его мысли были заняты примерно тем же.
— Среди них есть еще один человек, — продолжал он после паузы, — кой особо желает познакомиться с вами. Дозволите ли, или просьба моя чрезмерна, пока вы пребываете в Лэмбтоне, представить вам мою сестру?
Заявленье сие поразило Элизабет несказанно — до того, что она не сознавала, каким манером согласилась. Она тотчас сообразила, что всякое желанье юной г-жи Дарси с нею познакомиться наверняка внушено ее братом, и сие было приятно, даже если не вдумываться; Элизабет радовалась, что негодованье не заставило его думать о ней поистине дурно.
Дальше они шли в молчаньи, оба погруженные в раздумья. Ей было неловко — сие неизбежно; однако она была польщена и довольна. Его желанье представить ее своей сестре — комплимент высочайшего толка. Вскоре они сильно опередили остальных, и, когда подошли к экипажу, г-н и г-жа Гарднер оставались в получетверти мили позади.
Г-н Дарси предложил Элизабет зайти в дом, однако та объявила, что не устала; они вместе стояли на лужайке. В подобные минуты многое можно сказать, а молчанье весьма неуклюже. Элизабет желала заговорить, но всякая тема оборачивалась запретной. В конце концов Элизабет припомнила, что как-никак путешествует, и они с великим упорством побеседовали о Мэтлоке и Давдейле. Время и тетушка двигались медленно, и до завершенья сего tête-à-tête терпенье Элизабет, а равно идеи почти истощились. Едва г-н и г-жа Гарднер приблизились, их настойчиво пригласили зайти в дом и отдохнуть, однако предложенье было отклонено, и гости крайне любезно расстались с хозяином. Тот помог дамам зайти в экипаж, и, когда тронулись, Элизабет увидела, как г-н Дарси бредет к дому.
Тут же посыпались замечанья дядюшки и тетушки — оба твердили, что г-н Дарси бесконечно превзошел их ожиданья.
— Он прекрасно воспитан, вежлив и скромен, — отметил дядюшка.
— В нем, конечно, есть некая горделивость, — отвечала его супруга, — но лишь в наружности, и сие вполне ему идет. Я теперь могу утверждать, как его экономка, что некоторые говорят, будто он гордый, ноя ничего такого не видала.
— А уж как меня удивило его поведенье. Он не просто любезен — воистину предупредителен, хотя в сем вовсе не было нужды. Он ведь знаком с Элизабет совсем поверхностно.
— Лиззи, в самом деле, — сказала ее тетушка, — он не столь красив, как Уикэм, — точнее, у него нет такой наружности, ибо черты его весьма хороши. Но отчего же ты уверяла нас, что он ужасно неприятен?
Элизабет оправдывалась, как могла, говорила, что при встрече в Кенте он понравился ей больше, а до сегодняшнего утра она его столь приятным не видала.
— Быть может, в своей любезности он отчасти капризен, — отвечал дядюшка. — Знатные люди нередко таковы, а посему я не стану ловить его на слове насчет рыбной ловли; вдруг он завтра передумает и выгонит со своих земель.
Элизабет понимала, что они вовсе не постигают натуры г-на Дарси, однако ни слова не молвила.
— Судя по тому, что мы наблюдали, — продолжала г-жа Гарднер, — я бы и не подумала, будто он мог бы поступить с кем-нибудь жестоко, как он поступил с бедным Уикэмом. У него отнюдь не злое лицо. Напротив, когда он говорит, у него довольно приятный рот. И какое-то достоинство — и не подумаешь, что душа у него дурна. Но сколь роскошно рекомендовала его милая дама, что показывала нам дом! Я порой еле сдерживала смех. Впрочем, он, должно быть, щедрый хозяин, а сие в глазах слуги стоит любой добродетели.
Элизабет решила, что необходимо как-то оправдать его обращенье с Уикэмом, и потому возможно деликатнее дала им понять, что, судя по сведеньям родственников г-на Дарси в Кенте, поступки его вполне можно истолковать иначе, что натура его не столь гнусна, а натура Уикэма — не столь мила, сколь полагают в Хартфордшире. В подтвержденье сему она описала их финансовые отношенья, не называя источника сведений, однако заверяя в его надежности.
Сие удивило и встревожило ее тетушку; однако они подъезжали туда, где та когда-то была счастлива, и потому всякую мысль ее изгнали чары воспоминаний, и г-жа Гарднер так увлеченно показывала мужу окрестные достопримечательности, что не в силах была думать ни о чем другом. Хоть и изнуренная утренней прогулкою, она тотчас после обеда отправилась на поиски прошлых знакомцев, и вечер прошел за радостями бесед, возобновленных после многолетнего перерыва.
Любопытные событья дня не дозволяли Элизабет много вниманья уделять новым друзьям; она только и могла размышлять и изумляться любезности г-на Дарси, а превыше всего — его желанью познакомить ее со своей сестрою.
Глава II
Элизабет полагала, что г-н Дарси привезет сестру назавтра после прибытья той в Пемберли, а потому вознамерилась все утро не отходить от постоялого двора. Вывод ее, впрочем, оказался неверен, ибо визитеры явились наутро после приезда в Лэмбтон самой Элизабет. Она и чета Гарднер гуляли по городку вместе с новыми друзьями и как раз возвратились на постоялый двор, дабы переодеться к обеду с той же семьей; грохот экипажа поманил их к окну, и они увидели, что по улице в кюррикеле катят джентльмен и дама. Элизабет мигом узнала ливреи лакеев, догадалась, что сие означает, и побудила родственников к немалому удивленью, сообщив им о том, какая честь их всех ожидает. Дядюшка и тетушка изумились несказанно, а смущенье Элизабет вкупе с нынешними обстоятельствами, а равно многообразными событьями предыдущего дня понудили Гарднеров взглянуть на происходящее по-новому. Ничто прежде на сию мысль не наводило, однако ныне они сообразили, что вниманье подобного человека нечем более изъяснить, кроме неравнодушья его к их племяннице. Пока сии новорожденные идеи вертелись у них в головах, смятенье Элизабет поминутно возрастало. Ее удивляло собственное замешательство; но помимо прочего опасалась она, что неравнодушие брата слишком превознесло ее в глазах сестры, и, более обычного желая понравиться, само собою, подозревала, что все таланты нравиться покинули ее.
Она попятилась от окна, не желая быть замеченной, и, расхаживая по комнате и пытаясь взять себя в руки, узрела жадное любопытство в глазах дядюшки и тетушки, от коего ее положенье стало только хуже.
Появились юная г-жа Дарси с братом, и состоялось устрашающее знакомство. Элизабет в изумленьи узрела, что новая знакомица смущена не меньше. С самого прибытья в Лэмбтон Элизабет только и слышала, сколь горда юная г-жа Дарси, однако несколько минут наблюдений уверили ее, что та всего лишь безмерно застенчива. Элизабет с трудом удавалось выжать из нее хоть слово за вычетом односложных.
Юная г-жа Дарси оказалась высока и крупнее Элизабет; ей едва исполнилось шестнадцать, однако она уже обладала статью и была женственна и грациозна. Не так красива, как брат, однако в лице читались ум и доброта, а манеры были скромны и милы. Элизабет, ожидавшей столкнуться с проницательным и невозмутимым наблюдателем под стать г-ну Дарси, сильно полегчало, едва она узрела столь иные черты.
Вскоре Дарси уведомил Элизабет, что ее желает навестить и Бингли, и не успела она толком обрадоваться и подготовиться к такому визитеру, как на лестнице раздались торопливые шаги и спустя мгновенье сей молодой человек ступил в комнату. Вся злость Элизабет давным-давно испарилась, но, даже питай она остатки таковой, злость вряд ли удержала бы позиции пред непринужденною сердечностью, с коей Бингли возрадовался их встрече. Дружелюбно, хотя и общо, он выспрашивал о ее родных, держась и беседуя с тою же добродушной легкостью, что и прежде.
Г-на и г-жу Гарднер сей персонаж интересовал едва ли меньше, нежели их племянницу. Они давно желали на него поглядеть. Вообще-то вся группа возбуждала пристальнейшее вниманье. Свежие подозренья относительно г-на Дарси и Элизабет заставляли супругов устремлять на обоих серьезные, хотя и сдержанные любопытствующие взоры, и вскоре оба зрителя уверились, что из сих двоих, по меньшей мере, один знает, что значит любить. Касательно чувств дамы они отчасти сомневались, однако вполне очевидно было, что джентльмена переполняет восхищенье.
Элизабет, со своей стороны, была крайне занята. Она желала выяснить, каковы чувства всех ее посетителей, желала привести в порядок собственные и всем понравиться; в этом последнем устремленьи, кое вызывало у нее более всего опасений провала, она с наибольшей вероятностью могла добиться успеха, ибо те, кого она пыталась усладить, предрасположены были питать к ней симпатию. Бингли готовился, Джорджиана жаждала, а Дарси намеревался быть услажденными.
При виде Бингли мысли ее, разумеется, обратились к сестре, и ах — как пылко желала узнать она, захвачены ли его думы тем же предметом. Порою чудилось ей, будто он говорит меньше, нежели прежде, а раз или два она с удовольствием подметила, что он смотрит на нее, словно бы пытаясь различить сходство. Но, хотя сие, быть может, Элизабет только мнилось, ее не обмануло поведенье Бингли с юной г-жою Дарси, якобы соперницею Джейн. Ни единый взгляд его либо же ее не выдавал особого расположенья. Ничего не происходило меж ними такого, что могло упрочить надежды его сестры. По сему поводу Элизабет вскоре успокоилась, а до расставанья с посетителями имели место два или три крошечных событья, кои, в волненьи показалось ей, выдавали, что воспоминанья Бингли о Джейн не лишены нежности и он желал бы сказать больше, дабы завести разговор о ней, если бы посмел. Когда прочие беседовали промеж собою, Бингли заметил Элизабет тоном, в коем звучало подлинное сожаленье, что «он так давно не имел удовольствия с нею встречаться», и, не успела она ответить, прибавил:
— Восемь месяцев с лишним. Мы не встречались с 26 ноября, когда мы все танцовали в Незерфилде.
Элизабет порадовалась, что память его столь доскональна; позже он нашел возможность спросить, не будучи подслушан остальными, все ли сестры Элизабет пребывают в Лонгборне. Ничего такого не было ни в вопросе, ни в вышеприведенном замечаньи, однако смыслом их наполняли взгляд и тон.