— Лиззи, — отвечал ее отец, — я дал ему свое согласие. Он из тех людей, коим я ни в чем не смею отказать, если они снисходят до просьбы. Раз ты вознамерилась его заполучить, я даю свое согласие тебе. Но выслушай мой совет: подумай еще. Я знаю тебя, Лиззи. Я знаю, что ты лишена будешь уваженья и счастья, если не сможешь почитать своего мужа, если не станешь взирать на него как на существо высшее. В неравном браке живые твои таланты ставят тебя под угрозу серьезнейшего свойства. Ты едва ли сможешь избежать недоверия и несчастия. Дитя мое, не понуждай меня горевать, видя, что ты не в силах уважать своего спутника жизни. Ты не представляешь, на что идешь.
Элизабет, разволновавшись еще более, отвечала серьезно и торжественно; в конце концов, не раз заверив отца, что г-н Дарси — в самом деле избранник ее сердца, описав постепенные перемены ее мненья о нем, поведав, что абсолютно уверена в постоянстве его привязанности, ибо таковая выдержала испытанье многими месяцами неизвестности, и с воодушевленьем перечислив все его прекрасные черты, она все-таки преодолела отцовское недоверие и примирила отца с подобным браком.
— Что ж, милая моя, — отвечал он, когда она умолкла, — мне более нечего сказать. Если дело обстоит так, он тебя заслуживает. Человеку менее достойному я бы тебя, моя Лиззи, не отдал.
Совершенства впечатлений ради она поведала ему о том, что́ по доброй воле сделал г-н Дарси для Лидии. Г-н Беннет выслушал сие в изумлении.
— Воистину, нынче у нас вечер чудес! То есть Дарси сделал все — устроил брак, дал денег, оплатил долги этого малого и купил ему званье! Ну, оно и к лучшему. Избавит меня от стольких трудов и такой бережливости. Если б все сие сделал твой дядя, я бы должен был ему уплатить и уплатил бы; но эти молодые и неистово влюбленные творят что хотят. Завтра я предложу уплатить ему, он станет махать руками и кричать о любви к тебе — тем все и кончится.
Затем он вспомнил, как она смущалась несколько дней назад, слушая письмо г-на Коллинза, и, некоторое время над нею посмеявшись, наконец отпустил, сказав, когда она очутилась в дверях:
— Если какие молодые люди явятся за Мэри или Китти, посылай их сюда — я совершенно свободен.
С души Элизабет упал камень и, полчаса спокойно поразмыслив у себя в комнате, она смогла в сносном самообладаньи возвратиться к остальным. Событья были слишком свежи и еще не веселили, однако вечер миновал безмятежно; серьезных опасностей более не грозило, а непринужденность и дружество со временем придут.
Когда г-жа Беннет к ночи отправилась в гардеробную, Элизабет пошла следом и изложила матери сущностные вести. Воздействие таковых оказалось весьма примечательным, ибо, едва дочь высказалась, г-жа Беннет застыла, не в силах исторгнуть из себя ни звука. Лишь много-много минут спустя она постигла услышанное, хотя обыкновенно во мгновенье ока распознавала выгоду для семьи или же выгоду, коя являлась в облике влюбленного в одну из дочерей. В конце концов она стала приходить в себя, ерзать в кресле, вставать, садиться, изумляться и славословить.
— Святый Боже! Господь всемогущий! ну надо же! ох батюшки! Господин Дарси! Кто бы мог подумать! Это что, правда? О, милая моя дорогуша Лиззи! Какая ты будешь богатая и важная! Сколько на булавки, какие брильянты, какие экипажи! Джейн с тобой не сравнится — ни в какое сравненье не идет. Я так рада — так счастлива. Какой обворожительный мужчина! такой красивый! такой высокий! О, дорогуша Лиззи, прошу тебя, извинись перед ним, что я раньше его недолюбливала. Я надеюсь, он простит. Дорогая дорогуша Лиззи. Дом в городе! Красота какая! Три дочери замужем! Десять тысяч в год! О господи! Что со мной станется. Я сейчас рехнусь.
Сие вполне доказывало, что в одобрении ее не стоит сомневаться, и Элизабет, возрадовавшись, что это излияние слышала она одна, вскоре отбыла. Не прошло и трех минут, как мать явилась к ней в комнату.
— Мое дорогущее дитя, — вскричала она, — мне больше ничто в голову нейдет. Десять тысяч в год, даже наверняка больше! Это же прямо лорд какой-то! И разрешенье архиепископа. Ты должна и непременно выйдешь замуж по разрешенью архиепископа. Но, бесценная моя дорогуша, скажи мне, какое у господина Дарси особо любимое блюдо — я завтра сготовлю.
Сие неутешительно провозвещало поведенье матери с джентльменом лично, и Элизабет вспомнила, что, хотя определенно располагает его нежнейшей привязанностью и уверена в согласии родных, не все ее желанья сбылись. Впрочем, завтрашний день прошел лучше, нежели она ожидала, ибо г-жа Беннет, к счастью, так трепетала пред будущим зятем, что страшилась с ним заговорить, если не могла выказать ему некое вниманье или подчеркнуть свое уваженье к его суждениям.
Элизабет с удовольствием узрела, что отец ее взял на себя труд познакомиться с г-ном Дарси поближе; вскоре г-н Беннет заверил ее, что с каждым часом уважает того все больше.
— Я высоко ценю всех трех моих зятьев, — сказал он. — Уикэм, пожалуй, мой любимец, но, пожалуй, твой муж мне будет нравиться не меньше, чем супруг Джейн.
Глава XVIII
Прежняя игривость вскоре вернулась к Элизабет, и последняя возжелала, дабы г-н Дарси объяснил, с какой стати в нее влюбился.
— С чего все началось? — спросила она. — Я могу постичь, что вы обворожительным манером двигались по сему пути, едва отправившись, но что подвигло вас отправиться?
— Я не в силах назвать час, место, взгляд или же слова, что заложили основу. Сие было слишком давно. Я прошел полпути, не успев сообразить, что отправился.
— Пред моей красотою вы устояли, а что касается моих манер… поведенье мое — во всяком случае, с вами — всегда граничило с неучтивостью, и я неизменно беседовала с вами, скорее желая причинить вам боль, нежели наоборот. Ну так будьте искренни — вы восхищались мною за мою дерзость?
— За живость натуры.
— Вполне можете называть ее дерзостью. Сие почти она и была. Дело же в том, что вас утомили почитание, любезность, назойливое вниманье. Вас тошнило от женщин, кои вечно говорили, смотрели и думали исключительно ради вашего одобренья. Я раздражала и интересовала вас, потому что вовсе не походила на них. Не будь вы поистине милы, вы бы меня за такое возненавидели, но, хотя вы так тщились сокрыть свою натуру, ваши чувства всегда были благородны и праведны, и в душе вы совершенно презирали персон, кои столь усердно искали вашего расположенья. Ну вот — я избавила вас от труда объясняться, и вообще-то, если поразмыслить, я склоняюсь ко мненью, что сие совершенно разумно. Вы, конечно, ничего хорошего от меня не познали — но кто же, влюбляясь, думает об этом?
— Разве дурна была ваша забота о Джейн, когда она заболела в Незерфилде?
— Милая Джейн! Всякий сделал бы для нее не меньше. Но превозносите сие, прошу вас. Мои отрадные черты под вашей защитою, и вам надлежит преувеличивать их как только возможно, а взамен мне полагается находить поводы вас дразнить и ссориться с вами как можно чаще; я начну тотчас — итак, отчего столь неохотно вы приближались к сути? Отчего вы избегали меня, когда впервые приехали, а потом обедали здесь? А особенно — отчего, явившись с визитом, вы смотрели так, словно безразличны ко мне?
— Оттого что вы были серьезны, молчаливы и вовсе не поощряли меня.
— Но я стеснялась.
— И я тоже.
— Вы могли бы побольше беседовать со мною, когда пришли к нам обедать.
— Человек, кой чувствовал меньше, мог бы.
— Какая незадача, что вы ответили так разумно и что мне хватает ума с этим согласиться! Но интересно, сколько бы вы еще тянули, оставайся вы сами по себе. Интересно, когда бы вы все-таки заговорили, если б не заговорила я! Мое решенье поблагодарить вас за доброту к Лидии определенно подействовало мощно. Боюсь, даже слишком, ибо какова же мораль, если счастие наше происходит из нарушенья обещания — я ведь вовсе не должна была о сем поминать. Так не годится.
— Не огорчайтесь. Мораль кристально чиста. Непростительные попытки леди Кэтрин нас разлучить уничтожили все мои сомненья. Нынешним счастьем я не обязан вашему стремленью поблагодарить меня. Я не склонен был ожидать, когда вы заговорите. Сведенья, полученные от тетушки, дали мне надежду, и я вознамерился выяснить все.
— Леди Кэтрин была безмерно полезна — сие должно ее осчастливить, она любит приносить пользу. Но скажите мне, зачем вы приехали в Незерфилд? Для того только, чтобы навестить Лонгборн и там стесняться? или вы задумывали нечто посерьезнее?
— Подлинной целью моей было увидеть вас и понять, могу ли, смогу ли надеяться когда-нибудь завоевать вашу любовь. Объявленной — той, что я объявил самому себе, — посмотреть, все ли еще сестра ваша неравнодушна к Бингли, а если так, сделать ему признанье, кое я и сделал.
— Найдется ли у вас мужество объявить леди Кэтрин о том, что с нею вскорости приключится?
— Мне скорее потребно время, нежели мужество, Элизабет. Но сие необходимо сделать, и если вы дадите мне бумагу, сие будет сделано тотчас.
— И если б мне самой не требовалось написать письмо, я могла бы сидеть подле и восхищаться ровностью ваших строк, как однажды поступала некая молодая дама. Но у меня тоже имеется тетушка, и ею не годится долее пренебрегать.
Не желая признавать, сколь переоценена ее дружба с г-ном Дарси, Элизабет так и не ответила на длинное тетушкино письмо, но теперь, будучи в состоянии сообщить то, что определенно г-жу Гарднер порадует, Элизабет едва ли не со стыдом сообразила, что дядюшка с тетушкой уже лишены трех дней счастья, а потому немедля написала следующее:
Я бы поблагодарила Вас раньше, что и следовало сделать, милая моя тетушка, за Ваше длинное, любезное, весьма удовлетворительное повествованье, но, сказать правду, я слишком сердилась и не могла писать. Вы предположили более, нежели поистине существовало. Но теперь предполагайте сколько угодно, дайте волю фантазии, дозвольте воображенью Вашему отправиться в любой полет, куда дозволяет предмет, и Вы не можете серьезно ошибиться, если не представите себе разве только, что я уже замужем. Напишите мне вновь поскорее и похвалите его гораздо больше, нежели в прошлом письме. Я снова и снова благодарю Вас за то, что мы не поехали на Озера. Что за глупость, зачем я сего желала? Ваша идея насчет пони восхитительна. Мы станем кататься по парку каждый день. На земле нет человека счастливее меня. Быть может, кто-нибудь говорил так и прежде, но никто не был при этом столь справедлив. Я даже счастливее, чем Джейн: она лишь улыбается, я же хохочу. Г-н Дарси с радостью уделит вам всю любовь на свете, кою способен отнять у меня. Всем вам предстоит Рождество в Пемберли.