Сестры кинули взгляд на заднее сиденье, где в обнимку спали их двоюродные мелкие – Владик и Света. Их абсолютно не волновало, когда они прибудут к месту назначения: ребятенки видели десятый сон. Даже громкая и гиперактивная Светка сдалась два часа назад и теперь использовала старшего брата в качестве подушки.
– Извини. – Старшая устало потерла переносицу.
Тат было не привыкать заботиться о младших, они с сестрой иногда навещали мелких сорванцов, но из загородного дома, где они с родственниками и родителями собрались на выходных, родителей Светы и Владика вызвали по работе, поэтому Тат предложила отвезти детей к тете под Павловском.
Дрейк отлично провела выходные: обжиралась до боли в животе чипсами и смотрела шоу о готовке по телевизору, полностью отключая мозги и растворяясь в тишине деревянного дома.
Татум сделала все задания, танцевала под Армстронга и просто была счастлива.
– Так, я, кажется, поняла, где мы. – Вероника победно улыбнулась, тыкая сестре телефоном в лицо. – Смотри, смотри! Табличка! «Павловск»! Мы добрались!
Сестры радостно завизжали, но быстро умолкли, вспомнив о «радиоактивной ракете» на заднем сиденье.
Дом тети Лены, которую Дрейк видела раза два в жизни, они нашли быстро.
Тат без церемоний вытащила спящих детей из машины и положила на кровать под вопли тети о том, что с детьми надо быть осторожнее. Но у Татум не было сил распыляться на мелочи, так что, уложив детей, она собиралась завести мотор и доехать наконец до дома, но тетя тут же устроила истерику насчет опасной ночной езды и чуть ли не силой оставила сестер на ночевку у себя.
На улице накрапывал дождь, старшая Дрейк согласилась остаться до утра: трасса действительно небезопасная. Если встать пораньше, можно успеть на занятия.
– Точно все нормально? – участливо поинтересовалась Вероника, заправляя одеяло в пододеяльник.
Свободная гостевая комната оказалась милым чердаком с двумя кроватями и шкафом – переночевать хватит.
– Все нормально, – угрюмо бросила Тат. – Просто если бы не этот сракопад, мы были бы уже дома. – Она взбила подушку, стянула куртку со штанами, плюхнулась на кровать, достав телефон.
Несмотря на третий час ночи, Тат не могла сомкнуть глаз, тупо листая ленты социальных сетей и ворочаясь в кровати. Если бы не хренов дождь, то пачка сигарет могла бы успокоить ее нервы и прогнать прочь бессонницу, но на природу она не имела компромата или точек давления – дождь продолжал идти.
Ее раздражал этот дом, эта лицемерно приятная тетка Лена, это неудобное одеяло и дурацкая подушка.
Но больше всего раздражал противный голосок внутри, который повторял: «Отвлечься не получилось. Два дня на природе не сделают тебя счастливой. Ищи дальше».
Оказывается, чтобы было хорошо, недостаточно перестать делать себе плохо.
Она бы разбудила сейчас Нику, и они поболтали бы пару часов, пока младшая Дрейк плевалась от табачного дыма, но Тат не настолько эгоистка.
Она долистала ленту новостей, решила написать новой знакомой – Анна обычно в такое время не спала: совращала на вечеринках мальчиков и девочек.
После того тройничка две недели назад они пересеклись во дворе университета, затем переместились к Анне в гости – много разговаривали, грязно шутили и не знали ничего о прошлом друг друга.
Анна любила красное вино, красить волосы в темный и ночные эсэмэски Татум. Тат нравилось писать Ане ночью, добавлять в ее вино черного перца и не заморачиваться.
Тат забралась на подоконник – он был не таким, как в фильмах: узкий, жесткий, холодный и неудобный, но дождь почти закончился. Тат терпеливо морозила себе задницу и ждала момента, когда сделает долгожданную затяжку. Набрала сообщение Анне.
Кому: Ветреная пташка
Кто бы мог подумать, что имена «Вертинский» и локально смешное «Ветреная пташка» будут стоять рядом. Надо было назвать его просто «Примус».
Татум мысленно дала себе оплеуху – надо же было так облажаться. С Крисом она на той неделе пересекалась всего пару раз в столовой, где он кидал ей многозначительные взгляды, типа: «Ты же помнишь, как я тебя трахал?»
Тат же бросала взгляд в ответ, как бы говоря: «Делая с моим мозгом сейчас то же самое, ты не становишься привлекательнее», и они расходились, не зацикливаясь ни на чем.
Три последних учебных дня Тат пропустила: ей надоели учителя, пары и многозначительные взгляды от кого ни попадя – она нагло сказалась больной. Старые фильмы и чай с бергамотом были лучшими спутниками хорошего настроения, а затем Ник уговорила родителей поехать на выходные в загородный дом.
Дождь кончился, Тат открыла окно. Прикурила сигарету, сделала глубокую затяжку. После ливня на улице стоял густой, влажный воздух, струйки дыма виднелись особо четко.
Тремор в руках и непонятная тревога отступили, голову заполнило ватное расслабление. Тат уже было плевать, кому она послала не то сообщение. Говорят, табак не успокаивает. Успокаивают глубокий вдох и выдох во время курения. Но Татум считала себя особенной. Поэтому продолжала травиться.
Ночные цикады были слышны все громче, в густой темноте хотелось раствориться. Звезды-бусинки проскальзывали на небосвод, убегая от туч, а Дрейк не знала, чего хотела от жизни.
Сентябрь набрасывался на нее голодной собакой. Воскресную ночную тишину прервала вибрация телефона, оповещая о новом сообщении. Интересно.
От кого: Вертинский
Татум перечитала сообщение несколько раз – распахнутые в недоумении глаза начал щипать едкий дым тлеющей сигареты. Румянец схватил щеки, сердце гулко стучало в ушах.
Она моргнула и расплылась в улыбке. Да ладно, Крис Вертинский – не конченый идиот?
Кому: Вертинский
Татум ехидно засмеялась в кулак, прикурила следующую сигарету. Она сразу поняла, что парень не так глуп, как хочет казаться, просто для образа мальчика-бабника мозги – вещь излишняя, да и, трахая первокурсниц, можно с катушек съехать, слыша что-то вроде: «Квадратного корня из ста не существует, получится не целое число – я-то знаю, я на экономиста учусь». Таких девчонок легко затащить в постель, но завтрак в такой компании – сущий ад для человека с мозгами. Она не предполагала, что Вертинский действительно из их числа.
От кого: Вертинский
Действительно, парень не тормоз – Дрейк немного задели его слова. Но ее задел не сам факт их перепихона в туалете, а это гадкое послевкусие на душе. Ей было плевать на мнение других, плевать, если ее назовут подстилкой, но правда глаза все-таки колет.
Она снова действовала от противного. Не хотела этого сердцем и душой – пошла на слабо́. Потому что иначе действовать не умела, разучилась.
Отчаянно хотелось вспомнить, чем Дрейк руководствовалась три года назад, когда терялась, но выбирала отчаянно, не сомневаясь. Потому что даже потерянной Татум уже не осталось: только колготки в сетку, хамоватая ухмылка и направление – куда ветер подует. Тогда в туалете роль ветра на себя взял Вертинский. И Дрейк было тошно от этого.
Но изменить ничего нельзя. Татум утопила стыд в гниющем болоте непроработанных чувств, через силу улыбнулась, окунаясь в азарт колкой игры. Вторая сигарета докурена, но впереди еще вся ночь и полная пачка.
Кому: Вертинский
Вертинский сидел во дворе дома сокурсника и тоже курил. Облокотился на локти на скамейке, выдыхал густой дым вверх. Сегодняшняя вечеринка не стала запоминающейся: девчонок было не густо, и все знакомые, бухло не отличалось качеством.
Крис откровенно скучал, потягивая пиво, когда ему пришло сообщение от Тат. Он был удивлен и не удивлен одновременно: хоть она и вела себя откровенно презрительно, как только на горизонте появился Вертинский – она затащила его в туалет.
О, это был крышесносный секс.
Крису нравилось, что Тат не пыталась быть милой или женственной, не закусывала губу, хотя кусала их постоянно, не наматывала локон на пальчик и не стреляла глазками.
Не строила из себя лицемерную недотрогу – таких он быстро ставил на место. Дрейк просто делала что хотела и как хотела. Ей не нужно было одобрение парней или подруг, не нужна компания для самоутверждения, и ей, похоже, точно не нужны были сантименты. Она состояла из сарказма и страсти, и ему это нравилось. Ему нравилось, что она слушает джаз и дружит с мозгами.
Кому: Дрейк
И прислал фотографию. Дурацкое селфи, сделанное прямо там, в туалете, где он полусидел, привалившись к кафельной стенке, а она, раскрасневшаяся, лежала сверху, прикрывая лицо ладонью.
На фото Крис улыбался – искренне, заразительно. От абсурдности обстановки и того, что, отойдя от оргазма и успокоив трясущиеся ноги, Тат вспомнила анекдот про немца и еврея.
Татум уже намеревалась собрать вещи и сбежать, как в прошлый раз, но Вертинский, сам не понимая зачем, остановил ее: «Хватит сбегать, свою независимость ты уже доказала, приложив меня затылком об пол. А еще мне холодно, и нога затекла».
И она осталась.
Не было мило и романтично: он не упрашивал остаться ее на завтрак в постель – они лежали на полу университетского туалета, смеялись над расистскими анекдотами, укрывались ее осенним пальто и делали дурацкие селфи.
В этот момент они чувствовали себя нужными и свободными – свободными ото лжи, от стереотипов и лицемерия. Просто смотрели в камеру телефона, улыбались и ни о чем не думали. Этого и испугались, когда прошла эйфория: не слишком ли близко они подпустили потенциальных предателей?
От кого: Дрейк
Татум вновь засмеялась в кулак – момент был запоминающимся, его атмосферу полностью передавала фотография: смазанные, нечеткие лица, способные видеть романтику ситуации даже в общественном туалете.
Отчаянно казалось, что тогда она была счастлива. Скребущееся изнутри чувство не могло понять: хорошо это или плохо? Могут ли эти фотография и человек стать маяком в невесомости, где немеют конечности Дрейк? Или этот свет станет фарами приближающейся катастрофы?