Г-жа Гарднер бывала в Пемберли и прекрасно знала покойного г-на Дарси. Сие, таким образом, стало неисчерпаемой темою для бесед. Сравнивая свои воспоминанья о Пемберли с подробнейшими описаньями, кои мог предоставить Уикэм, и вознося хвалы нраву покойного владельца поместья, г-жа Гарднер доставляла удовольствие равно собеседнику и себе. Услышав о том, как обошелся с Уикэмом нынешний г-н Дарси, она попыталась припомнить, что такого подходящего слыхала о нраве сего джентльмена, когда последний был ребенком, и в конце концов уверилась, будто помнит, как прежде поговаривали, что г-н Фицуильям Дарси — мальчишка весьма гордый и злонравный.
Глава III
Предостереженье г-жи Гарднер было скрупулезно и любезно изложено Элизабет при первой же возможности побеседовать наедине; честно поведав свои соображенья, г-жа Гарднер продолжала следующим манером:
— Ты слишком разумная девочка, Лиззи, чтобы влюбиться лишь потому, что тебя от сего предостерегают, а потому я не боюсь говорить прямо. Серьезно, на твоем месте я бы побереглась. Не втягивайся сама и не втягивай его в отношенья, ввиду отсутствия средств абсолютно неблагоразумные. Я ничего не имею против него — он весьма интересный молодой человек, и, будь у него деньги, как ему сие полагается, я бы сказала, что лучшего для тебя и желать невозможно. Но при нынешних обстоятельствах не позволяй своей симпатии увлечь тебя. Ты обладаешь разумом, и мы все надеемся, что ты им воспользуешься. Твой отец полагается на твою решительность и безупречность. Не разочаровывай отца.
— Милая моя тетушка, сие и впрямь серьезно.
— Да, и я надеюсь понудить к серьезности и тебя.
— Что ж, тогда вам вовсе не о чем тревожиться. Я позабочусь о себе и о господине Уикэме. Он не влюбится в меня, если я смогу сие предотвратить.
— Элизабет, ты сейчас несерьезна.
— Прошу простить. Я попробую еще раз. В настоящее время я не влюблена в господина Уикэма — нет-нет, совершенно точно нет. Однако он наиприятнейший человек, какого я только встречала, ни в какое сравненье не идет с прочими, — и если он поистине привяжется ко мне… полагаю, лучше бы сего не случилось. Я понимаю, сколь сие неблагоразумно. Ах, этот ужасный господин Дарси! Мненье отца мне весьма почетно, и я была бы несчастна, сего мненья лишившись. Отец, однако, расположен к господину Уикэму. Говоря коротко, моя милая тетушка, мне было бы очень жаль принести несчастья кому-либо из вас, но поскольку всякий день мы видим, что, если есть расположенье, нехватка состоянья редко препятствует молодым людям обручаться, как могу я обещать, что окажусь мудрее столь многих мне подобных, если явлен мне будет соблазн, или откуда мне знать, если уж на то пошло, что сопротивляться будет мудро. Таким образом, я могу лишь обещать, что не стану торопиться. Я не поспешу уверить себя, что обо мне он мечтает более всего. Будучи с ним в обществе, я не стану навязываться. В общем, я буду очень стараться.
— Возможно, уместно было бы также, чтобы ты не поощряла его приходить сюда столь часто. Хотя бы не напоминала матери его приглашать.
— Как я поступила на днях, — смущенно улыбнулась Элизабет. — Это правда, от сего с моей стороны было бы мудро воздержаться. Однако не думайте, что он всегда приходит так часто. На этой неделе его то и дело приглашают из-за вас. Вы же знаете, у моей матушки водятся идеи насчет того, что гостей потребно беспрестанно занимать обществом. Но, клянусь честью, я сделаю все, что сочту наиболее мудрым; теперь, я надеюсь, вы довольны.
Тетушка уверила ее, что довольна; Элизабет поблагодарила ее за добрые подсказки, и они расстались — замечательный пример подобного совета, не понудившего к негодованью.
Г-н Коллинз вернулся в Хартфордшир вскоре после того, как отбыли чета Гарднер и Джейн, но поскольку он нашел приют у Лукасов, приезд его не доставил г-же Беннет особых неудобств. Женитьба г-на Коллинза стремительно надвигалась, и г-жа Беннет в конце концов смирилась до того, что признала сие событье неизбежным и даже злорадно то и дело сообщала, как «желала бы, чтоб они оказались счастливы». Свадьбу назначили на четверг, а в среду юная г-жа Лукас нанесла прощальный визит, и когда поднялась, дабы откланяться, Элизабет, устыженная неучтивостью матери и ее неохотными пожеланьями счастья, а равно искренне тронутая сама, проводила подругу из комнаты.
Когда они вместе спускались по лестнице, Шарлотта молвила:
— Я рассчитываю, что ты будешь часто мне писать, Элайза.
— Уж в этом не сомневайся.
— И я хотела бы попросить об одолжении. Не приедешь ли меня навестить?
— Я надеюсь, мы будем нередко видеться в Хартфордшире.
— Некоторое время я вряд ли смогу отлучаться из Кента. Обещай, что приедешь в Хансфорд.
Элизабет не смогла отказать, хотя предвидела, что визит сей доставит мало удовольствия.
— Папа́ и Мария приедут в марте, — прибавила Шарлотта, — и я надеюсь, ты согласишься составить им общество. Честное слово, Элайза, я буду рада тебе, как любому из них.
Свадьба состоялась; невеста и жених из церкви отправились в Кент, и всем, по обыкновенью, на сей счет нашлось что сказать или послушать. Вскоре Элизабет получила от подруги письмо; корреспонденция их стала регулярной и частой, как раньше, но прежняя искренность была невозможна. Составляя свои письма, Элизабет неизменно постигала, что вся радость дружбы испарилась, и, хоть полна была решимости не дать слабины в переписке, поступала сим манером скорее ради прошлого, нежели настоящего. Первые письма Шарлотты вскрывались с немалым рвеньем — как можно было не любопытствовать, что́ Шарлотта расскажет о новом доме, как ей понравится леди Кэтрин и насколько счастливой она посмеет себя объявить? — впрочем, Элизабет обнаруживала, что Шарлотта выражалась в точности так, как предвиделось. Она писала жизнерадостно, была, по видимости, окружена удобствами и не поминала ничего такого, чего не могла похвалить. Дом, обстановка, окрестности и дороги пришлись ей совершенно по вкусу, а поведенье леди Кэтрин оказалось весьма дружелюбным и любезным. Так изображал Хансфорд и Розингс г-н Коллинз — Шарлотта лишь здравым манером смягчала картину; Элизабет понимала, что следует дождаться визита к подруге, дабы узнать остальное.
Джейн уже черкнула сестре пару строк, дабы сообщить о благополучном прибытьи в Лондон, а когда написала снова, Элизабет понадеялась, что сестра в силах сообщить что-нибудь о семействе Бингли.
Ее нетерпенье было вознаграждено, как обычно вознаграждается нетерпенье. Джейн пробыла в городе неделю, не увидев Кэролайн и не получив от нее весточки. Сие Джейн, впрочем, объясняла тем, что ее последнее письмо подруге из Лонгборна, очевидно, было по случайности утеряно.
Тетушка, — продолжала она, — завтра окажется поблизости от Гроувнор-стрит, и я воспользуюсь сей возможностью, дабы нанести визит.
Джейн написала снова, повидавшись с юной г-жою Бингли.
Мне показалось, Кэролайн не в духе, — таковы были ее слова, — но она очень обрадовалась мне и упрекнула за то, что я не предупредила о своем приезде в Лондон. Стало быть, я не ошиблась: мое последнее письмо не дошло. Я, конечно, спросила их о брате. Он здравствует, однако так занят с г-ном Дарси, что сестры почти с ним не видятся. Я узнала, что к обеду ожидается юная г-жа Дарси. Жаль, что я ее не застала. Визит мой был краток, поскольку Кэролайн и г-жа Хёрст отправлялись на прогулку. Очевидно, я вскоре вновь с ними увижусь.
Над сим посланьем Элизабет покачала головою. Оно убедило ее, что лишь случайность известит г-на Бингли о пребываньи ее сестры в городе.
Миновали четыре недели, а Джейн не видала его ни разу. Она старалась уверить себя, что о сем не жалеет, но более не могла закрывать глаза на невниманье юной г-жи Бингли. Две недели всякий день до обеда прождав дома, а всякий вечер изобретая новое оправданье, она в конце концов приняла гостью; краткость визита, и более того — перемена в манерах посетительницы более не позволили Джейн обманываться. Письмо, кое написала она сестре, поведает о ее переживаньях:
Милая моя Лиззи, я уверена, не в состояньи торжествовать, оказавшись умнее меня, если я сознаюсь, что совершенно ошибалась касательно расположенья ко мне г-жи Бингли. Но, моя милая сестра, хотя в итоге правота твоя доказана, не сочти меня упрямицей, если я стану утверждать, что, при учете ее поведенья, доверье мое было столь же естественно, сколь твое подозренье. Я вовсе не постигаю, какие резоны заставили ее желать дружбы со мною, но если б те же обстоятельства повторились, я наверняка была бы обманута снова. Кэролайн навестила меня лишь вчера — и ни записки, ни строчки до вчерашнего дня я не получила. Когда она пришла, очевидно было, что сие не доставляет ей удовольствия; она вяло, неубедительно извинилась за то, что не явилась раньше, ни слова не сказала о том, что желает увидеться со мною вновь, и во всех отношеньях была настолько иною, что, когда она ушла, я была полна решимости более сие знакомство не длить. Мне жаль, но я не могу не винить ее. Весьма дурно с ее стороны было выделять меня подобным образом; я вполне могу утверждать, что все знаки вниманья и дружбы проистекали от нее. Но мне ее жаль, поскольку она, вероятно, чувствует, что поступает дурно, и поскольку я абсолютно уверена, что причиной сему ее беспокойство за брата. Мне не требуется объяснять пространнее, и хотя мы знаем, что беспокойство сие совершенно излишне, если она его переживает, сим с легкостью объясняется ее обращенье со мною, а поскольку он столь заслуженно дорог сестре, любое ее беспокойство за него естественно и являет доброту. Я, впрочем, не могу избавиться от удивленья, ибо к чему ей подобные страхи ныне — если б я была ему небезразлична, мы бы увиделись давным-давно. Он знает, что я в городе, меня в сем убедили ее же слова, и однако она говорила так, словно желает уверить себя, что он неравнодушен к юной г-же Дар