Возможность еще раз встретиться с мисс Беннет, а также подольше побеседовать с ней о хартфордширских друзьях была принята Бингли с большой радостью. В представлении довольной этим Элизабет это означало, что он надеется поговорить с ней о Джейн. Последнее обстоятельство, как и некоторые другие, позволило ей после ухода гостей считать, что она провела истекшие полчаса не так уж плохо, хотя в их присутствии она едва ли испытывала удовольствие. Стремясь остаться одна и опасаясь расспросов и намеков со стороны дядюшки и тетушки, она пробыла с ними ровно столько, сколько нужно было, чтобы выслушать их доброжелательный отзыв о мистере Бингли, и затем убежала переодеваться.
Однако любопытство Гардинеров ей вовсе не угрожало. В их намерения не входило принуждать ее к откровенности. Было ясно, что их племянница гораздо ближе знакома с мистером Дарси, чем они могли предполагать. Нельзя было сомневаться в том, что он в нее серьезно влюблен. Но чем больше им хотелось узнать, тем меньше видели они оправданий для расспросов.
О мистере Дарси следовало теперь думать благоприятно. И в той мере, в какой позволяло их знакомство, они в самом деле не замечали за ним никаких недостатков. Их не могла не тронуть его любезность. И если бы, оценивая его характер, они могли, не считаясь с прочими мнениями, основываться только на собственных чувствах или на отзыве его домоправительницы, то в составленном ими образе хартфордширское общество едва ли смогло бы узнать своего прежнего знакомца. Им хотелось верить миссис Рейнолдс. И они легко пришли к заключению, что свидетельство домоправительницы, знавшей своего патрона с четырехлетнего возраста и внушавшей достаточное доверие, никак не может быть отвергнуто с излишней поспешностью. Сведения, которыми располагали их лэмтонские друзья, ничем существенным этого свидетельства не опровергали. Мистера Дарси могли упрекнуть только в гордости. Возможно, что гордость и в самом деле была ему свойственна. Но даже если бы это было не так, жители небольшого городка, в котором владелец поместья не имел близких друзей, вполне могли приписать ему этот недостаток. Вместе с тем его характеризовали как человека щедрого, оказывающего широкую помощь нуждающимся.
Что касается Уикхема, то путешественникам вскоре удалось выяснить, что он пользовался здесь незавидной репутацией. И если истинную причину разлада Уикхема с сыном его покровителя истолковывали вкривь и вкось, то все же было доподлинно известно, что, покидая Дербишир, молодой человек оставил уйму долгов, которые позже были уплачены мистером Дарси.
Что касается Элизабет, то в этот вечер ее мысли были еще больше сосредоточены на Пемберли, чем в предыдущий. И хотя вечер тянулся, как ей казалось, весьма медленно, его все же не хватило на то, чтобы она смогла определить свое отношение к одному из обитателей поместья. Более двух часов Элизабет была не в состоянии заснуть, стараясь привести свои мысли в порядок. Она явно не относилась к нему с ненавистью. Нет, ненависть исчезла несколько месяцев тому назад. И почти столько же времени она стыдилась себя самой за то, что когда-то испытывала по отношению к нему предубеждение, которое она принимала за ненависть. Невольно возникшее уважение к Дарси, вызванное признанием его положительных качеств, больше не противоречило ее чувствам. И оно приобрело более теплый оттенок благодаря его поведению в эти два дня, представившему его характер в еще более выгодном свете. Но сильнее всего, сильнее уважения и одобрения, в пользу Дарси в ее душе говорило еще одно чувство, которым нельзя было пренебречь. Это была благодарность. Благодарность не только за его прежнюю привязанность, но и за то, что он еще продолжал так сильно ее любить, простив ей злобные и несправедливые обвинения, которые она высказала, отвечая отказом на его предложение. Дарси, который, как ей казалось, должен был отвернуться от нее, как от злейшего врага, постарался при этой случайной встрече сделать все возможное, чтобы сохранить их знакомство. Не позволяя себе обнаружить свою привязанность и избегая экстравагантных поступков, он стремился заслужить доброе мнение о себе ее родных и сблизить ее со своей сестрой. Подобная перемена в столь гордом человеке вызывала не только удивление, но и чувство признательности, ибо она могла объясняться только любовью, горячей любовью. И эта любовь больше не раздражала Элизабет, производя на нее впечатление странное, но во всяком случае не неприятное. Она уважала и ценила этого человека, была ему благодарна, искренно желала ему счастья. И ей было важно понять, хочет ли она, чтобы его судьба оказалась связанной с ее собственной и будет ли способствовать их общему счастью, если она использует имеющуюся у нее, как ей подсказывала интуиция, власть, для того, чтобы заставить его вновь просить ее руки.
Между теткой и племянницей в тот же вечер было условлено, что исключительное внимание, которое оказала им мисс Дарси, навестив их в самое утро своего приезда в Пемберли, заслуживает наибольшей, если не равной, ответной любезности. Было решено поэтому нанести ей визит в первой половине следующего дня. Итак, им предстояло туда поехать. И Элизабет была этим довольна, хотя едва ли смогла сказать, чему же, собственно говоря, она радуется.
Мистер Гардинер покинул их вскоре после завтрака. Повторенное накануне приглашение на рыбную ловлю требовало, чтобы он встретился с некоторыми людьми, ожидавшими его в Пемберли.
Глава III
Хорошо зная, что неприязнь к ней мисс Бингли вызвана ревностью, Элизабет отлично понимала, что этой особе будет в высшей степени неприятно ее появление в Пемберли. Было поэтому любопытно узнать, сможет ли она вести себя достаточно учтиво при возобновлении их знакомства.
По прибытии они были проведены в гостиную с окнами, выходившими на север, в которой было приятно провести время в жаркие летние часы. Из окон открывался живописный вид на возвышавшиеся невдалеке лесистые холмы, а также прилегавшую к дому зеленую лужайку, на которой росли великолепные дубы и испанские каштаны.
В этой комнате они были приняты мисс Дарси, находившейся там в обществе миссис Хёрст, мисс Бингли и дамы, вместе с которой она жила в Лондоне. Джорджиана встретила их очень любезно. Однако вследствие ее робости и боязни сделать неверный шаг, в поведении Джорджианы чувствовалась какая-то скованность, которую люди, смотревшие на нее снизу вверх, легко могли приписать замкнутости и гордости. Но миссис Гардинер и ее племянница поняли ее состояние и пожалели ее.
Миссис Хёрст и мисс Бингли приветствовали их только легкими поклонами. Когда все уселись, воцарилось обычное в таких случаях молчание. Его нарушила миссис Энсли, обходительная, приятного вида женщина, которая своей попыткой завязать беседу доказала, что она была воспитана лучше остальных дам. В разговоре между нею и миссис Гардинер изредка участвовала и Элизабет. А выражение лица мисс Дарси свидетельствовало, что ей бы очень хотелось собраться с духом и тоже к нему присоединиться. И в минуты, когда она меньше всего боялась, что ее кто-нибудь услышит, она и в самом деле вставляла короткие фразы.
Элизабет вскоре заметила, что мисс Бингли пристально за ней наблюдает, особенно следя за каждым ее словом, обращенным к мисс Дарси. Несмотря на это, она все же попыталась бы побеседовать с Джорджианой, если бы сидела к ней поближе. Однако, будучи поглощена собственными мыслями, она была довольна тем, что ей не приходится много разговаривать. С каждой минутой можно было ждать появления мужчин. Ей хотелось и вместе с тем не хотелось, чтобы в их числе оказался хозяин дома, причем она едва ли смогла бы определить, какое из этих двух желаний было сильнее. После того, как они просидели таким образом около пятнадцати минут, в течение которых Элизабет ни разу не слышала голоса мисс Бингли, последняя прервала ее размышления, осведомившись у нее о здоровье ее родных. Элизабет ответила столь же кратко и сдержанно, и мисс Бингли замолчала.
Некоторое разнообразие внесло появление слуги с холодным мясом, печеньем и всевозможными превосходнейшими фруктами, свойственными времени года. Случилось это, правда, после того, как миссис Энсли сумела многозначительными взглядами и улыбками напомнить молодой хозяйке о ее обязанностях. Теперь для компании нашлось общее занятие, ибо, если не все могли между собой разговаривать, то зато есть был способен каждый. И восхитительные горки персиков, винограда и слив вскоре привлекли всех к столу.
Подобное времяпровождение дало Элизабет полную возможность понять, хочется ли ей, чтобы к их обществу присоединился мистер Дарси. И за минуту до его появления ей казалось, что она решила этот вопрос утвердительно. Тем не менее, когда он вошел, она сразу стала об этом жалеть.
Мистер Дарси провел некоторое время в обществе мистера Гардинера, который вместе с двумя-тремя здешними жителями был занят рыбной ловлей. Услышав от него, что его жена и племянница хотели нанести утренний визит Джорджиане, Дарси поспешил домой. Как только он появился, Элизабет вполне здраво рассудила, что ей следует держаться при нем свободно и непринужденно. Учитывая вызванное ими всеобщее подозрение и неусыпный надзор за каждым его шагом, решение это было безусловно правильным, хоть и не легко выполнимым. Но ничье любопытство не обнаруживалось так явно, как любопытство, написанное на лице мисс Бингли, хоть оно и расплывалось в улыбку каждый раз, когда она заговаривала с Дарси или Элизабет. Ибо ревность не лишила ее надежд и она ничуть не ослабила своего внимания к владельцу Пемберли. Мисс Дарси после его прихода старалась вступать в беседу несколько чаще, и Элизабет заметила явное стремление ее брата поближе познакомить ее с Джорджианой и содействовать их попыткам завязать разговор. Это не ускользнуло и от внимания мисс Бингли, которая, со свойственной раздраженному человеку неосторожностью, воспользовалась первым же случаем, чтобы спросить ее насмешливо-любезным тоном:
— Кстати, мисс Элайза, правда ли, что ***ширский полк в самом деле покинул Меритон? Для вашей семьи это было наверно подлинным бедствием!