Он искал глазами проход к туалетам, стараясь не сорваться на бег.
– Ах, ну да, – протянула Тат. Шла медленно-медленно, удваивая удовольствие от предвкушения. – Кстати, как мне теперь тебя называть? Любимый? Пупсик? – засмеялась она, петляя между дорого разодетых дам и господ.
– Не думал, что у моей девушки такая скудная фантазия. – Вертинский притянул Тат ближе к спине, чтобы ненароком эта алкоголичка не задела кого-нибудь из гостей и не опрокинула поднос с шампанским вместе с официантом.
– Хорошо. Буду называть тебя енотиком. – Татум засмеялась в кулак.
– Сейчас этот енотик тебя жестко отымеет прямо в туалете, – оскалился Вертинский. – Господи, Дрейк, это прозвучало отвратительнее, чем я думал! Ну ты и извращенка! – не удержался от смеха Крис, утягивая Тат за поворот, подальше от любопытных глаз.
– Под стать своему парню. – Дрейк обняла Вертинского сзади, сцепляя руки на животе.
– К разговору об отвратительных прозвищах мы еще вернемся. – Крис повернулся, жадно поцеловал девчонку, уводя обоих за двери уборной.
– Как скажешь, енотик, – сквозь поцелуй ухмыльнулась Татум, потянувшись к ширинке его штанов.
Они ввалились в туалет. Крис закрыл дверь на защелку, толкнул Татум к стене. Это был не грязный сортир универа – мраморный пол блестел от чистоты, мягкий свет создавал интимную атмосферу.
Он поднял ее руки за запястья над головой, прижал к гладкой поверхности. Поцеловал, второй рукой крепко прижимая Дрейк к своему торсу.
Татум выдохнула. Кожа вспыхнула, загорелась, его руки стали казаться холодными. Ее трясло от жара его тела, от губ, оставляющих мокрые следы на шее, от него самого.
Татум весьма преуспела в бытовой актерской игре. Мастерски играла безразличие и язвила, находясь рядом с Вертинским. Но кожа покрывалась мурашками каждый раз, когда он на нее смотрел.
У него был глубокий, поставленный голос, а пахло от него крышесносно. Дрейк не могла определить название парфюма, но догадывалась, что дело было не в нем. Дело было в естественном запахе Криса, и когда он находился так близко, как сейчас, мыслительный процесс Тат отключался.
Харизма, которая его окружала, заставляла ответить «да», даже если он не задавал вопроса.
Прохлада мраморной стены остужала кожу спины. Его дыхание обожгло губы Дрейк. Крис потянул ее на себя, обнял, ладонями водя по пояснице. Прикусил Тат за губу, она протяжно хныкнула. Крис сделал шаг в сторону, приподнял ее за талию, усадил на стол с раковинами.
Их тела, казалось, были смазаны клейким медом – Тат чувствовала удовлетворение, только когда он так плотно к ней прижимался торсом. Ее тянуло к Вертинскому на уровне неосязаемом, необъяснимом.
Он задрал рукой платье, провел ладонью по горячей коже ног. Второй рукой плотно прижимал Дрейк к себе, отрываясь от ее губ лишь для того, чтобы поцеловать в шею. Татум сходила с ума.
В животе разливалось трепетное тепло. Крис не касался ее груди, ягодиц, не клал ладонь между ног. Он обнимал ее, водил руками по плечам, животу, спине, ногам. Оттянул ворот платья, рассыпал мелкие поцелуи по ключицам. Тат запрокинула голову, рвано выдохнула.
Казалось, он хотел прикоснуться к каждому участку ее кожи, не касаясь очагов возбуждения. Потому что возбуждение было повсюду. Лодыжки сводило, кончики пальцев пекло, когда она зарывалась ими в густые волосы парня, небо немело, губы жгло от поцелуев.
– Боже правый. – Дрейк надрывно всхлипнула.
Низ живота сводило от возбуждения, а Крис ее не касался там. Будто знал, что и без этого она принадлежит ему.
Вертинский улыбнулся сквозь поцелуй, дал ей возможность выдохнуть, прижал Дрейк к груди, поддел языком мочку уха, прошелся губами по ушной раковине, поцеловал в шею.
Татум застонала, но этот звук больше походил на крик боли. Сейчас она не играла, не отрицала, что в этот момент была без ума от него. Сама задрала платье до талии, оставив то болтаться складками, потянулась к брюкам Вертинского.
Парень усмехнулся сквозь тяжелое дыхание, одной рукой расстегнул ремень, спустил брюки, достав презерватив. Татум плыла, в голове шумело, сердце билось в висках. Вертинский был причиной всех ее проблем с давлением.
Она не заметила, как хрустнула фольга упаковки, лишь открыла глаза, когда Крис положил ей ладонь на затылок.
– Смотри на меня.
Татум забыла выдохнуть. Распахнула глаза, смотря в кофейные радужки, и с силой прикусила щеку изнутри, когда Крис плавно вошел в нее.
– Дыши, – хрипло напомнил Крис, Татум несколько раз растерянно кивнула.
Он взял ее лицо в ладони, начал двигаться в ней медленно, вырывая из ее груди рваные вздохи. Тело напряглось, мышцы одеревенели, сознание мутнело от его ясных карих глаз и плавных движений.
Крис сжал рукой ее бедро, провел руками к животу и обратно, мягко укусил шею, продолжая двигаться в ней быстрее. Она царапала ногтями его пресс под рубашкой, прошлась губами по мужским плечам, лихорадочно расстегивая пуговицы; прикусила за мочку уха, слушая утробное рычание парня.
Крис притянул Дрейк вплотную к себе, вошел до упора, Дрейк всхлипнула от удовольствия, обнимая его. В теле бесновался ураган, распаляя животную страсть. Татум застонала ему в губы.
Эмоции разрывали черепную коробку, перед глазами плясали черные точки от наслаждения, когда Крис поставил ее на землю и развернул к себе спиной.
Колени Дрейк подкосились: если бы не его руки, на которых Тат почти лежала животом, она бы упала. Крис смотрел на ее отражение в зеркале – это было похабно, пафосно, опьяняюще.
– Я… не люблю разговоры во время секса… – Крис говорил сквозь рваные выдохи, медленно входя в Дрейк снова, – но ты сейчас чертовски красивая.
Татум не смогла подобрать слов, не была уверена, что поняла смысл произнесенных Крисом. Смотрела в отражении на его грудные мышцы под рубашкой, на свои распахнутые губы и ключицы под спущенным платьем в мягком желтом свете уборной.
У нее закружилась голова. Они, как «Страсти Давида и Деметры», были воодушевлены полотнами Ренессанса и пластикой Микеланджело. Только развратнее, ярче и безумнее – зеркало запотело от частого дыхания Дрейк, ей снесло крышу, когда она поймала взгляд Криса в отражении. Он придерживал ее за живот: начал входить резче, смотрел в душу и полностью растворялся в Татум чертовой Дрейк.
Она была такой живой и дерзкой, ядовитой и сияющей, такой «его» сейчас. У Вертинского горели щеки и сердце, ему было больно от того, как хорошо.
Дрейк вскрикнула, откинула голову назад, одной рукой опираясь на стол перед собой, который приятно краем давил на низ живота, второй схватилась за шею стоящего сзади Криса. Парень поднял пальцами ее подбородок, наклонился, задерживаясь в Дрейк до упора, поцеловал ее в уголок губ.
Чувствительную зону, судя по неуправляемым стонам Дрейк, задел раз, другой, третий. Нащупал амплитуду и не менял угол входа. Одной рукой поддерживал ее за живот, другой держал за горло, заставляя девчонку смотреть на себя снизу. Картинка в глазах Тат была перевернута, но кофейные радужки парня и раскрасневшиеся щеки она рассмотреть могла.
Жар, влажность и вкус были такими мощными, когда он наклонялся и целовал ее. Нить удовольствия, опоясывающая матку, натягивалась сильнее с каждым толчком. Волны короткого удовольствия заставляли дышать часто, поверхностно, Дрейк почти теряла сознание от перенасыщения кислородом.
Крис вошел в нее на всю длину, сжал пальцы на горле девчонки, сделал паузу. Повторил действия раз, два, пять, семь. Татум протяжно застонала, задохнулась собственным вдохом, ноги затряслись, тело окунулось в сладкую судорогу. Крис рыкнул ей на ухо, уткнулся лбом в ее плечо.
Крис подхватил стонущую от оргазма Дрейк и улыбнулся. Затем засмеялся от переизбытка эмоций. Тат смеялась вместе с ним: это было нелепо – притворяться парой, но трахаться в туалете, плевать на мнение друг друга, но чувствовать взаимопонимание, проводить в постели несколько недель, а затем знакомиться с родителями.
– Мы идиоты, – отсмеявшись, рвано выдохнула, успокаивая трясущиеся ноги, Дрейк.
– Это точно, – согласился Вертинский.
Выбросил презерватив в урну. Взял лицо Дрейк в ладони, посмотрел ей в глаза. Еще раз поцеловал.
У Татум снова подкосились ноги.
«Да».
Они привели себя в порядок: Дрейк поправила макияж, помогла Крису застегнуть рубашку. Первая вышла из туалета, чтобы не светить грехопадением перед знатными дамами.
Татум направилась в зал, но путь ей преградил Святослав.
– Веселишься? – прищурился он, не давая Дрейк пройти дальше.
– Пока ты не появился – веселилась, – сухо бросила она, надеясь, что выглядит не слишком разгоряченной и растрепанной.
– С чего такая неприязнь, детка? – Он подошел ближе.
Она осталась стоять на месте, не сдавая позиции.
– Да просто так, – криво улыбнулась она, пытаясь обойти парня, но он опять преградил ей путь.
– Вот, значит, как, – протянул Слава. – А мне про тебя рассказывали, – медленно проговорил он, следя за реакцией Татум. – Мой знакомый с тобой учился на Васильевском. – Он заглянул Дрейк в глаза. – И рассказывал не самое хорошее.
«Черт».
– Я рада, что слава идет впереди меня, но это в прошлом. – Дрейк старалась не показывать нервозности и оставаться хладнокровной.
Уничтожь все, что осталось в старой жизни, или старая жизнь уничтожит тебя. У Дрейк с этим так себе – переезд на другой конец города еще не сжигает мосты.
– Что, встретила Вертинского и стала примерным гражданином? – ухмыльнулся Святослав, давя на психику.
«Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо».
– Ну, знаешь, каждая девушка рано или поздно встречает такого. – Она обошла парня.
– Рад, что у вас все хорошо, – тянул гласные Слава, – но тебе лучше появиться на этом уикенде. Хочу над вами еще посмеяться, – бросил он ей в спину, Тат остановилась.
– Это еще почему?
– Потому что, дорогая, – Слава подошел к Дрейк, вторгся в личное пространство, – я видел тебя в больнице с Люком. – Он наслаждался оцепенением Дрейк. У Тат похолодели руки, в горле нарастала паника. Соленая вода лилась на дно баржи, ее топило. – И я знаю, что ты не была знакома с Люком до этого. Так что до встречи на выходных, – весело сказал он.