Но сторонники прогресса были уверены: за проливом в шуме дебатов, в пороховом дыму и в крови рождается новое невиданное государство, ответ на многовековые чаяния человечества. И они наточили перья, готовясь стать биографами этого чудовищного и чудесного младенца, защитить его от упреков сторонников сохранения традиций и напомнить Англии принцип, утвержденный ее собственным парламентом: «Народ по воле Божьей есть источник всякой справедливой власти».
Через неделю после выхода книги Берка Мэри Уолстонкрафт ответила ему памфлетом «Защита прав человека». В нем Мэри беспощадно критиковала аристократию и консерватизм, защищала республиканские идеи, а главное – говорила от лица женщин, причем тех, которых мужчины предпочитали не замечать. Она была уверена, что «царство справедливости», каким его видел Берк, построено на дискриминации женщин в первую очередь из беднейших слоев, женщин-тружениц.
Первое американское издание трактата «Защита прав женщин» (1792)
«Бес собственности всегда бывал наготове, чтобы нарушить священные права человека, – писала она. – Изо всех ваших убедительных доводов и остроумных примеров ваше презрение к бедноте выступает отчетливо и вызывает мое негодование… Я вижу, что для того, чтобы тронуть ваше сердце, горе должно быть одето в шутовской наряд, вы бережете свои слезы для театральных декламаций и для несчастий королев, но горе бесчисленных трудящихся матерей, насильственно лишенных их кормильцев, но голодный крик беспомощных детей – „низкие несчастья“, не способные вызвать у вас сострадание».
Она писала, что женщины заслуживают уважения и почтительного обращения не потому, что они слабы и прекрасны, одеты в дорогие платья и на голове у них корона, а лишь тогда, когда они добродетельны, правдивы, сильны духом и человечны. Но мужчины, претендуя на славу мыслящих существ, тем не менее, больше внимания обращают на женскую красоту, чем на женские добродетели. И их сострадание распространяется лишь на «восхитительных существ» вроде королевы, о гораздо горших страданиях честных, но бедных женщин они забывают.
Она описывала в памфлете свое видение идеального государства, где нет неравенства, где власть не связана с богатством и привилегиями, где каждая семья владеет своей фермой и может обеспечивать себя собственным трудом, и поэтому у нее нет причин пресмыкаться перед соседями или завидовать им. Общество, где каждый может реализовать свой потенциал, вне зависимости от того, в какой семье и в каком сословии он родился. Такие мечты выглядят наивно как в XVIII веке, так и в наше время, но более человечно, чем рассуждения Берка о высшей справедливости того, что одним от рождения даны богатство и власть, а другим – бедность и унижения.
И ее голос не остался одиноким. Вскоре вышли «Замечания о „Размышлениях“ Берка», написанные Кэтрин Маколей – автором восьмитомной «Истории Англии», в которых она напоминала Берку, что незнание гражданами своих прав обеспечивает пассивное повиновение народа правителям, поправшим его свободу. Мэри послала Кэтрин, которой восхищалась, экземпляр своего памфлета, и Кэтрин ответила ей, что «именно такая, полная пафоса и чувства статья должна быть написана женщиной» и что она «подтверждает силу и способности нашего пола». В начале 1791 года были изданы «Письма достопочтенному Эдмунду Берку» философа и естествоиспытателя Джозефа Пристли, первая часть «Прав человека» Томаса Пейна, а за ними последовали десятки других работ, защищающих идеи революции.
Мэри потребовалось немало смелости, чтобы выставить себя на «всеобщее обозрение». Одно дело – руководства по воспитанию девочек, эту область мужчины охотно уступали женщинам. Другое – сразиться с мужчинами на их поле, в политических дебатах. Уильям Годвин, который как раз в это время впервые встретил Мэри, позже будет вспоминать, что она «казалась застывшей, ушедшей в себя». Но Джонсон, прочитавший наброски «Защиты прав человека», нашел памфлет превосходным и убеждал Мэри поспешить с публикацией. Воодушевленная его верой в нее, устыдившись своего малодушия, Мэри быстро закончила работу, опубликовав ее анонимно, и признание не заставило себя ждать: второе издание памфлета вышло через три недели после первого. На нем Мэри отважилась поставить свое имя.
Были и возмущенные голоса. Например, уже упоминавшийся здесь Гораций Уолпол назвал Мэри «гиеной в юбке» за атаки на Марию Антуанетту. «Журнал для джентльменов» критиковал автора за «абсурдную идею, что свобода делает людей счастливыми» и со свойственной английским журналистам иронией замечал: «Права человека провозглашает прекрасная женщина! Поистине, времена рыцарства не пройдут, пока оба пола не изменят своей сущности».
Зато Мэри немало повеселилась, читая торжественную поэму Вильяма Руссо, посвященную ее полемике с Берком.
И вот явилась Амазонка
По имени Уолстонкрафт.
Она решила остановить безумца
Во что бы то ни стало.
И, ободренная первым успехом, Мэри задумала проект еще более дерзкий.
Синие чулки
В XVIII веке моду на женское образование поддерживали литературные салоны. Мода на салоны пришла из Франции. Первым салоном, появившимся в Париже и имевшим влияние на нравы, язык и вкусы французской нации, считается салон мадам де Рамбуйе (был открыт в 1617 году). Маркиза де Рамбуйе при полном понимании и поддержке своего образованного мужа первая открыла двери своего особняка, знаменитого «Отеля Рамбуйе», не только для родовитой аристократии, но и для поэтов, ученых, коллекционеров и меценатов, пусть даже и буржуазного происхождения. На вечерах в «Отеле Рамбуйе» много внимания уделялось чтению и обсуждению литературных новинок. В числе его известных посетителей были Мари де Гурне (автор книг об общественном положении женщин, воспитанница Монтеня), писательницы Мадлена Скюдери, м-м де Севиньи, м-м де Ментенон, а также Корнель, Мольер, Вольтер. М-ль де Скюдери организовала свои «субботы Сафо» и зарабатывала хорошие деньги от продажи своих романов.
В XVIII в. французские женские салоны из института досуга трансформируются в институт просвещения. Многие мужчины начинали свои литературные и политические карьеры, блистая в парижских салонах, но те же самые мужчины, набрав силу и авторитет весьма негативно высказывались о браках с «учеными» женщинами!
Английские салоны были обязаны своим возникновением так называемым «синим чулкам» (bluestocking) – литературному кружку, основанному в середине XVIII века Элизабет Веси и Элизабет Монтегю. Для современного читателя «синий чулок» – это обидная кличка для девочки-зубрилы, некрасивой, неухоженной, лишенной внимания молодых людей. Однако в XVIII веке в Англии прозвище «синий чулок» говорило скорее о политических симпатиях, чем о высокой образованности или нестандартной манере поведения.
Выражение «синий чулок» впервые появилось в письме Элизабет Монтегю в 1756 году и связано с «чудачеством» мистера Бенжамина Стиллингфлита, ученого-ботаника, автора трактатов по естественной истории. Б. Стиллингфлит приходил на собрания в простых хлопчатобумажных синих носках вместо положенных белых шелковых чулок.
Почему он так поступал?
Белые шелковые чулки были одеждой аристократов, синие хлопчатобумажные – простых рабочих. Элегантно выставив ногу, можно было столь же элегантно продемонстрировать свои демократические убеждения. Словечко «bluestocking» прижилось. Его стали относить сначала к мужчинам, посещавшим салон Веси и Монтегю, а затем и к женщинам-основательницам, хотя те, конечно, никогда не надевали синих чулок.
Салоны в Англии тоже прижились и стали своеобразными литературными центрами. Участницы салонов собирали деньги на издание романа Фанни Берни «Камилла, или Женские трудности», на перевод и издание книг мадам де Севиньи и т. д. Одной из желанных гостий в салонах «синих чулков» была Ханна Мор (1745–1833) – автор нескольких книг по женскому образованию, сама организовавшая школу для бедных. Другой «синий чулок» леди Мэри Уортли Монтегрю писала «По правде сказать, не существует мест на земле, где к нашему полу относились бы с таким презрением, как в Англии. Нас воспитывают в глубочайшем невежестве».
Она лишь самую малость сгустила краски. Большинство девушек получали традиционное образование, сводившееся к основам катехизиса, навыкам чтения, письма, французскому языку, изящным манерам и всякого рода изящным искусствам – музыке, пению, танцам, рисованию пейзажей и вывязыванию кошельков. Но когда весь мир перевернулся с ног на голову, могут ли женщины остаться в стороне?
В защиту прав женщин
Сердце Мэри горячо отозвалось на еще одну новость, пришедшую из Франции. В ноябре 1789 года, сразу после октябрьского Версальского марша, француженки направили в Национальную Ассамблею петицию, требуя признания их равноправия с мужчинами, и в частности: отмены распространенной практики, когда мужья представляли интересы жен в финансовых сделках, юридического признания замужних женщин как дееспособных лиц, которые могут иметь собственные экономические интересы, возможности для женщин избираться в Национальную Ассамблею и в Магистраты. Ответа женщины так и не получили: из всех многочисленных петиций лишь эта не была рассмотрена.
Зато в 1791 году Шарль Морис де Талейран-Перигор, выступая в той же Национальной Ассамблее и говоря о возможности для женщин учиться в гимназии, колледже или университете, заявил, что «женщинам не следует обижаться, если закон отказывает им в некоторых преимуществах, но понимать, что этот отказ сделан в их же интересах. Мужчины созданы для того, чтобы трудиться во внешнем мире, им подобает публичное образование: они должны в полной мере узнать жизнь во всех ее проявлениях. Для женщины же лучшее место образования – дом ее отца. Ей нет необходимости изучать вопросы, которые касаются общественных интересов, она создана для спокойной жизни в семейном кругу, вдали от бурного мира».