– Сначала красиво, потом честно, – улыбнулась Дрейк.
Старательно облизнулась, расстегнула молнию на брюках Вертинского, с усилием стянула их с бедер парня, пока он с интересом наблюдал за ее действиями. Приспустила его боксеры, приподнялась и села на еще не вставший член. Ощущение ее складок за мягкой тканью хлопковых белых трусиков высекало искры внизу живота.
Белое милое белье и черные чулки: чертова Дрейк и ее контрасты.
Татум снова посмотрела на Криса. Улыбнулась, ожидая ответа.
– Я еще ни с кем не чувствовал такой связи, как с тобой. – Он глубоко вдохнул, когда Тат поерзала на нем, шкодливо улыбнулся. Ему нравилась их игра.
– А честно?
У Криса екнуло в груди, когда Татум приоткрыла рот от удовольствия и глубоко задышала. Он ничего не делал: лишь держал ее за бедра и смотрел в глаза. Казалось, он был единственным, кому нравился ее пристальный взгляд.
Тат отодвинула ткань трусов пальцами, влажно опустилась на твердеющий член. Двинула бедрами назад и вперед, смазывая его своим возбуждением по всей длине.
– Я сильно занят проектом, времени на свидания совсем нет. – Он хрипло хохотнул. Дрейк засмеялась, но громко выдохнула, придвинувшись ближе к Крису. Задела клитором головку его члена, с силой закусила щеку изнутри. – Ох… – Крис вздрогнул от ярких ощущений. Тело начинало гореть. – Я зайду?
– Не-а, – улыбнулась Дрейк и облизнулась, еще раз двинув бедрами.
– Почему? – Картинка перед глазами запотевала от возбуждения.
– Я сообщения твои не получала, время не освобождала, так что сегодня у меня ужин с семьей. – Она пожала плечами и с тихим стоном прикрыла глаза, вцепляясь пальцами в плечи Вертинского.
Парень рыкнул.
– Так познакомь нас. – Нахальная улыбка расползлась на его губах.
Улица была немноголюдная, но немалый шанс того, что их все же могли заметить, заставлял кровь вскипать.
– Не дождешься, – сладко улыбнулась Татум.
– Мы можем проскользнуть в твою комнату, нас не услышат, – изнемогая от возбуждения, опустился до уговоров Крис.
– Ты не входишь в список тех, кого я даже мельком хотела бы познакомить с семьей, – хмыкнула Тат. – Даже некоторые, кого я знаю много лет, в него не входят. Для меня это не формальность. – Она будто разочарованно вздохнула, приподнялась над бедрами парня, поправила белье. Открыла дверь под удивленный взгляд Криса, выбралась из машины, одернула юбку. Довольно хихикнула. – Пока, Вертинский.
Подмигнула и захлопнула дверь, направляясь к дому.
Оставила Криса наедине со смеющимся бешенством и стояком.
Вопросов, кто кого заставлял стонать, больше не возникало.
Настроение было хорошим. Пахло осенней листвой, пожелтевшие деревья раскрашивали двор университета особой атмосферой, в которой хотелось смотреть «Королев крика», заказывать в «Старбаксе» тыквенный латте и читать любовные романы.
Тат облокотилась на стол в дальнем углу двора, который не охватывали наружные камеры и зоркие взгляды преподавателей. Курила, подставляя лицо еще теплым солнечным лучам.
– Ты грубо отшила ту девчонку сегодня. – Надя пила свой зеленый чай из термоса, искоса смотря на подругу.
Платиновые волосы развевал легкий ветер, голубой кашемировый свитер подчеркивал цвет глаз. Она смешно морщила маленький носик от летавших по двору частиц пыли, растягивала ярко-красные губы в снисходительной улыбке.
Татум приоткрыла глаза.
– С тобой я тоже не была очень вежливой при знакомстве, но мы же общаемся.
– Это потому, что я проработала свою неуверенность с психологом и подобное поведение меня больше не задевает, – хмыкнула Надя.
– Ты ходишь к психологу?
Татум осеклась. Это не было чудом, но Дрейк казалось, что она… одна такая? Ей было какие беды с башкой лечить, зачем это Славяновой?
– Да. – Надя недоуменно взглянула на подругу, не понимая ее замешательства.
– И ты так спокойно про это говоришь?
Татум не думала, что это – та тема, которую можно обсудить за чаем. Она была лицемеркой. За честность ратовала, когда ее это не задевало за живое.
– Конечно. – Надя снова хмыкнула. – К психологам не психи ходят, а люди, которые заботятся о своем ментальном здоровье. Мы же ходим в зал, чтобы работать над мышцами под руководством тренера, потому что он лучше знает, что делать. Так с чего мы настолько уверены, что знаем все о своей психике? Психолог помогает мне посмотреть на спорные ситуации со стороны, и я не коплю их в себе годами, а разбираюсь сразу. – Она просто пожала плечами. Весело посмотрела на Татум. – Но с той девчонкой все равно можно было быть помягче.
Татум с интересом взглянула на подругу.
– Знаешь, в каких случаях можно быть стервой, Славянова? – Она выдохнула табачный дым. – Когда не будешь винить себя за это. Если отдаешь себе отчет в своем, возможно, мерзком поведении, но точно знаешь, что не будешь чувствовать угрызений совести потом. Если тебе так комфортно, чувства других людей – не твоя забота.
– Или можно просто быть хорошим человеком, – заметила Надя, сербая горячий чай из крышки термоса.
– Я не хочу быть хорошим человеком – я хочу быть счастливой, – отмахнулась Дрейк.
Ей нравилось общаться со Славяновой. Она смело высказывала свое мнение, не смущалась и спокойно упрекала Татум, если было нужно. Дрейк в ответ на это не щетинилась: они вели диалог. Надя была умной девушкой, стильно одевалась и терпела ее закидоны. Понимала юмор Дрейк.
– Я еще не сталкивалась с понятием «осознанная стерва», – хохотнула Славянова. – Это очень странная философия.
– Возможно. – Тат пожала плечами, затянулась. – Но тем не менее так ко мне притягиваются только те люди, которые мне подходят. Ты же отреагировала по-другому, когда я сказала, что с твоей компанией не хочу общаться. Та девчонка, как ее там… Лиза – нет. Вот и все. Общение у нас все равно бы не сложилось, зачем тянуть кота за яйца и специально быть дружелюбной?
– Может быть. – Славянова задумалась, отмахнувшись от дыма, когда ветер поменял направление. – Но неужели тебе настолько плевать на мнение других людей? Мы – социальные животные. Не поверю, что ты настолько самодостаточна. Так или иначе все от чего-то зависят.
Тат ухмыльнулась уголком губ.
– Меня волнуют чувства только близких мне людей, это правда, но и в этом я бываю эгоисткой. – Размышляя над фразой подруги, Тат затушила бычок о землю носком туфли. – А по поводу таких, как Лиза… Мне могло бы быть неловко за свой резкий отказ, но я знаю, чего в этой жизни действительно стоит стыдиться, и это далеко не резко брошенное слово. Вот взять хоть тебя. Почему ты не забыла об этой ситуации? Почему открыто высказала свое мнение, можно даже сказать, претензию? Могла бы промолчать.
Она с интересом заглянула в голубые глаза подруги, где сверкнуло понимание.
– Потому что со мной случались ситуации, когда мое молчание делало хуже и мне, и окружающим, – без запинки призналась Надя. – Поэтому теперь я лучше скажу как есть и пожалею об этом, чем буду жалеть о том, что не сказала.
– Так и у меня, – довольно улыбнулась Татум. – Наше прошлое, в особенности травмы, определяет наше поведение. Просто отсутствие социального стыда – редкая штука. Поэтому это кажется странным. Не сказала бы, что ты далеко ушла со своей душекрошащей честностью, – тихо засмеялась Татум. – Мне интересна причина этого. Если захочешь рассказать это такой устрашающей, язвительной натуре, как я, буду рада выслушать.
– Ты не устрашающая. – Надя тоже засмеялась, отмахнувшись от слов подруги.
– Многие с тобой не согласятся. Я этого не замечаю, но Ника показала мне видео, которое записывала для сторис, где на фоне видно, как парочка первокурсниц дернулась в сторону, когда я мимо проходила.
Дрейк усмехнулась себе под нос. Покачала головой, прикурила новую сигарету.
– Люди боятся того, чего не понимают, – философски заключила Надя. – Ты непонятная. А чтобы понять тебя хоть немного, надо быть достаточно смелым, чтобы пробраться сквозь твои, как ты говоришь, язвительность, жесткость и отстраненность.
Тат улыбнулась.
– Ты смелая. Мне нравится, как ты говоришь правду, не боясь меня задеть. Я тебя уважаю как человека.
Славянова смущенно улыбнулась, вздохнула, подпирая щеку кулаком. Осень вступила в законные права яркими красками, холодным ветром и непостоянной погодой.
– Очень необычный комплимент, но спасибо, – закусила она губу. – Длинной истории моей прямолинейности нет, просто в пятнадцать я встречалась с парнем, в которого думала, что влюблена. Он стал моим первым. Не считая того, что он меня после этого бросил. – Она многозначительно посмотрела на Дрейк, без слов прося ее не жалеть за давно пережитый случай. – Наш первый раз… не был по моему согласию. – Она сглотнула, тут же поясняя ситуацию: – Это не было изнасилованием, он не делал мне больно, но, когда мы были уже в кровати, я поняла, что не готова. Но побоялась, постеснялась об этом сказать. А наше расставание только подтвердило, что это было ошибкой. Больше я не молчу.
На какое-то время повисла тишина, Татум курила, прямо смотря на Славянову.
Надю изредка смущал ее пристальный взгляд, но она быстро поняла – это был один из способов коммуникации Дрейк. Татум редко рассыпалась в откровениях или выходила на открытый диалог, как сейчас. Она многое не озвучивала, прокручивая в голове одной ей известные мысли, но если говорила, то была честной до конца. Могла недоговаривать, но в ней не было фальши.
Надя была человеком коммуникабельным и всегда имела много друзей, но часто двойные смыслы в словах, которые были отчетливо видны, раздражали. Настроившись на волну общения с Татум, Славянова расслабилась. Пропускала мимо ушей жесткие высказывания Дрейк, за которыми не стояло желание по-настоящему задеть или обидеть, и наслаждалась прямыми смыслами слов Татум.
– Это интересный вывод, – наконец нарушила молчание Тат, докурив сигарету. – Тебе точно восемнадцать? Иногда кажется, мы ровесницы.