«И таков, — сказала она себе, — финал тревожной предусмотрительности его друга! лжи и хитроумья его сестры! счастливейший, мудрейший, наиразумнейший финал!»
Через несколько минут в комнату зашел Бингли, чье совещание с ее отцом обернулось кратким и по делу.
— Где ваша сестра? — выпалил он, открыв дверь.
— С матерью наверху. Я думаю, она спустится через минуту.
Засим он закрыл дверь и, приблизившись к Элизабет, попросил добрых пожеланий и сестринской нежности. Элизабет искренне и от всего сердца отвечала, сколь счастлива их будущим родством. Они с великой сердечностью пожали друг другу руки, и затем до прихода сестры Элизабет понуждена была выслушивать все, что Бингли желал сказать о собственном счастье и о великих совершенствах Джейн; и невзирая на то, что он был влюблен, Элизабет взаправду верила, что все его ожиданья блаженства вполне здравы, ибо произрастали из великолепного ума и более чем великолепной натуры Джейн, а равно сходства чувств и склонностей между нею и им самим.
Всем им выдался вечер необычайного счастья, и душевное удовлетворенье юной г-жи Беннет осеняло ее лицо светом столь очаровательной живости, что она стала красива, как никогда. Китти жеманилась, улыбалась и надеялась, что скоро придет ее черед. Г-же Беннет никак не удавалось найти слова, способные достаточно тепло и согласно с чувствами выразить ее соизволенье или же описать удовольствие, хотя битых полчаса ни о чем более с Бингли не говорила, а когда за ужином к ним присоединился г-н Беннет, голос его и манеры достоверно свидетельствовали о том, сколь он поистине счастлив.
Впрочем, ни единого слова касательно сего не сорвалось с его губ, прежде чем ближе к ночи гость их отбыл; но едва тот уехал, г-н Беннет обернулся к дочери и сказал:
— Джейн, поздравляю тебя. Ты будешь очень счастливой женщиной.
Джейн тотчас бросилась к нему, поцеловала и поблагодарила за доброту.
— Ты умница, — отвечал он, — и мне крайне приятно думать, что ты счастливо устроишься. Я нисколько не сомневаюсь, что вы прекрасно поладите. Различий меж вашими натурами я не вижу. Вы оба столь уступчивы, что никогда ничего не сможете решить, столь доверчивы, что всякий слуга станет вас обманывать, и столь щедры, что всегда будете превышать годовой доход.
— Надеюсь, нет. Для меня неблагоразумье или же бездумность в деньгах будут непростительны.
— Превышать доход! Дорогуша господин Беннет, — вскричала его супруга, — о чем это вы? Да у него четыре или пять тысяч в год, а то и больше. — И затем обратилась к дочери: — О, дорогая дорогуша Джейн, я так счастлива! Я наверняка всю ночь глаз не сомкну. Я так и знала, что все уладится. Я всегда говорила, что в конце концов так и должно быть. Я верила, что ты не зря такая красивая! Помнится, когда он в том году приехал в Хартфордшир, я как увидела его, так сразу и подумала, что вы наверняка поладите. О! Он самый красивый молодой человек на свете!
Уикэм, Лидия — все было забыто. Джейн стала ее любимицей вне всякой конкуренции. В ту минуту г-же Беннет ни до кого более не было дела. А самые младшие сестры вскоре взмолились о тех благах, кои Джейн сможет в будущем дарить.
Мэри просила допустить ее в библиотеку Незерфилда, а Китти отчаянно клянчила всякую зиму устраивать балы.
С того дня Бингли, разумеется, стал в Лонгборне ежедневным гостем, зачастую являясь до завтрака и всегда оставаясь на ужин, если, конечно, какой-нибудь бесчеловечный сосед, достойный всяческой ненависти, не присылал ему приглашенье к обеду, кое Бингли полагал должным принять.
Элизабет ныне редко выдавалась минута поговорить с сестрою, ибо в присутствии Бингли Джейн забывала обо всех; впрочем, Элизабет оказалась ощутимо полезна обоим в порою случавшиеся часы разлуки. В отсутствие Джейн Бингли неизменно прикипал к Элизабет, находя удовольствие в беседах с нею, и в отсутствие Бингли Джейн вечно искала сходного утешенья.
— Я так счастлива, — сказала она однажды вечером. — Он сказал, что понятия не имел о моем приезде в город весной! Я не верила, что сие возможно.
— Я это подозревала, — отвечала Элизабет. — Но как он объяснился?
— Очевидно, виноваты его сестры. Они явно не одобряли его знакомства со мною, чему не приходится удивляться, ибо он мог бы сделать партию во многих отношеньях выгоднее. Но когда они увидят — а я полагаю, они увидят, — что брат их со мною счастлив, они примирятся, и мы снова будем добрыми знакомыми, хотя прежней дружбы уже не будет никогда.
— Сие наисуровейшая диатриба, — сказала Элизабет, — кою я только от тебя слышала. Умница! Я бы сильно злилась, если б тебя снова обмануло притворное расположенье госпожи Бингли.
— Поверишь ли, когда в ноябре он отбыл в город, он поистине любил меня, Лиззи, и только уверенья в моем безразличии не дозволяли ему вернуться!
— Тут он слегка ошибся, это уж точно, — к чести, впрочем, скромной его натуры.
Сие, естественно, побудило Джейн к панегирику о его скромности и о том, сколь мало ценит он красоту собственной души.
К радости своей, Элизабет убедилась, что Бингли не выдал вмешательства друга; хоть на свете не сыскать души снисходительнее и щедрее Джейн, Элизабет понимала, что подобное обстоятельство понудит сестру к предубежденью.
— На свете никого нет удачливее меня! — вскричала Джейн. — О, Лиззи, отчего я избрана одна из всей семьи, отчего благословлена превыше всех! Если б мне увидеть, что ты так же счастлива! Если б для тебя нашелся такой мужчина!
— Если б их нашлось сорок, я никогда не обрела бы такого счастья. Без твоего нрава, твоей доброты мне столь счастливой не быть. Нет уж, я буду ухищряться сама, и, возможно, если мне очень сильно повезет, я со временем встречу второго господина Коллинза.
Положение дел в семействе из Лонгборна невозможно было надолго скрыть. Г-жа Беннет имела честь нашептать на ушко г-же Филипс, а та рискнула, не спрашивая дозволенья, сходным манером поступить со всеми соседями в Меритоне.
Беннетов тотчас объявили удачливейшей семьею в мире, хотя какими-то несколькими неделями ранее, едва сбежала Лидия, все полагали, что на семействе лежит печать несчастия.
Глава XIV
Однажды утром, спустя неделю или около того после помолвки Бингли с Джейн, когда он и дамы сидели в столовой, грохот экипажа привлек их вниманье к окну, и они узрели, как на лужайку въезжает запряженная четверкой карета. Утро было слишком ранним для визитеров, и кроме того, процессия не явила им ни одного из соседей. Лошади были почтовые, и семейство прежде не встречало ни сего экипажа, ни таких ливрей. Поскольку, однако, очевидно было, что некто явился, Бингли тотчас уговорил юную г-жу Беннет избежать неудобств подобного вторженья и прогуляться с ним в леске. Они отбыли, а остальные трое без особого успеха строили догадки, пока дверь не распахнулась и не вошла гостья. Каковой оказалась леди Кэтрин де Бёрг.
Все собранье, разумеется, готовилось к сюрпризу, однако удивленье их превзошло всякие ожиданья, а изумленье г-жи Беннет и Китти, хотя они вовсе не были знакомы с посетительницей, пожалуй, не достигало глубин потрясенья Элизабет.
Леди Кэтрин, неприятная более обыкновенного, вступила в комнату, на приветствие Элизабет отвечала только легким наклоном головы и уселась, ни слова не молвив. Элизабет помянула матери имя гостьи, когда та вошла, хотя никаких просьб о знакомстве не прозвучало.
Г-жа Беннет, удивленная безмерно, однако польщенная визитом столь знатной дамы, приняла последнюю крайне любезно. Некоторое время посидев молча, ее светлость сухо изрекла:
— Надеюсь, вы здоровы, госпожа Элизабет Беннет. Сия дама, полагаю, ваша мать.
Элизабет лаконично отвечала, что так оно и есть.
— А сие, я полагаю, одна из ваших сестер.
— Да, сударыня, — отвечала г-жа Беннет, счастливая возможностью побеседовать с леди Кэтрин. — Это моя предпоследняя по старшинству. Самая младшая недавно вышла замуж, а старшая где-то в парке, гуляет с молодым человеком, кой, я так думаю, скоро станет членом нашей семьи.
— У вас очень маленький парк, — после краткой паузы парировала леди Кэтрин.
— Сие ничто в сравненьи с Розингсом, миледи; но уверяю вас, он гораздо больше, нежели у сэра Уильяма Лукаса.
— Летними вечерами сие, должно быть, наинеудобнейшая гостиная — все окна на запад.
Г-жа Беннет заверила ее, что после обеда здесь никогда не сидят, а затем прибавила:
— Дозволит ли ее светлость спросить, здоровы ли господин и госпожа Коллинз?
— Да, вполне здоровы. Я видела их позапрошлым вечером.
Элизабет ожидала, что сейчас леди Кэтрин вручит ей письмо от Шарлотты, ибо сие представлялось единственным вероятным резоном ее визита. Письма, впрочем, не появилось, и Элизабет терялась в догадках.
Г-жа Беннет крайне любезно предложила ее светлости перекусить, однако та весьма решительно и не весьма любезно отказалась что бы то ни было есть, а затем, поднявшись, сказала Элизабет:
— Госпожа Элизабет Беннет, мне мнится, что пообок вашей лужайки имеется симпатичный боскет. Я бы с наслажденьем прогулялась там, если вы окажете честь составить мне общество.
— Иди, дорогуша, — вскричала ее мать, — покажи ее светлости тропинки. Я думаю, хижина отшельника придется ей по вкусу.
Элизабет подчинилась и, сбегав к себе за парасолем, вместе со знатной гостьей сошла вниз. Минуя вестибюль, леди Кэтрин открыла двери в столовую и гостиную и, после краткого осмотра объявив их пристойными, продолжила путь.
Экипаж ее стоял у дверей; внутри Элизабет увидела служанку. Дамы молча шагали гравийной дорожкой к рощице; Элизабет вознамерилась не заводить беседы с сей женщиной, коя ныне казалась антипатичнее и высокомернее обычного.
«Как могла я полагать, что меж нею и ее племянником имеется сходство?» — недоумевала она, глядя на гостью.
Едва они зашли под деревья, леди Кэтрин приступила к беседе следующим манером:
— Вы вряд ли недоумеваете, госпожа Беннет, относительно резонов моего приезда. Сие объяснить вам должны сердце ваше и совесть.