– Для тебя и котел в аду уже, наверное, готов. – Вертинский ущипнул Тат за бок, отвлекая ее от самолюбования.
– Ты хотел сказать – трон? – высокомерно улыбнулась она, кусая губу в предвкушении шоу.
У Дрейк подрагивали руки от яркости момента: они будто шпионы, сливающие дезинформацию окружающим, – им пока все удается. Они вместе стоят у пропасти и шагают туда тоже вместе – у Тат на подсознательном уровне билась мысль, что это вранье хорошо не кончится, но от этого хотелось начать еще быстрее.
У Дрейк было странное понятие об удовольствии: она, несомненно, любила горячий шоколад и мягкий плед в плохую погоду, но большее удовлетворение ей приносила возможность манипулировать людьми, по крупицам подкидывать ложь, приправляя ее правдой для большей убедительности. Изучать характеры людей, их слабости.
Не для выгоды – так, просто.
И судьба, похоже, пока не собиралась лишать Дрейк удовольствия поскрести ноготком по тонкой позолоте этого общества, поэтому подкинула ей под дверь отчаявшегося Вертинского, который был готов на все, лишь бы не стухнуть на уровне молодежных вечеринок.
Ему было нужно большее, и в этом они были похожи: оба пили яд из бокала амбиций и несбывшихся надежд, и для обоих боль была лучшей специей, а кровь – изящным, искрящимся на языке соусом. И они пили, захлебывались отчаянием: он – потому что подсознание шептало «слабак и трус», она… потому что не могла любить себя – просто не знала, как это.
Они оба шли против: он – против стереотипа золотого мальчика-разгильдяя и разочарования в глазах отца, она – против прошлого и мыслей о том, что родители заслужили дочь получше.
Ведь самые ошибочные поступки происходят назло, самые глупые – ради, а самые сильные – вопреки. Они были отчаянны и полны страсти, и выиграют, даже если правила будут меняться не в их пользу. Потому что как говорят? В нечестной схватке побеждает ярость. И они не остановятся, пока не сравняются в известности с Богом.
Ну или с Дьяволом.
Они оба просили о втором шансе, молили, стирая колени в кровь, но Бог их не услышал. Ни через день, ни через месяц, будто не он их создал. Поэтому они решили взять все в свои руки и стать богами сами для себя. Самоуверенно? Да. Плевали ли они? Абсолютно.
– Добрый вечер, Борис Игоревич. – Крис обратился к мужчине, тот со скепсисом во взгляде повернулся к Вертинскому.
– Добрый вечер, Кристиян, – сухо бросил он.
Крис поджал губы.
– Позвольте представить мою девушку – Татум. – Он покосился на Дрейк.
«Давай же, включи весь свой магнетизм и очаруй этих козлов».
– Приятно познакомиться, – мелодично протянула Татум, пожимая руку мужчине. – Прошу прощения за недавно сорвавшуюся встречу – это полностью моя вина. – Она мяла пальцы как бы от волнения, в глазах было столько искреннего раскаяния, что Крис испугался того, что начал ей верить. Несмотря на то, что сам придумал эту легенду и заставил Дрейк ее заучить. – Я подозревала его в измене, поэтому пришла в тот ресторан помаячить у него перед глазами со старым другом. – Она поджала губы, будто ей неприятно об этом говорить.
Борис Игоревич заинтересованно смотрел то на Дрейк, то на Криса – это было либо самой дерьмовой отмазкой из всех возможных, либо правдой.
– Крис вышел из себя только по моей вине, он так за меня волновался, – виновато улыбнулась Дрейк – Крис видел, как изменился в лице мужчина, веря ей. – У нас обоих это первые серьезные отношения, но мы твердо решили строить их вместе, прощая друг другу такого рода недопонимания.
– Это хотя бы объясняет сорванную встречу, – уже теплее проговорил Раков. – Теперь у вас все хорошо?
Он оглядел Дрейк с головы до ног, сглотнул: вина во взгляде Татум и выпирающие из-под тонкой ткани соски создавали когнитивный диссонанс, но Дрейк была убедительна.
– О да, у нас все хорошо, оказалось, что мои подозрения не оправдались: Крис просто навещал мать.
Бум! Последняя капля, и Борис Игоревич расплылся в сдержанной улыбке. Дрейк еле заметно ухмыльнулась. Это лучше всех пицц и оргазмов вместе взятых, когда человек делает то, что тебе нужно, в данном случае – верит.
С оргазмами она, может, и погорячилась, но все же.
– В таком случае я понимаю ваше поведение, Кристиян. Я сам собственник, – ухмыльнулся он, стараясь за неблаговидной фразой скрыть самолюбование.
Крис улыбнулся. Конечно. Он же не с потолка взял легенду и не зря изучал инвесторов.
– Все обаятельные люди испорчены. В этом кроется секрет их привлекательности, – добавила масла в огонь тщеславия Дрейк.
До сегодняшнего вечера она и не знала, что в закоулках ее сознания хранится столько подходящих цитат.
Она видела в глазах Ракова, как он мысленно надевает на голову корону и начинает срать золотом. Такие люди, как он, может, и богаты, может, и имеют власть, но тают, как зефир на солнце, от лести. В детстве не любили – Зигмунд Фрейд, «Я и Оно», том первый.
– Если мы поняли друг друга, Борис Игоревич, я еще раз приношу свои искренние извинения за тот вечер. Больше такого не повторится. – Мужчина со вздохом кивнул. – Могу ли я просить еще об одном шансе объяснить свой план?
– Начать с нуля не каждый может, Кристиян. Вы уверены, что вам не нужно время? – снисходительно улыбнулся он.
Крис был выше его на полголовы, но по ощущениям – ниже на все две: у Ракова было такое превосходство во взгляде – блевать хотелось. Крис смотрел сосредоточенно, старался не сорваться и улыбался.
– Разумеется, нет.
Какая ирония, его и здесь считают глупым мальчишкой. Хотя сам виноват.
Галстук на шее Бориса Игоревича начинает затягиваться, перекрывая ему кислород; он хрипит и скулит, когда удавка затягивается сильнее, затем падает на колени и синеет, прося о помощи.
– Об этом и говорил Киплинг: уметь начать сначала, а не довольствоваться положением – вот истинное искусство.
Крис сморгнул красочные глюки расправы. Обнял Дрейк за талию, видя, как Раков плавится под ее взглядом. Дрейк отпила из схваченного с подноса бокала шампанское. Казалось, у нее есть все возможности положить этот мир у своих ног, особенно пока Вертинский уверенно обнимает ее за талию.
– Кристиян, ваша девушка поставила меня в тупик, признаюсь. Берегите ее. – Раков учтиво пожал Крису руку, кивнул Тат, отходя в сторону. – И, Кристиян, – бросил он через плечо, – свяжитесь со мной – пообедаем на неделе.
– Спасибо, Борис Игоревич. – Крис очаровательно улыбнулся. Когда мужчина скрылся в толпе, притянул Татум к себе, крепче обнимая за талию. – Я тебя почти обожаю, – прошептал ей на ухо Вертинский, бездумно выводя на пояснице узоры пальцами.
Дрейк улыбнулась, прикасаясь щекой к его подбородку. Привстав на носках, тихо проговорила на ухо:
– Еще не вечер, Вертинский. К двенадцати ты позовешь меня замуж. – Оставив на губах Криса быстрый поцелуй, Дрейк утянула его за руку в толпу.
«А Дрейк удобно не только трахать», – думал Вертинский.
Глава 14. «Щелк»
– Черт, а ты хороша.
– Это было проще простого.
Она игриво подмигнула Крису. Остановилась у сцены.
Аромат роз кружил голову, тело окутывала плавная музыка, разливающаяся повсюду. Тат хотела раствориться в этом моменте – прикрыла глаза. Песня закончилась, они присели на стулья возле столов, поворачиваясь к сцене.
– Кристиян! – послышался сбоку радостный возглас. – Крис, как я рада тебя видеть! – Пожилая женщина широко улыбнулась и обняла Вертинского.
Тот расплылся в теплой улыбке.
– Ирина Васильевна, здравствуйте, давно не виделись! – Он наклонился, взял ее под руку. – Татум, познакомься, это Жданова Ирина Васильевна – владелица издательства, единственная, кто искренне рад меня здесь видеть, – хмыкнул он.
– Ой, да что ты несешь, все рады тебя видеть! – засмеялась она. – Приятно познакомиться, Татум! Красивое имя!
– Спасибо, и мне, – улыбнулась Дрейк, пожимая ей руку.
Она была похожа на тех милых сказочных старушек из сказок, что пакуют внучатам в корзинки пирожки, но Дрейк была уверена: эта дама все еще может заткнуть за пояс кого угодно. Во взгляде женщины также проскользнула настороженность относительно Дрейк.
– Я ненадолго на самом деле, – спохватилась Ирина Васильевна, – не хочу вас отвлекать, но, Кристиян, пожалуйста, может, сыграешь нам что-нибудь?
– Ирина Васильевна, вы так этого хотите? Не думаю, что я сегодня в форме – я сюда пришел на деловую встречу. – Он мягко отстранился от женщины, та грустно вздохнула.
– Жалко, конечно, но да ладно. Если переубедите его, дайте знать, – обратилась она к Татум и еще раз мягко сжала ладони Криса. – Удачи!
Вертинский сел рядом с Дрейк. Татум в ожидании объяснений подозрительно прищурилась.
– Ты на чем-то играешь? – вкрадчиво поинтересовалась она, закидывая ногу на ногу.
Подалась ближе к Крису.
– Немного, – скривился он, разглядывая людей вокруг. Схватил из бокала на столе оливку и закинул в рот. – Даже не проси, я не в настроении, – расслабленно бросил он.
– Ладно. – Дрейк отвернулась к сцене, где происходила смена музыкантов.
Крис знал, что Ирина Васильевна не отстанет от него так просто: в подтверждение его мыслей в микрофон объявили: «Возможно, сейчас на сцену выйдет один невероятный человек и порадует нас своей игрой».
Ему было не обязательно выходить, Вертинский и не собирался, но он повернулся за очередной оливкой и увидел бледную Дрейк: у нее подрагивали руки, кровь отлила от щек, а стеклянный взгляд был устремлен на сцену. Вертинский посмотрел туда же, куда и она, но ничего необычного не увидел.
– Дрейк. – Вертинский позвал ее, потрепал за руку, видя пустой взгляд Татум.
– Т-там. – Она заикалась от волнения.
Вертинскому стало не по себе: что могло ее так сильно напугать?
– Что такое, Дрейк? Что случилось? – Он взял в руки ее холодные ладони, пытаясь привести в чувство, но Тат была не просто испугана – она была в панике. Баржа кренилась вбок. – Все нормально, скажи мне, – уже без нажима произнес Крис.