Ей нужно покурить и чтобы все, на хрен, отвалили.
Надя судорожно выдохнула, успокаивая дрожащие руки. В этот момент перед ней стояла не эксцентричная первокурсница с необычным именем. Темная взвесь ее ярости погружала в сумрак коридор. Славянова не могла отделаться от этого чувства.
Надя подняла с пола несколько упавших листов. Надя взрослая, Надя понимает, Надя подождет.
Люди заполнили коридоры, образуя однородную массу из мельтешащих тел, но Дрейк шла прямо и, если надо, давала особо неосторожному локтем по ребрам.
– Привет. – Вертинский улыбнулся своей фирменной снимай-с-себя-трусики улыбкой и очень зря не заметил настроения Тат.
Крис сидел на столе во дворе в окружении парней-Примусов и надеялся словить смущенный взгляд, румянец на щеках или просто закатывание глаз от девушки.
Она – необычная, дерзкая, нашумевшая. С ним. Может быть, флер загадочности с девчонки быстро спадет, но сейчас она – на пике слухов. И этот приз получил он – Дрейк сама устроила ему тройничок.
Он не «один из».
Он. Самый. Лучший.
Татум бы даже подыграла Вертинскому, реши он похвастаться своим трофеем в другой раз, но он сказал «привет» именно сейчас.
Она замедлила шаг напротив столика парней. Смотря Крису в глаза, растянула губы в жутковато-фальшивой улыбке.
– Сделай мне одолжение, Вертинский: отвали и подари мне жизнь без тебя во всех щелях. Задрал уже.
Татум вытащила из кармана сигареты, кинула полный презрения взгляд на «Криса и Ко», скрылась за углом.
Вертинскому не нравился такой поворот событий: он надеялся сегодня навестить и трахнуть Дрейк, выпустить пар и еще раз полюбоваться засосами на ее коже, но что-то пошло не по плану. Крис не обращал внимания на удивленные возгласы друзей, тоже достал сигареты и ушел на парковку.
Крис не понимал ответа Тат: вчера, позавчера и всю прошлую неделю она весьма однозначно стонала под ним и точно не хотела, чтобы он отвалил.
Вертинский сам не понимал, почему трахнул Тат больше одного раза и почему хотелось еще. Может, потому, что она его бесила.
Его бесило ее безразличие во взгляде, когда они сталкивались в коридоре.
Бесило, что она играла в шашки и в то время, как Вертинский только освоил правила, переходила на игру в нарды, чехарду и хер-знает-что-еще.
Бесило, что она строит из себя знающую жизнь стерву, хотя на деле – просто девчонка.
– Черт, теперь я понимаю, почему вокруг секса столько шумихи. – Уняв дрожь в теле, Дрейк на негнущихся ногах поднялась с кровати.
Вертинский откинулся на подушки. Грудные мышцы вздымались от тяжелого дыхания.
– Почему только теперь? – нахмурился Крис.
Вытер со лба пот, потянулся за штанами, достал сигарету.
– Ты как-то особенно меня целуешь, трогаешь, не знаю. Опыта достаточно, но тут что-то особенно яркое происходит, – безразлично пожала плечами Тат. – И не кури здесь. – Дрейк вырвала у него из рук сигарету.
Дрейк произнесла слова ровно, без смущения. Тат не волновала его оценка ее опыта и способностей. Она видела его стояк, когда раздевалась, слышала его рев над ухом, когда они трахались, – этого признания было достаточно. Слова – всегда пустое.
Крис не отреагировал, лишь расслабленно потянулся на кровати.
– Неудивительно.
– Да-да, ты у нас царь и бог в сексе, можешь не повторять. – Татум закатила глаза, открывая шкаф. – Боже, ну ты и мудак, Вертинский. Не удивлюсь, если тебя зачали анальным путем. Твоя самоуверенность восхищает.
– Дело не в этом, – спокойно произнес парень, поднимаясь с кровати вслед за Тат. – Мы просто подходим друг другу. – Он подошел почти вплотную к девушке. Тат стояла в одной футболке, со штанами в руках, смотрела на него снизу вверх. – Темпераментом, предпочтениями, – медленно тянул слова он, смотря Дрейк в глаза.
Крис не удосужился нацепить на себя хоть один предмет одежды. Тат переминалась с ноги на ногу. Он видел ее смущение.
Не от его обнаженного тела – от близости. Ее раздражало то, как он на нее действовал. Крис шагнул вперед, оттесняя грудью ее к шкафу. Тат храбрилась. – Трохантерным индексом, вероятно, тоже. – Он коротко облизнул губы, взглядом лаская ее шею. – Это…
– Я знаю, что это, не надо мне менсплейнинга тут. – Дрейк фыркнула, отошла к двери, на ходу натягивая штаны.
Ей не нравилось, что Крис порой заставлял ее чувствовать себя неловко. Он засмеялся и догнал ее возле лестницы, преграждая путь на первый этаж двухуровневой квартиры. Посмотрел внимательно, будто учитель, ожидающий законченного ответа. Будто не верил, что она его знала.
Татум вздохнула.
– Это соотношение длины туловища, конечностей и других моментов, определяющих сексуальный потенциал.
– Именно, – довольно улыбнулся он. Скрыл удивление за игривостью. Информация не тайная, была еще в советских учебниках по физиологии, которые Вертинский предпочитал новым, но мозг уже успел выработать дофамин: она первая, кто поддержал диалог на эту тему, не заглядывая ему в рот с интересом. – Но главное не это. – Вертинский запустил руки под резинку ее домашних штанов, водя пальцами от лопаток к копчику, ощутил, как тело Дрейк покрылось мурашками.
Он смотрел ей в глаза, в которых блестел азарт, пытаясь скрыть искреннюю улыбку.
– А что?
У Татум от его взгляда пересохло в горле. Его самоуверенность и правда восхищала. Она смотрела на него как на золотого мальчишку, но Крис таким не был. Был мудаком, но контроль ситуации, видимый в его глазах, основывался не на отцовских деньгах. За ним было что-то большее. В груди разливалось тепло.
– Мы оба злые.
Он подхватил девчонку под бедра, сажая на перила, скинул совсем не нужную сейчас футболку с Тат. Она задохнулась в его горячих руках. Потянулась к его бедрам, губам.
Прижалась к нему голой грудью и глухо застонала, когда Крис ее целовал, целовал, целовал.
Вертинского бесило то, как Татум его игнорировала, переключаясь с темы на тему со скоростью света. Даже если только что билась под ним в сладких судорогах, через секунду Дрейк могла спокойно обсуждать с подругой по телефону какой-то сериал.
Он проник в Дрейк глубже, уже ощущая пульсацию мышц, зашипел из-за скользящих по спине острых ногтей. Тат тяжело дышала, теснее прижимаясь к Вертинскому, хотела его максимально близко, максимально в себе.
Крис оперся на локоть рядом с ней, чтобы не нависать всем своим весом: Тат слишком хрупкая и вся в синяках. Он со второго раза понял, что засосы этой психопатке доставляют отдельный вид удовольствия, поэтому она была отмечена им везде: на шее, ключицах, руках, бедрах, животе. Это выглядело бы отвратительно, если бы так не возбуждало: Дрейк становилась мягким воском в его руках, плавилась, принимала ту форму, которую хотел он, и была ненасытна.
Вертинский каждый раз промаргивался от наваждения того разительного контраста Тат в университете и в постели: там она носила огромные каблуки, яркие звенящие браслеты, обтягивающие джинсы, юбки-карандаш (о, он очень любил наблюдать за скользящим по бедру разрезом на юбке) и колготки в сетку. На реплику «хорошо выглядишь» отвечала «я знаю» и смотрела на всех свысока.
В постели Тат превращалась в то, что можно охарактеризовать одним словом: «девчонка». Она звонко смеялась, смотрела на него снизу вверх.
Вертинский поймал расфокусированный взгляд Татум. Поцеловал, одной рукой прижимая лодыжку Дрейк к кровати: ему хватило одного ушиба ребра.
Тат начала бить мелкая дрожь, тело прострелило электрическими волнами удовольствия. Дрейк сжала его в себе, подаваясь бедрами вперед. Снова поймала его губы, дернулась, задевая чувствительными сосками мужской торс. Крис зарычал, прижал Тат к себе и улыбнулся от того, как она извивалась под ним. Гладил ее по сведенным сладкой судорогой ногам и укрывал одеялом: Дрейк – жуткая мерзлячка.
Она смотрела на Криса улыбаясь, но момент разрушил звонок ее мобильного. Тат будто резко стерла из памяти все, что только что было между ними, и беспечно ответила на звонок, спрыгивая с кровати.
– Алло? Да, знаю, вчера ночью посмотрела. – Дрейк надела свою огромную толстовку и ходила по комнате в поисках трусиков, которые Вертинский, как всегда, забросил подальше. – Да бред это все, этим мудилам только рейтинги и нужны, а как канон снимать – так они сваливают.
Тат озабоченно крутилась на месте, ища недостающий предмет гардероба. Вертинский улыбнулся, протянул висящие на пальце ее черные трусики, нашедшиеся за подушкой. Дрейк всплеснула руками, забрала у Криса белье, не отвлекаясь от телефонного разговора.
– Да она гонит как дышит! Еще бы на Кастанеду, мать твою, сослалась. Не помнишь? Он там про режим говорит. Господи, перечитай, иначе о чем нам с тобой разговаривать?
Вертинский спустился за Тат на кухню, жмурясь от того, как Дрейк много матерится – не девушка, а сапожник.
– В общем, я присылаю тебе статью и жду твоего отзыва. Все, мне пора, есть тут один… – Дрейк посмотрела через плечо на Вертинского и, взяв с полки пачку сигарет, кивнула в сторону выхода. – Да, пока. Тоже тебя ненавижу. – Тат улыбнулась, кладя телефон на тумбочку у выхода, и открыла дверь на лестничную клетку.
В течение двух сигарет сидели молча. Затем Дрейк повернулась к Крису.
– Сегодня нашла у себя шелковый белый платок – пойдем, давно хотела сделать, как в «Основном инстинкте».
Тат потащила парня за руку в квартиру. Вертинский лишь надеялся, что у Дрейк не припасен нож для колки льда.
Дрейк была любительницей говорить по делу, и раз с Вертинским они встречались для перепихона, не стоило путать это с дружбой или симпатией. Криса бесило, что она кричала под ним, раздирая глотку, но готова была выгнать в любой момент. Это он не звонит, игнорирует, посылает, а не она.
Ему должно быть плевать на ее равнодушие. Пусть делает вне постели что хочет. Но Дрейк каким-то образом успевала свой «похер» обозначить первой.
Он обнял ее за талию, шумно дыша в шею. Дрейк лежала перед ним на боку, прогибаясь в пояснице. Бедрами помогала его движениям, шлепая ягодицами о пресс. Крис приподнялся на локте, облизал пальцы второй руки, скользнул по животу Дрейк, спустился к клитору.