Желчь разбавила лицемерную атмосферу. Кожа плавилась вместе с сердцем, Крис потерял контроль. Брошенные злые слова должны были придать сил, но криптонитом сделали его маленьким человечком под весом собственных чувств. Ему снова было одиннадцать. В горле запершили слезы.
От ее мягкого, родного голоса каждая мышца покрывалась коркой льда. Обозленная обида душила, а рука не поднималась взять вилку.
У Криса было разбито сердце. Не как в фильмах, хуже: в его случае добрая девочка искренними чувствами не поможет – у него была сломана не душа, а разрушено ее основание. Личный психолог – не залог психического здоровья, как и брак – не гарантия вечной любви: Вертинский понял это в одиннадцать.
– Крис… – Йованну пощечиной задело предположение сына. Но она знала, что он не всерьез. – Только слабые люди, постоянно нуждаясь в компенсации собственной недостаточности, плетут интриги, строят козни, исподтишка наносят удары. Большая сила всегда великодушна.
– И ты считаешь, что обладаешь этой силой?
Скепсис вместо румянца окрасил его лицо бледной отчужденностью. Крис сложил руки в замок на животе. Для удобства – не в защитном жесте. Скупо улыбнулся.
– Стараюсь соответствовать статусу бывшей Вертинской. – Йованна отзеркалила его жест, повела головой, уголком губ отбивая подачу. Посмотрела на сына серьезно. Он должен был знать. – Для меня это не пустой звук.
«Ты сама хоть понимаешь, что проблеяла?»
– Твои слова, мама, бурлеск чистой воды, – сдержанно оскалился Крис. – Как и ты – лишь акциденция наших с отцом жизней.
Он улыбнулся злорадно, исподлобья транслируя презрение.
Глаза Йованны опасно блеснули.
– Несмотря на это, я недосягаема для твоих дерзновенных аргументов, – выходя на его поле игры, вновь отзеркалила Йованна. – Так что следи за словами, сынок, – предупреждающе улыбнулась она. – Соответствуй фамилии тоже. – Прострелила взглядом Криса. В следующее мгновение опять улыбнулась тепло. Будто мама-кошка показывала котенку, что когти есть не только у него. Но защищать сорванца и любить будет все равно. – Когда держишь себя в руках, твои манеры безупречны.
Крис снова растерялся. Обычно он ставит на место других.
– И это не твоя заслуга. – Обиженное бурчание предательски просочилось в отрешенный тон.
Они замолчали.
Крис не хотел видеть ее взгляд. Знал, что не железный. Никто таковым не является. И если будет на нее слишком долго смотреть, если будет шутить и встречаться с ней чаще, чем раз в несколько месяцев, – «поплывет». Если не будет выставлять защитной броней холод, между строк хамить, он потеряется в ее бездонных темных глазах и улыбке.
Йованна умела очаровывать людей, все ее любили. В детстве Кристиян хвастался красивой мамой, а друзья, приходившие в гости, удивленно охали, когда Йованна развлекала их жонглированием. Говорили: «Тоже хочу такую». Кристияну нравилось, что ему завидовали.
Карма – бессердечная сука. Возвращает все, что наворотил. Но разве в десять нельзя гордиться красивой и умной мамой?
Крис не хотел впадать в это чувство снова. Он его отчетливо помнил. В этом чувстве было тепло и уютно. Только сейчас в ее глазах был обман. Потому что как раньше Крис уже не обнимет ее.
Потому что Йованна не была его мамой. Она была мамой Мая, первоклашки, получившего от Вертинского набор лего больше него самого; была женой бизнесмена среднего звена, и ее улыбка больше никогда не будет принадлежать ему полностью.
Только частично, за чаем в обед на Графском переулке. А потом она снова ускользнет к своей новой, не поломанной семье и сыну, который не хамит.
Крис был не обиженным, а дальновидным. Понимал, к чему приведет его прощение. И проигрывать не любил.
– Какой следующий шаг?
Йованна разрезала тишину неожиданно, Крис покачнулся на стуле, моргнул.
– В смысле?
– Новый уровень?
Она проглотила смущение, поправила золотой браслет на тонком запястье, убрала темный локон за ухо. Крис мотнул головой, скривился.
– Чуть больше контекста? – Сарказм отравлял слюну. – Я не читаю мысли.
– Примерно каждые два года ты берешь новую вершину, совершенно отличную от всего, чем занимался до этого. – Йованна объяснила ход своих мыслей под недовольным, вопросительным взглядом сына. – В восемь был рояль, в десять – бальные танцы. В двенадцать – курсы юного инженера, в четырнадцать – бизнес-курсы, в шестнадцать – кикбоксинг. – Она говорила неожиданно равнодушно, Криса зацепил ее тон. Когда Йованна не притворялась любящей матерью, с ней можно было разговаривать. Человеком она была интересным. А на интересные темы – про него самого – разговаривать одно удовольствие. – В Европе все виды экстремального спорта. – Она будто бросала ему вызов, незаинтересованно перечисляя стадии его жизни. – Что там было? Даунхилл, скайдайвинг…
– Стантрайдинг, мотокросс, серф, – неожиданно для самого себя включился в диалог Крис.
– Точно. – Йованна зашлась смехом, махнула рукой, непринужденно сделала глоток чая. Не смотрела больше на сына внимательно, говорила отвлеченно. – А когда вернулся – армия, сколько прыжков?
– Восемьдесят…
Крис расплылся в предательской гордой улыбке. У него не должно улучшаться настроение рядом с ней!
– А потом досуговый бизнес, – кивнула в довесок к своим словам Йованна, показным безразличием втягивая Криса в разговор. Не номинально, по-настоящему. Прятала улыбку – мужчины в любом возрасте одинаковые. Вертинские по природе – охотники. Даже за ее внимание в беседе. Тянуться самой к сыну было ошибкой. Он принимал это за притворство. – Ты им почти три года занимаешься, чисто статистически, оглядываясь на твою жизнь, сомневаюсь, что тебе достаточно.
Она непривычно хмыкнула, жестом позвала официанта. Пальчиком махнула по строчке меню.
Крис одобрительно покачал головой, когда на стол перед матерью поставили стакан с коньяком. Сейчас они разговаривали как взрослые люди, не связанные родством. Глоток искренности обжег горло Криса, как сорокаградусное – язык Йованны.
Она лукаво, со смешинкой в глазах взглянула на сына из-под ресниц. Не умоляя, но интересуясь ответом.
Вертинский сдался.
– Да, готовлю один проект. – Он замялся, сделал мысленный шаг назад. Время покажет – были ли коньяк и трезвый взгляд матери правдой или дешевым реквизитом. – Не буду пока говорить.
– Конечно, – отмахнулась Йованна. – Некоторые идеи должны сразу стрелять, до того, как будут рассказаны.
Крис кивнул. С подозрением покосился на женщину перед собой. Такую ее сторону он еще не видел. Вечная жертвенность и вина во взгляде порядком надоели. Посмотрит, сколько она продержится.
– Мне уже пора… – в странном замешательстве протянул Крис.
Обычно Йованна первая вскакивала с места, спеша покинуть заведение. Сейчас же расслабленно потягивала янтарную жидкость.
– Конечно, иди. – Она поднялась с места, коротко обняла Вертинского, села обратно за стол. – Я задержусь, мне понравилось местечко, уютное. Отдохну от бытовухи, – колко улыбнулась она, вызывая у Криса предательскую улыбку.
– Пока…
Вертинский хмыкнул, не понимая, что успело поменяться за последние двадцать минут. Инвесторы за углом не казались бременем, а сил было достаточно. Он два раза обернулся, прежде чем выйти из ресторана.
Воображаемую вилку на этот раз оставил лежать на столе.
Вопреки хмурой осени под ногами, на душе расцветала весна. Вертинский любил это чувство: когда знаешь, что можешь поиметь мир и миру это понравится. Странно было ощущать это после встречи с Йованной, но времени на рефлексию не было. У дверей соседнего дома его ждал Марк.
– Рассказывай, – без приветствия кинул Крис, закурил.
Сухоруков кивнул в сторону холла отеля через стеклянные двери, где в глубине у камина сидели трое парней.
– Айтишники. Свою игру-стрелялку создали. Оборот – пятьдесят миллионов. Один был с нами на выезде в прошлом феврале, влюбился в тебя. Выиграл в пейнтбол. Пятнадцать из десяти. – Ухмылка дернула за уголок губ. – Хотят вложиться в дело.
Крис усмехнулся, покачал головой. Щелчком выкинул подпаленную сигарету, расправил плечи.
– Да, я та еще сосочка, – подмигнул он Марку. – Который ездил в тайгу?
– Худышка-блондин, ближе к камину сидит.
– Понял. – Крис собрал в звенящую струну внутреннее состояние. – Технари, значит. Что ж, пойдем.
Двери разъехались.
Внутри пахло корицей и апельсинами, будто отель поторопился с приготовлением к Рождеству. Холл, декорированный на манер внутреннего дворика, блистал статусностью и простотой.
– Привет. – Вертинский кивнул ожидающим, усилием воли спрятал умилительную улыбку.
Сидящие на диванах, иначе сложно было сказать, мальчики лет двадцати были одеты в костюмы с галстуками. Пришли на настоящую бизнес-встречу.
Умиление стараниям мальчишек у Вертинского было поверхностным. Он затолкал эйджизм поглубже, пожал парням руки. Если все пройдет по плану и отец одобрит его идею, через несколько дней уже он сам будет нервно оттягивать галстук на шее под взглядами акул бизнеса.
Образ мальчика-клише был двояким: с одной стороны, впечатление удавалось произвести яркое. Будто на фото в «Тиндере» ты был куда хуже, чем в реальной жизни. Люди не ожидали смелых стратегий и трезвого взгляда на вещи от завсегдатая вечеринок. Очаровывались теми же вещами куда больше, чем если бы Вертинский зарекомендовал себя как расчетливого бизнесмена.
Восхищению противостояло недоверие. Не все могли добраться до сути и услышать нужную информацию, многие смотрели на обертку, и конфетку после этого не хотели даже пробовать. Возможно, ему нужно будет пересмотреть собственную подачу.
Сейчас же Крис не думал ни о чем: мальчики из айти были гениями, раз к своему возрасту уже создали компанию с оборотом пятьдесят миллионов, но вряд ли видели мир за мониторами. Бизнес Вертинского, строящийся на досуге, развлечениях, креативе и размахе, был для них загадочным и волшебным. Как сказочная страна.