– Дерзость – это не грубость, а четкая формулировка истины, лишенная лицемерия, – оскалился Вертинский-младший, хватая за руку проходящую мимо Кристину. – Детка, принеси-ка водки. Иначе я застрелюсь, – со злой улыбкой проговорил парень, повернулся к сидящим за столом. – Ну что? Еще что-то объяснить нужно? – Он оглядел мужчин, откинулся на спинку стула, снова оскалился.
Смотрел в одну точку, сложил руки в замок на животе. Чтобы ненароком не дать кому-нибудь по хлебалу.
Провал.
«Молодец, Кристиян, запорол бизнес-встречу из-за какого-то ублюдка и его сучки. Ну ты и неуравновешенная тряпка, поздравляю.
Ты все просрал, Вертинский».
– Надо было вызывать шлюх, – выдохнул Крис, залпом осушил стакан виски. – Хотя здесь их и так достаточно.
Двадцать четыре часа спустя
– Мне кажется, это была не такая уж и плохая идея, – протянул Вертинский на ухо Тат, улыбаясь проходящим мимо гостям.
– Что именно? Позволить твоему отцу затащить нас на романтический уикенд или выпустить меня из туалета без трусиков? – Дрейк постаралась возмутиться, но расползающаяся на лице улыбка не позволила.
– И то и другое, Дрейк. И то и другое. – Крис поцеловал ее в висок, думая, что все не так уж и плохо.
Глава 10. Дети Хиросимы
Татум чувствовала себя дерьмово. Встреча со «старым другом» выжала из нее соки, смотала нервы в клубок, с которым Виктор игрался, как двухмесячный котенок. А она играла роль легкомысленной девчонки. Смеялась над его шутками, пила, непринужденно болтала. Она понимала, что это не последняя встреча. Они и не разговаривали толком. Делали вид, будто были дальними знакомыми, расшаркивались в вежливости, прятали чувства и натягивали улыбки.
Фальшь. Ни одного стоящего слова. Кино для фона, пока занимаешься уборкой дома.
Татум было плохо от выпитого алкоголя и от девяти выкуренных сигарет, но первым делом, когда пришла домой, Дрейк открыла бутылку вина, припрятанную на черный день.
На душе – на том месте, где она должна быть – было мерзко, гадко, отвратительно. Все зависит от степени религиозности, иначе все можно списать на сильный эмоциональный стресс и водку с тоником на пустой желудок, но британские ученые выяснили: как только человек умирает, тело становится легче на пару сотых грамма – считается, из-за того, что душа покидает тело.
Эта пара сотых грамма у Татум болела гнилым зудом. Хотелось пробить грудную кость, захлебнуться в крови, услышать хлюпанье пробитых мышц и отмирающих нервов – главное, чтобы внутри не было так гадко. В такие моменты совершают самоубийства. Но Тат не тянется к баночке со снотворным – просто хочет, чтобы ее обняли.
Она обещала себе, что больше не будет испытывать этого чувства. И соврала. Снова наступала себе на горло, нервно смеялась над его шутками и делала вид, что тонет в приятных воспоминаниях. А хотелось – просто никогда больше не видеться.
Виктор так и не сказал, что ему было нужно. Устроил фарс в ресторане под личиной ужина старых друзей, но искренним не был. Вторил ее смеху над его шутками.
Дрейк успела сжечь яичницу, выпить половину бутылки в одно горло, блевануть на ковер в гостиной и расплакаться. Успела взять себя в руки, убрать рвоту с ковра, выкинуть подгорелую яичницу и приготовить крепкий кофе до того, как набрала вшитый в память номер. Он ответил сразу.
– Привет.
– Привет, баржа.
– Это был последний раз, когда ты меня так называешь, – с иронией пригрозила Тат.
Всегда думала, что родители назвали ее именем необычным, подходящим под необычную фамилию. В тринадцать узнала, что Татум означает «ферма». Люк же вычитал, что с одного из шотландских диалектов «Татум» и вовсе – «баржа». Приплыли.
– Кто-то напился. – Люк в экране хохотнул.
Его смех разнесся по комнате и разбился под потолком тысячью цифровых помех.
– Тебе очень идет эта повязка, просто невероятно, – сдерживая ком слез, проглотила улыбку Тат.
– Я знаю, ты мне каждый раз это говоришь. Поверил в это два года назад. – Парень добродушно усмехнулся, лег на подушки, подпер щеку кулаком. – Когда встретимся? Больше месяца уже не виделись. – Сквозь экран по плохой видеосвязи он заглянул ей в глаза – у Дрейк заболела душа.
– Надо собрать себя в кучу, да, – кивнула Татум. – Что у нас было в списке? Аттракционы? Лошади?
– Для начала неплохо было бы выпить кофе. Верхом сложно будет рассказать о девчонке, с которой я познакомился. – Люк поиграл бровями.
Татум не знала, чем заслужила такого друга. Того, кому могла позвонить в любой момент, и он бы взял трубку.
Кучерявые светлые локоны парня напоминали нимб над головой. Но Люк не был ангелом. Разве что с обрезанными крыльями – черная повязка на отсутствующем глазу была тому доказательством.
Тат выдохнула. В глазах вскипели слезы.
– Она настолько хороша? – отчаянно маскируя всхлип под насморк, через силу улыбнулась Дрейк.
– О, ты не понимаешь. – Люк мечтательно прикрыл глаза, откидываясь на подушки. Держал телефон над собой. – Она не «одна из», она… возможно, та самая, – глупо улыбнулся он.
Тат удивилась.
– Ты серьезно? – засмеялась она. – В это сложно поверить, мистер ловелас, но, если это так, я охренеть как за тебя счастлива. – Быстро вытерев предательскую слезу, она внимательно посмотрела на парня. Не-за-слу-жи-ла. – Прости, что я в таком виде. – Хмельное сознание дало сбой, Дрейк подобралась на месте, перепрыгивая из озера в соленый океан вины.
– Все нормально. – Парень отмахнулся.
– Нет, не нормально, я не должна тебе…
– Успокойся, Дрейк, – прервал ее тираду Люк, сев на кровати. Посмотрел на подругу серьезно. – Я это пережил, вид тебя подвыпившей меня не стриггерит. – Он поджал губы. – Сама знаешь, это не то.
Дрейк вздохнула.
– Да, понимаю. Алкоголь меня тоже не триггерит. Но, думаю, пора уменьшать дозировку или количество вечеринок – в этом случае должно помочь, – нервно хохотнула она, Люк улыбнулся. – Как ты? В этом смысле? – Уточнения были не нужны.
– Хорошо, правда, – уверил парень. – У меня не твоя ситуация, ты же знаешь. – У Татум внутри взвыл раненый зверь. Она знала. – Как оказалось, это не панацея, но времени прошло много – недавно видел, как знакомый забирал закладку, внутри ничего не екнуло.
– Что видел? – Дрейк вспыхнула от ярости, заволновалась, забеспокоилась, но Люк быстро покачал головой.
– Успокойся, больше он не мой знакомый, – уверенно хмыкнул он. – Дело даже не в ситуации – мне такие люди уже не нужны. Или просто не нужны.
Татум остыла. Напоминание о прошлом Люка больно скребло по сердцу. Хотя она и не знала, что конкретно должно скрести. Больно все равно было.
– Ты в порядке?
Он видел, как Тат что-то гложет. Даже больше обычного. Но Дрейк прилегла на диван – отравленная алкоголем кровь прилила к мозгу.
– Ничего такого. Просто… последствия подросткового максимализма. Я не хочу в это окунаться, это осталось в прошлом. Все они – и Виктор, и Штат, не хочу их знать больше, они в прошлом, – пьяно мотала головой Дрейк, бубня слова себе под нос. – Я правда эти три года будто плыву на груженой углем барже, и меня постоянно кренит в сторону. Уголь сыпется, обдирает металлическое дно, но я никак не могу баржу выровнять. – Баржу мотало из стороны в сторону, соленые брызги волн не давали дышать. – Просто встреча с ним выбила меня из колеи, вот и все. Ему что-то нужно, и я догадываюсь что, но не хочу туда возвращаться. Ни в то время, ни в ту компанию.
Люк вздохнул. На откровения Дрейк не была настроена – в хмельном полубреду уходила в отрицание, закапывалась глубже в свою боль и не слышала слов поддержки.
Татум бормотала себе под нос несвязные вещи еще десять минут, затем прикрыла глаза и, не договорив фразу, уснула.
Голова была похожа на компактный цементный блок, язык – на прогнившую старую подошву. Редкое похмелье преподносило свои услуги во всей красе, превращая нетерпеливый стук в дверь в звон набата.
Тат скатилась с дивана, по пути смахнув со стола стакан воды с телефоном. Прошипела проклятия, хватаясь за ушибленный локоть. Стук в дверь становился настойчивее – Дрейк проморгалась, смотря на часы: одиннадцать вечера – она проспала часа три и чувствует себя трезво-дерьмово.
Дрейк потянулась к телефону, щурясь от яркого света экрана: в гостиной было темно, как в жопе, глаза слипались от хмельного сна. Она первым делом проверила социальные сети: не выложила ли провокационные фото во время своей пьяной истерики.
Родители на другом конце города читали лекцию по маркетингу, Ника ушла к подружкам на ночевку и – в отличие от старшей дочери – действительно ночевала у подруг. Поэтому возникал резонный вопрос: кого там принесло?
В голову пришла пугающая мысль, что у двери стоит Виктор, но Татум поморщилась, гоня паранойю прочь. Он не знал, где она живет. Теперь нет.
Дрейк поднялась с пола, подошла к зеркалу. В голове звенело, по венам вместо крови текла густая, вязкая жижа, мешающая передвигаться быстрее улитки. Тат вытерла осыпавшуюся под глазами тушь, поправила стрелки. Как говорил Дон Корлеоне – никогда не показывай незнакомцам свои чувства.
Волосы спутались и сильно вились. Тат скривилась отражению в зеркале, забрала волосы в так-надо-мне-не-насрали-на-голову хвост, налила из-под крана воды.
Не обращала должного внимания на стук в дверь: надо будет – подождут. Взяла с верхней полки витамин C – с удовольствием рассасывая аскорбинку, перебила гнилой привкус перегара запахом апельсина.
Замерла, прислушиваясь к тишине: ночной гость потерял терпение, раз атака ее порога прекратилась. После секунды размышлений Тат все же подошла к двери и потянула ее на себя.
В лицо ударил порыв холодного сквозняка из форточки на лестничной клетке вперемешку с клубами табачного дыма, которые выдыхал Вертинский, опираясь о дверной косяк.
Тат нахмурилась, сложила руки на груди, молчала: она ему все сказала. Может, и неправду, может, и в порыве злости, но оправдываться перед парнем Дрейк не собиралась. Не думала, что увидит его. Развлеклись-разбежались – разве это не так работает? Разве не об этом мечтает каждый парень?