на блюдечке. Даже искать не пришлось – сами умоляли о встрече. – Могу сегодня, в принципе. Через минут сорок – час. Я на Владимирской. Давай тогда в лобби «Автора», это в соседнем доме. Хорошо. Мне пора.
Взгляд метнулся к входной двери. Время встречи пришло. Главное – не сорваться, держать себя в руках. Крис поднялся с места.
– Привет. – Короткие объятия, парфюм с ощутимым древесным оттенком, намеком ванили и слабым послевкусием зеленых яблок. Она так пахла все его детство. Именно этот запах на его шарфе так взбудоражил Татум. – Второй раз за две недели – мы и правда как мама с сыном.
Он криво усмехнулся, надел маску доброжелательности, отодвинул для женщины стул.
– Крис… – Йованне не понравилась издевка, она с теплым укором посмотрела на сына, благодарно кивнула на благородный жест, садясь за стол. – Я тебя буду любить, даже если ты всю жизнь будешь на меня злиться.
Улыбнулась так мягко, что у Криса зубы оскоминой свело.
Йованна, кажется, за последние тринадцать лет не изменилась вовсе. Все те же темные волосы, уложенные в улитку на затылке, простые золотые сережки-колечки, сдержанный, изысканный наряд, глаза, излучающие свет.
«Отражение адского пекла, а не души», – дал мысленную оценку Крис.
Он не любил, когда она на него так смотрела. Будто и правда любит. Будто и правда мама. Крис запретил себе ее так называть в одиннадцать. Когда она ушла из семьи. Когда влюбилась и выбрала себя. Назвала его сербским «Кристиян» в честь дедушки и свалила.
Молчание после ее трогательных слов затянулось. Крис собрался с мыслями. Его ее слова больше не тронут никогда.
– …Май получил подарок? – буднично поинтересовался он.
«Твой настоящий сын», – пекло на кончике языка.
Он никогда этого ей не простит. Йованна просто сдалась. Поступила как все слабаки. Создать новую семью и родить нового сына проще, чем чинить отношения со старым. Но манеры никто не отменял.
Крис отхлебнул чая.
– Да, он передавал тебе большое спасибо. – Йованна непринужденным жестом попросила официанта принести то же, что заказывал Крис. Как по одному взмаху пальцев персонал понял, что ей нужно, объяснить было сложно. Просто на нее смотрели все и всегда. Хрупкая фарфоровая куколка внимания не привлекала, но энергетика ее заполняла весь зал. – Этот набор лего больше него самого. – Йованна тихо рассмеялась.
– Он разве не в пятом классе?
– В первом.
– Ах, ну да. – Притворное сожаление обожгло губы.
«Извини, что завистливо не слежу за жизнью твоего сокровища, – скривился про себя Крис. – У меня есть своя жизнь. В ней события, кстати, поинтереснее, чем вкус торта на дне рождения первоклашки».
Обида до сих пор жгла грудь. Чем он был хуже? В чем не дотягивал до звания «сын года»? Где провинился так, что даже холодной материнской любви не заслуживал – лишь быть брошенным вместе с отцом? И если они расстались, почему, как обычные родители, не сказали: «Дело не в тебе»?
Йованна была поистине матерью двадцать первого века. Феминистки позавидовали бы. Она обскакала мужика и «вышла за хлебом» раньше. А теперь, когда у него своя жизнь, делает вид, что ей не все равно.
Только этому Крису мать не нужна. Уже нет. Не нужны ее участие и наставление, не нужны теплая улыбка и взмах ресниц, одно движение которых стирало все невзгоды с его сердца.
Мама нужна была тому еще Кристияну. Одиннадцатилетнему пацану, чье сердце выкинули на помойку вместе со словами «так вышло».
– Жаль, что ты не смог быть на празднике. – Ее искреннее сожаление встало костью в горле. – Май передал тебе кусок торта. Я отправляла с курьером.
«Плевать».
– Да, это было мило, – сдержанно согласился Крис. Надеялся, маленький говнюк счастлив. Полная семья, любящие родители. Умом Крис понимал, что маленький ребенок не в ответе за грехи матери, но сердцу не прикажешь. Он хотел вонзить ей вилку в глаз. Чтобы темная радужка стекала по щеке, капая в чай со льдом. Но Крис лишь улыбнулся. – Сама понимаешь, такого масштаба вечеринки не переносятся…
«Ясно тебе? Твой сын вырос раздолбаем – одни вечеринки на уме. Подавись».
– Да, бизнес, конечно понимаю. – Йованна отпила маленькими глоточками чай, закивала болванчиком, улыбнулась. – Сейчас самое время свое дело развивать.
– Бизнес?
Крис осекся. Что?
– Сынок, у меня тоже есть связи. – Изумление подползло к его бровям, толкая те к корням волос. Нет-нет, она не должна была знать о бизнесе, откуда? Должна была считать его мальчиком-клише и винить себя в том, что не участвовала в воспитании первенца. – Как бы ты ни старался казаться мальчиком-клише. – Она будто читала по глазам, Крис сглотнул. – Я знаю тебя настоящего, ты весь в отца. – Йованна проникновенно посмотрела сыну в душу, тот завис. Затем снова тихо рассмеялась переливом колокольчиков. – Ну и прочитала статью в журнале «Окей».
– Статью?
Крис дал себе мысленную пощечину, тормозил, как умалишенный. Она застала его врасплох.
– Ты не видел? Я ношу с собой экземпляр. – Йованна потянулась к сумочке, достала журнал. Ровный, без единого сгиба и вмятинки, будто носила в специальном чехле. Предательское тепло кольнуло грудь Криса. – Ужасно горжусь тобой, Кристиян.
Вертинский собрался с мыслями, взял себя и журнал в руки. С подозрением покосился на мать, на ее бежевую сумочку и выбившийся из пучка темный локон волос. Пролистал до нужной страницы.
– Как я мог это пропустить… – пробубнил он под нос, в замешательстве стараясь отвлечься от лучезарной улыбки и внимательных глаз матери. – «Группа молодых предпринимателей во главе с Кристияном Вертинским, – зачитал он вслух, – сыном Матвея Вертинского, строительного магната, выводит на новый уровень ночную жизнь Петербурга… “Культурная столица будет славиться не только Эрмитажем”, – резюмирует Кристиян». – Он удивленно нахмурил брови. – Когда я вообще такое говорил?
Пробежался глазами по короткой статье дальше, пролистал две страницы с фото их летнего рейва на Лиговском, вернул журнал.
Йованна смотрела на него внимательно. Будто пыталась впитать эмоции сына на несколько месяцев вперед. А именно столько он не собирается с ней видеться после.
– Стоит нанять пиар-агента с таким размахом, – со знанием дела кивнула она, убирая журнал в сумочку. Взялась ладонями за холодный стакан, из-под ресниц посмотрела на парня. – У нас с твоим отцом был. Мы не публичные личности, но такие люди в любом случае позволяют контролировать твой личный бренд в СМИ.
– Я знаю, чем занимаются пиар-агенты, – хмуро отрезал Крис.
Они не обсуждали ничего. Ничего по-настоящему важного. Ни ее уход, ни их отношения. Первое – потому что Крис не хотел знать причин. Ничего не хотел знать. Понимал, что результат от ее оправданий не изменится. Второе – потому что Йованна не знала как. Встречаться раз в несколько месяцев они стали после его возвращения из двухгодового тура по Европе по окончании школы. До этого была лишь пара совместных праздников в году, которые Крис ненавидел.
Считал, если мать хочет общаться, должна делать это сама. Не приплетать нового мужа и сына, которых Крис не желал знать. На праздничных ужинах, играя в семью, видя их счастливые, беззаботные улыбки, Вертинский чувствовал себя четвертым колесом. Нужной запчастью, предусмотренной природой, – он был ее сыном.
Только не здесь. Данная конкретная конструкция была трехколесной. Крис был лишним при любом раскладе.
Во всем, чем он занимался, Крис был хорош, в том числе – чтобы никогда не чувствовать себя неудачником. Здесь выбора не было. В пятнадцать Крис отрезал себя от этого придатка семьи.
Только в восемнадцать, напившись на Майорке, на ступенях возле почтового отделения, Крис отправил матери открытку. Без подписи, первую, что была на прилавке. Но это стало ниточкой возрождения их подобия отношений.
Йованна способствовала этому – кажется, сделала выводы. С тех пор на встречи с сыном приходила одна. Не мозолила новой семьей глаза. Это было терпимо.
Но советы раздавать она до сих пор не имела права. Потеряла его, когда Крису было одиннадцать.
– Да, конечно, прости. – Йованна осеклась под тяжелым взглядом сына. Без лопаты он закапывал ее в яму презрения глубиной в три метра. И она упустила момент, когда могла воззвать к семейным узам. Пробежалась взглядом по интерьеру, лампам с абажурами над столами, салфеткам, блестящим приборам, перечнице с солонкой. Выдохнула. Перевела тему. – Вы с Матвеем идете на благотворительный вечер фонда?
Крис бы улыбнулся маленькой победе. Но сил не было. Врал мультик про Мегамозга – не было у него настоящих врагов. С настоящими битва не заряжает – опускает тебя на дно Марианской впадины, из которой выбираться будешь следующие несколько дней. Крис-то от ее улыбки на прошлой неделе не оправился, и вот опять.
Еще Марк со своими инвесторами – даже не выпить.
– Да, он идет. – Крис безучастно кивнул. – Я думаю еще, если дел не будет – тоже.
– Хорошо. – Виноватая улыбка растянула губы женщины. Всего на секунду, но Крису показалось, что все тринадцать лет разом легли на ее лицо тенью. Уставший вид, раскаяние и беспомощность во взгляде заставили мурашки поползти по хребту. Но в следующий момент все исчезло. Йованна снова лучилась теплом и благородством. – Я тогда сообщу комитету, что не приду.
«Трусиха»
– А собиралась?
Хамство под маской наивности резануло по ушам. Крис знал, что Йованна связана с фондом.
– Мы с твоим отцом его вместе открывали. Я до сих пор в совете директоров три голоса имею.
Крис озадаченно усмехнулся. Стоило хотя бы ради таких моментов не вычеркивать ее из жизни, а изучить врага изнутри. Ему не нравилось терять контроль. Особенно перед мамой. Он знал, что она связана с комитетом. Но уровень ее вовлеченности оказался куда значительнее.
Сердце заныло. Истязание псевдоматеринской улыбкой продолжилось.
– При этом не хочешь заявиться под руку со своим… и помахать перед лицом отца новой семьей?