если бы только можно было съездить в Брайтон! — заметила миссис Беннет.
— О да, если бы только попасть в Брайтон! Но разве с папой договоришься!
— Купания в море поставили бы меня на ноги.
— Тетушка Филипс уверяет, что мне они просто необходимы, — вставила Китти.
Подобные причитания то и дело повторялись в доме Беннетов. Элизабет хотелось относиться к ним с юмором. Однако все удовольствие для нее было отравлено чувством стыда за своих близких. Снова и снова она убеждалась в справедливости упреков мистера Дарси. И никогда еще его вмешательство в дела его друга не казалось ей столь простительным.
Мрачное настроение Лидии, однако, внезапно рассеялось, когда она получила приглашение жены полковника Форстера сопровождать ее в Брайтон. Ее бесценная подруга была еще совсем молоденькой женщиной, вышедшей замуж совсем недавно. Беспечность и легкость нрава обеих сразу расположили их друг к другу, и после трехмесячного знакомства они сделались неразлучны.
Ликование Лидии по этому поводу, обожание, с которым она стала относиться к миссис Форстер, восторг миссис Беннет и отчаяние Китти едва ли могут быть описаны. Не обращая никакого внимания на чувства сестры, Лидия носилась по дому в непрерывном экстазе, добиваясь всеобщих поздравлений, хохоча и болтая больше, чем когда-либо. В то же время в гостиной неудачливая Китти невразумительно и вместе с тем нудно роптала на свою судьбу.
— Никак не пойму, почему миссис Форстер не могла с таким же успехом пригласить и меня? — брюзжала Китти. — Правда, мы с ней не очень близки. Но у меня не меньше основания получить приглашение, чем у Лидии. Даже гораздо больше! Ведь я старше ее на два года!
Напрасно Элизабет пыталась ее урезонить, а Джейн — успокоить. Сама Элизабет отнеслась к этому приглашению совсем не так, как миссис Беннет и Лидия. Она боялась, что под действием этой поездки Лидия может лишиться последних крупиц здравого смысла. И как бы дорого ни обошелся ей такой шаг, если бы о нем стало известно ее домашним, она все же тайком посоветовала мистеру Беннету не пускать Лидию в Брайтон. Она напомнила ему все случаи ее неразумного поведения, обратив внимание отца на сомнительную пользу, которую Лидия извлечет из дружбы с такой особой, как миссис Форстер. И ей казалось, что в Брайтоне, где соблазнов может оказаться гораздо больше, чем дома, Лидия, находясь в подобной компании, может совершить еще более легкомысленные поступки. Мистер Беннет ее внимательно выслушал и затем ответил:
— Лидия ни за что не угомонится, пока где-нибудь себя не покажет на людях. И ей едва ли представится другой случай осуществить это с меньшими неудобствами для нашей семьи.
— Если бы, вы знали, — сказала Элизабет, — какой большой ущерб может нам причинить бросающееся всем в глаза неосмотрительное и бестактное поведение Лидии! Больше того, какой ущерб им уже причинен! Я уверена, что тогда бы вы судили совсем по-другому.
— Уже причинен! — повторил мистер Беннет. — Что же, оно отпугнуло от тебя кого-нибудь из твоих поклонников? Бедная моя Лиззи! Но ты не должна падать духом. О таких придирчивых юнцах, которые не переносят малейшего признака глупости своих ближних, не стоит жалеть. Ну-ка, назови мне тех жалких людишек, которых оттолкнуло легкомыслие Лидии.
— Вы глубоко ошибаетесь. Мне не приходится жаловаться на подобные разочарования. Я имела в виду не какие-либо отдельные случаи, а общий вред, который нам причиняют ее манеры. Наше положение в обществе, уважение наших знакомых подрывается взбалмошностью, самоуверенностью и крайней несдержанностью, столь свойственными ее характеру. Простите, но я должна высказать свою мысль до конца. Если вы, дорогой отец, не возьмете на себя труд обуздать ее неудержимую натуру и разъяснить Лидии, что сегодняшние помыслы не могут стать делом ее жизни, то скоро заниматься ее исправлением будет поздно. Ее характер окончательно сформируется, и, к нашему общему позору, она к шестнадцати годам превратится в пустую кокетку. Кокетку худшего, наиболее низкого пошиба, не располагающую никакими достоинствами, кроме молодости и некоторой внешней привлекательности. Невежество и пустота сделают ее совершенно беззащитной перед всеобщим презрением, вызванным ее погоней за успехом. Той же опасности подвергается и Китти, которая во всем следует за Лидией — глупой, тщеславной, праздной и совершенно разнузданной девчонкой. Папа, дорогой, неужели вы полагаете, что, вызывая осуждение и презрение всех наших знакомых, они не бросают тень на репутацию своих сестер?
Мистер Беннет почувствовал, что Элизабет вложила в эти слова всю свою душу. Ласково взяв ее за руку, он сказал:
— Ты напрасно волнуешься, моя девочка. Все, кто знают тебя или Джейн, достаточно уважают и ценят вас обеих. И это мнение не может пострадать оттого, что у вас имеются две, или я даже мог бы сказать, три на редкость глупые сестры. В Лонгборне не будет покоя, если Лидия не попадет в Брайтон. Пусть же она туда поедет. Полковник Форстер — человек разумный. Он не допустит, чтобы она попала в настоящую беду. И, к счастью, она достаточно бедна, чтобы не привлекать к себе охотников за приданым. Там ей даже флиртовать станет труднее, чем здесь — офицеры найдут в Брайтоне девиц, заслуживающих большего внимания. Будем же надеяться, что эта поездка заставит ее почувствовать свою незначительность. Во всяком случае ее поведение не может сколько-нибудь заметно испортиться без того, чтобы мы оказались вправе посадить ее до конца дней под замок.
Элизабет пришлось удовлетвориться этим ответом. Так как собственное ее мнение не изменилось, она ушла от отца разочарованная и огорченная. Не в ее характере, однако, было таить досаду, углубляясь в переживания. Она сознавала, что выполнила свой долг, а печалиться заранее по поводу неотвратимых бед, усиливая их вдобавок своим беспокойством, было ей несвойственно.
Если бы Лидия и ее мать узнали, о чем она говорила с отцом, они едва ли смогли бы найти выход своему негодованию. Брайтонская поездка казалась Лидии вершиной земного счастья. Ее пылкое воображение рисовало ей улицы этого курортного городка, полные пока еще незнакомыми ей офицерами. Она видела себя предметом поклонения многих десятков молодых людей. Перед ее мысленным взором вставал во всем блеске военный лагерь — стройные ряды изящных палаток и между ними веселая толпа красавцев, щеголяющих в красных мундирах. И в довершение всего Лидия представляла себе, как она будет сидеть под одной из этих палаток и флиртовать напропалую одновременно не меньше, чем с шестью офицерами.
Что бы она почувствовала, если бы узнала, что ее сестра пытается вырвать ее из этого уже такого реального и такого заманчивого рая? Чувства эти способна была бы понять одна ее мать, которая переживала почти то же самое. Только благодаря поездке Лидии она смогла примириться с безжалостным решением мистера Беннета не допустить путешествия в Брайтон всей семьи. Оставаясь в полном неведении о случившемся, обе они почти беспрерывно предавались восторгам до самого того дня, когда Лидия должна была покинуть Лонгборн.
Теперь Элизабет предстояло встретиться с Уикхемом в последний раз. Встреча эта уже не могла сколько-нибудь серьезно ее волновать, так как она не раз виделась с ним после своего возвращения. Их прежняя близость исчезла. Она даже научилась замечать в самой пленявшей ее прежде мягкости Уикхема постоянную наигранность, вызывавшую раздражение и скуку. Более того, она находила новые поводы для неудовольствия в том, как он стал к ней теперь относиться. В самом деле, напоследок он снова начал оказывать ей такое же внимание, каким было отмечено начало их знакомства, и которое после всего происшедшего могло ее только рассердить. И она потеряла к нему последнее уважение, как только заметила признаки этого праздного волокитства. Решительно отвергая его любезности, она видела в них упрек своему прежнему поведению. Только помня о нем, Уикхем мог считать, что, при первом новом знаке внимания с его стороны, она будет польщена и ответит ему взаимностью, независимо оттого, по какой причине и насколько он прерывал свое ухаживание.