Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи — страница 11 из 68

«Том Масгрейв болтал с Элизабет, – пишет Джейн Остин, – до тех пор, пока их не прервало появление Нэнни, которая, приоткрыв дверь и просунув голову, сказала:

– Будьте добры, мэм, хозяин хочет знать, почему ему не подают обед.

Джентльмены, которые до сих пор игнорировали все признаки подготовки к обеду, какими бы они ни были явными, сейчас вскочили с извинениями, пока Элизабет торопливо велела Нэнни передать Бетти, чтобы она отнесла наверх птицу.

– Я прошу прощения, что так получилось, – добавила она, поворачиваясь дружелюбно к Масгрейву, – но вы знаете, что мы рано обедаем.

Тому нечего было сказать, он это знал очень хорошо, и такая очевидная скромность и неприкрытая истина сильно смутили его».

Но еще сильнее смущается героиня, юная Эмма: «Она чувствовала несовместимость этого знакомства со скромным образом жизни, который они вынуждены были вести, и, приученная в семье своей тети к более утонченной жизни, была очень чувствительна к тому, что в ее нынешнем доме могло вызвать насмешку у богатых людей. О боли, которую вызывали подобные чувства, Элизабет знала очень мало, ее менее изощренный разум или более верное суждение уберегли ее от подобного чувства унижения, и хотя она чувствовала свое низкое положение, она практически не ощущала стыда».

Просвещенный читатель воскликнет мысленно: «Какая чушь!». Судите же сами, как тяжело жилось в эту эпоху девушкам, для которых эта чушь, называемая «традициями и условностями» составляла большую часть жизни.

* * *

Кажется, с домашними заботами женщины семейства Остин справлялись неплохо, по крайней мере семья никогда не голодала, а вот с тем, что герои Остин называют «countenance» – «манерами», возникли сложности. Манеры пришлось подвергать дополнительной шлифовке в доме богатой родственницы – миссис Найт.

Уже после смерти Джейн Остин ее племянница Фанни напишет о своей тетке: «Она была небогата, и люди, с которыми она главным образом общалась, были отнюдь не тонкого воспитания, короче говоря – не более чем mediocres [заурядны (фр.)], и она, хотя, конечно, и превосходила их умственной силой и культурностью, в смысле утонченности стояла на том же уровне, – но я думаю, что с годами их общение с миссис Найт (которая их нежно любила) пошло обеим на пользу, и тетя Джейн была так умна, что не преминула отбросить все обычные признаки „обыкновенности“ (если можно так выразиться) и приучить себя держаться более утонченно хотя бы в общении с людьми более или менее знакомыми. Обе наши тетушки (Кассандра и Джейн) росли в полном незнании света и его требований (я имею в виду моды и проч.), и если бы не папина женитьба, которая переселила их в Кент, и не доброта миссис Найт, которая часто приглашала к себе гостить то одну, то другую сестру, они были бы пусть не глупее и не менее приятны сами по себе, но сильно потеряли бы в глазах хорошего общества».

Это письмо вызвало настоящий скандал среди поклонников таланта Джейн Остин. Им казалось, что на их любимицу возводят гнусную клевету. Как будто недостаточно быть талантливой писательницей, а нужно еще обладать всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами и светскими навыками. Вполне вероятно, что манеры Джейн и Кассандры не избежали налета провинциальности, а год, проведенный в пансионе, едва ли мог превратить их в светских львиц. «Джейн вовсе не хороша и ужасно чопорна, не скажешь, что это девочка двенадцати лет… Джейн ломается и жеманничает», – пишет одна родственница Остинов. «Джейн – самая очаровательная, глупенькая и кокетливая стрекоза и охотница за женихами, какую мне случалось в жизни видеть», – вторит ей другая. Ну а что вы хотите от девочки-подростка из небогатой провинциальной семьи?

Для нас это совершенно не важно – у нас есть романы Остин, и большего нам не надо. Однако, когда Джейн гостила у своих богатых родственников, она еще не была знаменитой писательницей, а вот ее бедность, провинциальность и плохо сшитые платья бросались в глаза. Сомерсет Моэм пишет: «Джейн и Кассандра были бедными родственницами. Если их приглашали подольше погостить у богатого брата и его жены, или у миссис Найт в Кентербери, или у леди Бриджес (матери Элизабет Найт) в Гуднестоне, это была милость и как таковая ощущалась приглашавшими. Мало кто из нас так добротно устроен, что может сослужить кому-то службу и не вменить это себе в заслугу. Когда Джейн гостила у старшей миссис Найт, та всегда перед отъездом давала ей немного денег, которые она принимала с радостью, а в одном из своих писем Кассандре она рассказывала, что братец Эдвард подарил ей и Фанни по пяти фунтов. Неплохой подарок для молоденькой дочки, знак внимания к гувернантке, но по отношению к сестре – только жест свысока».

В такой ситуации Джейн не могла не ощутить, что ее гордость страдает, и, следовательно, не могла не понять, что эта гордость у нее есть.


Чисто английская семья

В первой главе романа «Гордость и предубеждение» мы с вами становимся свидетелями разговора пожилой супружеской четы: мистера и миссис Беннет – родителей главной героини. Они вместе уже четверть века, и в их браке воцарилось некое ворчливо умиротворение. Кажется, они играют партию, где все ходы записаны заранее, или исполняют «заученный вхруст» комический дуэт.

Миссис Беннет взволнована новостью: расположенное неподалеку от их дома богатое поместье Незерфильд-парк долгие годы пустовало, но теперь, кажется, обрело нового владельца. Мистер Беннет не упускает случая подразнить свою спутницу жизни.


«– Вы хотите узнать, кто его арендует? – нетерпеливо спросила жена.

– Вы хотите рассказать мне, и у меня нет причин протестовать, – ответил мистер Беннет».


Кто же будет новым соседом Беннетов? Думаю, вы не слишком удивитесь, узнав что это «a single man of large fortune, four or five thousand a year» – «одинокий мужчина с большим состоянием – четыре или пять тысяч в год». (По-английски a fortune – означает не только удачу, но и ее материальное выражение – богатство, состояние.) Этот мужчина к тому же еще и молод, он приехал с севера и зовут его мистер Бингли.

Миссис Беннет считает, что такое соседство – большая удача для ее дочерей.

Мистер Беннет продолжает иронизировать.


«– Разве это каким-то образом их касается?

– Мой дорогой мистер Беннет! – ответила жена. – Иногда вы совершенно невыносимы! Вы должны понимать, что я имею ввиду его женитьбу на одной из них.

– Именно такова его цель? Для этого он и поселился здесь?


(Мистер Беннет использует слово «design» – в первом значении план, намерение, цель, и лишь во втором – чертеж, рисунок, набросок).


– Цель? Что за ерунду вы говорите? Но было бы очень хорошо, если бы он влюбился в одну из наших дочерей, а поэтому вы должны нанести ему визит, как только он приедет.

– Не вижу никаких причин для этого визита. Вы с девочками можете поехать, или пошлите только их, а то мистер Бингли ненароком влюбится в вас…»


Миссис Беннет настаивает:


«– Но подумайте о наших дочерях, Только подумайте, как хорошо будет устроена одна из них. Сэр Вильям и леди Лукас непременно поедут по этой самой причине – вообще-то они никогда не посещают незнакомых людей, вы это хорошо знаете…»


Роман был написан в довольно пуританскую эпоху, где любой огонь тлеет под пеплом, и даже о самых важных вещах говорят с равнодушным выражением лица. Видимо, сэр и леди Лукас гордятся своим титулом, а потому обычно ждут, что новые соседи первыми нанесут им визит. Однако в данном случае они готовы отступить от своих правил «по этой самой причине» – то есть потому, что у них тоже есть незамужняя дочь, которой не помешал бы «a single man of large fortune, four or five thousand a year».

Снова мы убеждаемся, что с первых же страниц романа речь постоянно идет об обладании – не в сексуальном, но во вполне материальном смысле этого слова, о ситуации, когда мужчина «влюбится», а женщина «будет устроена».

Автор, которому по правилам эпохи нельзя назвать вещи своими именами, вступает в своеобразный альянс с ограниченной, дурно воспитанной, а потому искренней миссис Беннет и ее устами рассказывает нам диспозицию. Мистер Бингли еще на приехал, а на его руку и состояние уже претендуют дочери мистера и миссис Беннет (чуть ниже мы узнаем, что дочерей пятеро), да еще дочь сэра и леди Лукас. Позже мы узнаем, что в игру вступают еще две племянницы миссис Лонг – соседки и одной из подруг-соперниц миссис Беннет. Кто победит в неравной борьбе?

Однако альянс недолговечен. Использовав миссис Беннет в своих целях, Джейн Остин тут же дистанцируется от нее и дает ей уничижительную характеристику: «она была женщиной простой, необразованной, с неустойчивым настроением… делом ее жизни (the business of her life) было замужество ее дочерей, а главным развлечением – визиты и обсуждение новостей».

Мистер Беннет искуснее в науке общественного лицемерия (признак более развитого интеллекта). Если верить автору, мистер Беннет – человек с «живым умом и саркастическим юмором, одновременно сдержанный и склонный к чудачествам, а потому за двадцать три года брака его жена так и не смогла понять его характер», что, кстати, не мешает их браку быть прочным.

Сама миссис Беннет, несмотря на свое дворянское происхождение, – ограниченная мещанка, которая не вызывает симпатии и уважения ни у собственного мужа, ни у автора. Однако, узнав некоторые подробности, вы, возможно, измените свое отношение к миссис Беннет.

* * *

Джейн Остин и ее герои («георгианцы» или, если угодно, «джорджианцы») – поданные Георга III, короля ганноверской династии, правившего Англией с 1760 по 1820 год. Правление его было весьма беспокойным: большую часть времени король проводил в схватках за власть с собственным парламентом, всячески поддерживая промонархическую партию тори и пытаясь совершенно истребить вигов – «партию страны». «Наступила эпоха бедствий и позора, чрезвычайных мер, запугивания оппозиции» – так характеризует эту борьбу словарь Брокгауза и Эфрона. Однако парламент оказался крепким орешком – королю периодически давали по рукам, и он, по выражению того же Брокгауза, «попадал под ненавистную власть вигов». В конце концов Георгу удавалось «пропихнуть» к власти угодных ему министров, но он заплатил за это дорогую цену. Во время правительственных кр