Элизабет вполне могла отвечать, что сие — великое счастье, если дело обстоит так, и с равной искренностью прибавить, что совершенно уверена и крайне довольна его домашними утехами. Она, впрочем, не огорчилась, когда перечисленье таковых было прервано появленьем той самой дамы, коя служила их источником. Бедная Шарлотта! — сколь грустно оставлять ее в таком обществе! Впрочем, она выбрала сие, заранее зря последствия, и, хотя явно сожалела об отъезде гостей, на сочувствие вроде бы не напрашивалась. Дом и хозяйство, приход и птица, а равно все заботы, ими порождаемые, еще не исчерпали своего очарованья.
В конце концов прибыла карета, свертки поместили внутри, дорожные сундуки привязали сверху, и было объявлено, что можно отправляться. После нежного прощанья подруг Элизабет сопроводил к карете г-н Коллинз, каковой, пока шагали они через сад, наставлял ее передать горячий привет всему ее семейству, не забыв также о его благодарностях за прием в Лонгборне зимою, а равно его почтенье г-ну и г-же Гарднер, хоть ему и незнакомых. Затем он подсадил Элизабет в карету, за Элизабет последовала Мария, и дверца уже готова была затвориться, когда г-н Коллинз внезапно напомнил им в некотором испуге, что дамы забыли передать посланье для обитателей Розингса.
— Впрочем, — прибавил он, — вы, разумеется, пожелаете, чтобы им было передано ваше нижайшее почтенье, а также неисчислимые благодарности за их доброту, явленную вам в протяженьи вашего пребывания здесь.
Элизабет не стала возражать; дверце позволили захлопнуться, и карета тронулась.
— Боже правый! — вскричала Мария после нескольких минут безмолвия. — Кажется, мы приехали всего день-другой назад! А притом столько всего произошло.
— Да уж, немало, — со вздохом ответствовала ее спутница.
— Мы девять раз обедали в Розингсе, да еще дважды приглашены были на чай! Сколько всего я расскажу дома!
«И сколько всего я сокрою», — прибавила Элизабет про себя.
Путешествие их протекало без особых разговоров и вовсе без тревог; по прошествии четырех часов после отбытья из Хансфорда они добрались до дома г-на Гарднера, где намеревались гостить несколько дней.
Джейн выглядела хорошо, а средь множества развлечений, кои обеспечила им доброта тетушки, Элизабет выпадало мало возможностей изучить душевное состоянье сестры. Однако Джейн собиралась возвращаться домой вместе с нею, а в Лонгборне времени для наблюдений достанет.
Элизабет тем временем не без усилий дожидалась даже Лонгборна, дабы поведать сестре о предложеньи г-на Дарси. Помыслы о том, что она в силах сообщить нечто, грозящее столь невероятно удивить Джейн и притом потешить все остатки собственного тщеславия, кои рассудок еще не изгнал прочь, явилась неодолимым соблазном к откровенности, и подавить его смогли только замешательство относительно того, до какой степени следует раскрывать все обстоятельства, а равно опасенье, что, едва заговорив, Элизабет понуждена будет помянуть Бингли, что лишь больше опечалит сестру.
Глава XVI
Во вторую неделю мая три молодые дамы вместе отбыли с Грейсчёрч-стрит в город ***, что в Хартфордшире, и, приближаясь к оговоренному постоялому двору, где должен был ждать их экипаж г-на Беннета, вскоре узрели, что пунктуальность кучера подтверждена наличьем Китти и Лидии, кои выглядывали из обеденной залы наверху. Две девицы пробыли на постоялом дворе более часа, с наслажденьем посещая модистку, пялясь на часовых и готовя латук с огурцами.
Поприветствовав сестер, они в ликованьи предъявили стол, где стояло холодное мясо, какое обычно содержится в кладовых постоялых дворов, и вскричали:
— Правда же, мило? Правда, приятный сюрприз?
— И мы вас угостим, — прибавила Лидия, — только одолжите нам денег, а то мы все потратили в лавке. — И затем, показав свои покупки: — Глядите, я купила шляпку. По-моему, она не очень красивая, но я подумала, что можно и купить. Дома раздеру ее на части — может, удастся из нее что-нибудь смастерить.
Сестры попрекнули шляпку уродством, на что Лидия с совершеннейшим равнодушьем прибавила:
— Да ладно, в лавке были две-три еще уродливее; куплю симпатичненького атласа на отделку, и выйдет вполне сносно. Кроме того, особо не важно, что носить нынешним летом, раз ***ширский полк отбудет из Меритона, а они уезжают через две недели.
— Правда? — с немалым удовольствием вскричала Элизабет.
— Они будут квартировать возле Брайтона; я так хочу, чтобы папа́ вывез нас всех летом туда. Вот было бы прелестно, и к тому же стоило бы сущие гроши. Даже мама́ желает поехать. Вы только представьте, сколь унылое будет лето.
«Да уж, — подумала Элизабет, — в самом деле прелестно, для нас просто самое оно. Господи! Брайтон, целый лагерь, набитый солдатами, — и мы, коих будоражат жалкий полк и ежемесячные балы в Меритоне».
— А еще у меня для вас новости, — сказала Лидия, едва все уселись за стол. — Что скажете? Отличные новости, великолепные новости, и к тому же про того, кто всем нам нравится.
Джейн и Элизабет переглянулись; половому сообщили, что в его услугах не нуждаются. Лидия засмеялась:
— Узнаю сестер — сплошь формальность да благоразумье. Половому нечего подслушивать — можно подумать, ему есть дело! Я так думаю, он часто слышит вещи и похуже. Однако уродлив он — жуть! Я рада, что он ушел. В жизни не видала таких длинных подбородков. Ну так вот, новости: новости насчет дорогуши Уикэма — чересчур хорошо для полового, а? Можно не бояться, что Уикэм женится на Мэри Кинг. Ну, каково? Она уехала к дяде в Ливерпуль; насовсем уехала. Уикэм спасен.
— И Мэри Кинг спасена! — прибавила Элизабет. — Спасена от неблагоразумного брака.
— Дура она, что поехала, коли он ей нравился.
— Надеюсь, они не были сильно привязаны друг к другу, — заметила Джейн.
— Уж он-то явно не был. Чем угодно поклянусь, он ее и в грош не ставил. Кто способен полюбить это веснушчатое чучело?
Элизабет потрясенно сообразила, что, хоть сама она и не способна на подобную грубость выражений, грубость чувства едва ли уступала тому, что когда-то таилось в ее груди и полагалось великодушным!
Как только все поели, а старшие заплатили, велено было закладывать экипаж, и после некоторых хитроумных уловок общество уселось со всеми коробками, сумками для рукоделья и свертками, а также непрошеным довеском покупок Лидии и Китти.
— Как мы тут чудесно умостились! — вскричала Лидия. — Я рада, что купила шляпку — у меня зато есть хотя бы новая картонка! Ну-с, а теперь устроимтесь поудобней и до самого дома будем болтать и смеяться. Для начала расскажите-ка, что с вами со всеми было после отъезда. Встречали приятных мужчин? Пофлиртовали? Я так надеялась, что хоть одна из вас до возвращенья раздобудет себе мужа. Джейн скоро старой девою станет, я вам точно говорю. Ей почти двадцать три. Как тетушка Филипс хочет, чтоб вы раздобыли мужей, — вы вообразить не можете. Она говорит, лучше бы Лиззи вышла за господина Коллинза, а коли меня спросите, ничего тут нет веселого. Господи! как бы я хотела выйти замуж раньше всех, я бы тогда присматривала за вами на балах. Боже правый, мы так повеселились на днях у полковника Форстера. Мы с Китти провели там целый день, и госпожа Форстер обещала, что вечером потанцуем (мы, кстати, с госпожой Форстер так подружились!), и она позвала обеих Харрингтон, только Хэрриет заболела, так что Пен пришлось идти одной, и что мы сделали, вот угадайте? Мы переодели Чемберлейна в женское платье, чтоб за даму сошел, — жуть как весело! Ни одна душа не знала, только полковник и госпожа Форстер, и еще мы с Китти, ну и тетушка, потому как нам пришлось платье одалживать у нее; вы бы видели, какой он получился душка! Денни, Уикэм и Прэтт, и еще двое или трое как пришли — вовсе его не узнали. Ой, как я смеялась! И госпожа Форстер тоже. Я думала, помру со смеху. И вот поэтому мужчины что-то заподозрили и раскумекали вскоре, в чем же дело-то.
Подобными историями о приемах и шутках Лидия, поддерживаемая намеками и дополненьями Китти, пыталась развлекать спутниц всю дорогу до Лонгборна. Элизабет старалась все пропускать мимо ушей, однако не могла не слышать частых упоминаний Уикэма.
Дома их приняли весьма радушно. Г-жа Беннет возликовала, узрев, что красота Джейн ни капли не умалена, а за обедом г-н Беннет не раз по доброй воле сообщал Элизабет:
— Я рад, что ты вернулась, Лиззи.
Собранье в столовой было велико, ибо встретить Марию и послушать новости явились почти все Лукасы, и великое множество предметов занимало их умы: леди Лукас через стол расспрашивала Марию о благоденствии и птичьем дворе старшей дочери, г-жа Беннет была вдвойне занята, с одной стороны, выпытывая у Джейн, сидевшей чуть поодаль, каковы нынешние моды, а с другой — пересказывая ее отчет младшим сестрам Лукас, а Лидия голосом, зычностью превосходившим все прочие, живописала разнообразные утренние увеселенья всякому, кто готов был слушать.
— Ой, Мэри, — говорила она. — Жалко, что ты с нами не поехала, мы так повеселились! когда ехали туда, мы с Китти опустили шторы и прикинулись, будто в экипаже никого нету, и я бы всю дорогу так ехала, только вот Китти затошнило, а когда мы добрались до «Джорджа», мы, по-моему, очень прекрасно себя вели, угостили всех чу́дным холодным ланчем, а кабы ты поехала, мы бы угостили и тебя. А потом мы уехали, и было так весело! Я думала, мы никогда в экипаж не влезем. Чуть со смеху не померла. А потом мы так веселились всю дорогу! болтали и смеялись так громко, что за десять миль было слышно!
На сие Мэри весьма серьезно отвечала:
— Я отнюдь не желаю, дражайшая моя сестра, принизить подобные удовольствия. Они, несомненно, согласуются с большинством женских натур. Но должна признать, что я сама в них очарованья не нахожу. Я бесконечно более предпочитаю книгу.
Из сего ответа Лидия не расслышала ни слова. Она редко слушала кого бы то ни было долее полуминуты, а на Мэри и вовсе не обращала вниманья.