— Уверяю вас, сударыня, — отвечал он, — в подобном совете нет нужды. Она занимается постоянно.
— Оно и к лучшему. Тут нельзя перестараться, и когда я буду ей писать, я велю ей ни в коем случае не бросать занятий. Я часто говорю юным дамам, что без постоянных занятий им не добиться никакой искусности в музыке. Я несколько раз говорила госпоже Беннет, что она никоим образом не будет играть поистине хорошо, если не станет заниматься больше, и хотя у госпожи Коллинз фортепьяно нет, госпожа Беннет вполне может, о чем я говорила не раз, всякий день приходить в Розингс и играть на фортепьяно в комнате госпожи Дженкинсон. В том крыле, как вы понимаете, она никому не помешает.
Г-н Дарси, очевидно, слегка устыдился грубости тетушки и не отвечал.
Когда допили кофе, полковник Фицуильям напомнил Элизабет, что та обещала ему сыграть, и она тотчас села за фортепьяно. Он подтащил ближе стул. Леди Кэтрин прослушала половину песни, а затем вновь заговорила с другим племянником, пока тот не отошел прочь и, по обыкновенью неспешно, не направился к инструменту, расположившись так, чтобы ясно видеть миловидную исполнительницу.
Элизабет сие заметила, в первой же паузе обернулась к нему с лукавой улыбкою и сказала:
— Вы намерены устрашить меня, господин Дарси, столь торжественно явившись меня послушать? Но я не встревожусь, хоть сестра ваша и играет столь блестяще. Есть во мне упрямство, что не позволяет страшиться по чужому веленью. При всякой попытке меня запугать храбрость моя восстает.
— Я не стану утверждать, будто вы ошибаетесь, — отвечал он, — ибо вы не можете всерьез подозревать, будто я замышлял встревожить вас, и я имею удовольствие знать вас достаточно давно, чтобы понимать: порою вы с величайшим удовольствием провозглашаете мненья, кои, по сути дела, вам не принадлежат.
Элизабет от души рассмеялась над подобным своим портретом и сказала полковнику Фицуильяму:
— Ваш кузен сообщит вам крайне приятное понятье обо мне и научит вас не верить ни единому моему слову. Мне на редкость не повезло встретить того, кто столь умело разоблачает истинную мою натуру, в краях, где я надеялась сойти за человека с приличной репутацией. В самом деле, господин Дарси, весьма невеликодушно поминать все, что известно вам по Хартфордширу, о моих недостатках, — и, позвольте заметить, весьма неблагоразумно, ибо сие понуждает меня отомстить, и могут выплыть обстоятельства, кои шокируют вашего родственника.
— Я вас не боюсь, — с улыбкою отвечал он.
— О, расскажите же, в чем вы его обвиняете, — вскричал полковник Фицуильям. — Мне любопытно знать, как он ведет себя с посторонними.
— Стало быть, вы сие услышите — но готовьтесь к чудовищному. В самый первый раз, когда я увидела его в Хартфордшире — а надо вам сказать, сие случилось на балу, — и на этом балу как, по-вашему, он поступил? Он протанцовал всего четыре танца! Мне жаль причинять вам боль, однако же сие истинная правда. Он протанцовал всего четыре танца, хотя кавалеров не хватало, и мне достоверно известно, что не одна и не две дамы сидели, не имея партнеров. Господин Дарси, вы не можете сего отрицать.
— В то время я не имел чести быть знакомым ни с одной дамою, за исключеньем тех, коих сопровождал.
— Это правда; и в бальной зале познакомиться невозможно. Ну, полковник Фицуильям, что мне дальше сыграть? Мои пальцы ждут ваших распоряжений.
— Вероятно, — сказал Дарси, — меня бы судили мягче, стремись я к знакомствам, однако нравиться посторонним мне удается плохо.
— Следует ли нам осведомиться у вашего кузена о причинах? — спросила Элизабет, по-прежнему обращаясь к полковнику Фицуильяму. — Следует ли нам поинтересоваться, с какой стати человеку, кой обладает образованьем, умом и вращается в обществе, плохо удается нравиться посторонним?
— Я и сам знаю, — сказал Фицуильям, — незачем его спрашивать. Потому что он не дает себе труда.
— Я определенно не обладаю, как некоторые, талантом, — сказал Дарси, — легко беседовать с теми, кого прежде в глаза не видел. Я не умею уловить тона разговора или изобразить интерес к собеседнику — уменья, кои я нередко замечал за другими.
— Мои пальцы, — отвечала Элизабет, — движутся по клавишам не так проворно, как сие удается многим дамам. Мои пальцы не располагают такой же силою или сноровкой и играют не столь выразительно. Однако я всегда полагала, что виновата сама — ибо не желаю практиковаться. Я же не думаю, будто мои пальцы менее умелы, нежели у любой женщины, добившейся превосходной техники.
Дарси улыбнулся и ответил:
— Вы совершенно правы. Вы тратили время с большею пользой. Ни единый человек, удостоенный привилегии слушать вас, не сочтет, будто вам чего-то недостает. Мы оба не выступаем пред посторонними.
Тут их перебила леди Кэтрин, коя пожелала узнать, о чем это они беседуют. Элизабет тотчас продолжила играть. Леди Кэтрин приблизилась и, пару минут послушав, обратилась к Дарси:
— Госпожа Беннет играла бы не вовсе безнадежно, если бы чаще практиковалась и располагала преимуществом учебы у лондонского преподавателя. У нее весьма недурная аппликатура, хотя вкусу ее далеко до вкуса Энн. Из Энн вышла бы восхитительная музыкантша, если бы здоровье позволило ей учиться.
Элизабет взглянула на Дарси, желая узнать, сколь сердечно поддержит он сию похвалу, но ни сейчас, ни в любое иное мгновенье не смогла она распознать ни малейшей приметы любви и из всего поведенья г-на Дарси с юной г-жою де Бёрг сделала утешительный для юной г-жи Бингли вывод, что, будь последняя его родственницей, он с равной вероятностью мог бы жениться на ней.
Леди Кэтрин продолжала отпускать замечанья касательно музицированья Элизабет, мешая их с щедрыми указаньями относительно техники и вкуса. Элизабет выслушивала сие со всею терпимостью любезности и по просьбе джентльменов пребывала за фортепьяно, пока не подоспел экипаж ее светлости, дабы отвезти гостей домой.
Глава IX
Наутро г-жа Коллинз и Мария отбыли по делам в деревню, а Элизабет сидела в одиночестве и писала Джейн; дверной колокольчик, безошибочный знак появленья визитера, заставил ее вздрогнуть. Она не слышала, как подъехал экипаж, а потому сделала вывод, что имеется вероятность прихода леди Кэтрин, и с сим малоприятным предчувствием убирала недописанное письмо, дабы избежать назойливых вопросов, когда дверь отворилась и, к великому удивленью Элизабет, в комнату вступил г-н Дарси — и только г-н Дарси.
Он, по видимости, тоже немало изумился, обнаружив ее в одиночестве, и в виде извиненья за вторжение сообщил, что полагал, будто все дамы пребывают в доме.
Затем они оба сели и, едва ею были заданы положенные вопросы относительно Розингса, рисковали погрузиться в гробовое молчанье. Абсолютно необходимо посему было что-нибудь придумать, и в сию критическую минуту вспомнив, когда она видела его в последний раз в Хартфордшире, и желая выяснить его соображенья касательно поспешного отбытья, Элизабет отметила:
— Как внезапно вы все покинули Незерфилд в ноябре, господин Дарси! Вероятно, столь скорый приезд ваш явился наиприятнейшим сюрпризом для господина Бингли; если я правильно помню, он отбыл всего днем ранее. Надеюсь, он и его сестры были в добром здравии, когда вы уезжали из Лондона.
— Совершенно здоровы, благодарю вас.
Элизабет сообразила, что более никакого ответа не получит, и после краткой паузы прибавила:
— Насколько я понимаю, господин Бингли особо не стремится возвращаться в Незерфилд?
— Я не слыхал, чтобы он говорил нечто подобное, но, вероятно, в дальнейшем он не станет бывать там подолгу. Друзей у него много, и в его возрасте число друзей и приглашений неизменно растет.
— Если он собирается редко бывать в Незерфилде, округе было бы сподручнее, если б он вовсе отказался от аренды, ибо тогда, возможно, какая-нибудь семья поселилась бы там насовсем. Но, возможно, господин Бингли снял дом более ради собственного удобства, нежели во имя удобства соседей, и следует предположить, что он сохранит за собою или же оставит дом, исходя из тех же принципов.
— Я не удивлюсь, — отвечал Дарси, — если он откажется от аренды, едва появится достойная возможность купли.
Элизабет не отвечала. Она опасалась длить беседу о его друге и, не представляя, что бы еще сказать, вознамерилась предоставить заботу о поисках темы ему.
Он уловил намек и вскоре заговорил:
— Сие, насколько я вижу, весьма удобный дом. Леди Кэтрин, кажется, серьезно принимала в нем участье, когда господин Коллинз только прибыл в Хансфорд.
— Насколько мне известно, да, — и, разумеется, она не могла бы осенить добротою более благодарного протеже.
— Господину Коллинзу, очевидно, немало повезло в выборе супруги.
— Это верно; его друзья могут благодарить судьбу за то, что он встретил одну из весьма немногих разумных женщин, кои приняли бы его предложенье или осчастливили бы его, таковое приняв. Моя подруга блестяще умна — хоть я и не могу с уверенностью утверждать, что замужество за господином Коллинзом представляется мне мудрейшим ее поступком. Впрочем, она, похоже, совершенно счастлива, а с точки зрения благоразумья для нее сие очень удачная партия.
— Ей, вероятно, отрадно поселиться вблизи родных и друзей.
— Сие вы называете «вблизи»? До них почти пятьдесят миль.
— Но что такое пятьдесят миль по хорошей дороге? Едва ли больше полудня пути. Да, сие, я полагаю, очень близко.
— Я бы не сказала, что расстоянье — преимущество сего брака, — возразила Элизабет. — Я бы не сказала, что госпожа Коллинз поселилась вблизи от родных.
— Сие лишь доказывает вашу привязанность к Хартфордширу. Очевидно, все, что находится за пределами окрестностей, мнится вам удаленным.
С этими словами он исторг из себя некую улыбку, и Элизабет показалось, что она сию улыбку поняла: очевидно, он полагает, будто собеседница думает о Джейн и Незерфилде; Элизабет вспыхнула, отвечая: