я резко осадила разыгравшегося зверя, велев ему успокоиться. Волк перестал кружиться, но все равно привстал на задние лапы, дрожа от нетерпения.
Наконец женщина прикрутила упряжку к саням, держась за веревки так, чтобы передние лапы волка не касались снега. Она приказала ему стоять, хотя сомневалась, что он подчинится, и встала возле кожаного сиденья, подвешенного меж двух жердей, образующих края саней. Опустившись на сиденье, она одновременно отпустила волка, и небольшой зверь рванул вперед, потащив сани по твердому снежному насту.
Серый сразу пустился галопом. Маталия слегка переместилась, чтобы усесться поудобнее, и волк замедлил шаг, перейдя на рысь и высунув от удовольствия язык. Двое других волков бежали рядом, подгоняя товарища.
Маталия не стала править, предоставив серому самому выбирать направление, и склонила голову под напором морозного ветра. Обычно, доехав до края луга, она останавливала сани, боясь ехать по каменистому, усеянному черными дырами пещер холму, который неприветливо возвышался за замком, но сегодня ей было все равно. Она опустила голову, и из глаз полились тонкие ручейки слез, стывшие на ветру.
Она действительно любила Брогана, и, с одной стороны, ей было даже приятно, что ее принудили в этом признаться. Теперь, когда у нее вырвали эту тайну, она ощущала себя свободней. Однако боль, вызванная ответом мужа, была очень острой.
Маталия охнула, почувствовав вдруг боль в животе. Она согнулась пополам, стараясь— дышать медленнее и отвлечься от своих мыслей, и боль постепенно утихла. С мрачной улыбкой она погрозила кулаком неведомым силам, которые послали ей мужа с искалеченной душой.
Как пережить его нелюбовь? Единственное, чего ей хотелось сейчас, — это убежать подальше от ненавистных стен, чтобы излечиться на природе. Она подняла голову, почувствовав, что серый замедлил бег, когда они стали взбираться по холму, и беспокойство охватило ее. Со всех сторон ее окружали зияющие входы в пещеры.
Вскоре вслед за Маталией в кухню вошел Ксантье. От порыва ледяного ветра мальчик проснулся и сел, сонно моргая. Ксантье, ни секунды не колеблясь, ударил его кулаком в висок, и ребенок тут же потерял сознание.
Ксантье бесстрастно взглянул на него, едва осознавая, что чуть не убил ребенка. Потом наклонился и подобрал черную косу, мгновенно поняв, кому она принадлежала. Он нахмурился, раздумывая, что бы это могло значить, сунул косу в карман и, отворив кухонную дверь, выскользнул на холод. Глядя в лунном свете, как Маталия отъезжает, он потирал руки и прикидывал, как сейчас лучше всего поступить. Затем перевел взгляд на луну, звезды и тучи. Потом снова вошел в замок и направился к покоям Сутбери.
Услышав стук Ксантье, седовласый лорд позволил войти. Ксантье поклонился в галантной манере Брогана и с почтительным видом кивнул. Лицо Сутбери прояснилось, и он кивнул в ответ.
— Броган О’Бэннон? — спросил он.
— Милорд, — поприветствовал его Ксантье, и его губы дрогнули в улыбке.
Сутбери отступил назад и знаком предложил ему войти.
— Проходите. Что привело вас в этот час?
— У меня важные новости, лорд Сутбери, сведения, касающиеся вашей декларации, которые я, однако, не решился озвучить перед всеми. — И Ксантье улыбнулся, радуясь, что старик принял его за Брогана.
— Вот как?
— Умоляю, поймите, я сделал лишь то, что сделал бы на моем месте любой честный человек, окажись он в такой ситуации. За мной перед вами долг, и, будь у меня выбор, я бы с радостью оставил свои обязательства и поспешил к своей невесте, к вашей дочери Клариссе.
— Какая же это ситуация? Вы обманули мое любимое дитя, и я это так не оставлю.
— Может, леди Клариссе тоже стоит это выслушать? Ведь, если мое объяснение удовлетворит и смягчит ее, то выбор за ней.
Седобородый исполин задумчиво кивнул и предложил Ксатье подождать в комнате, пока он поднимет с постели свою дочь. Едва он вышел, Ксантье вытащил из кармана тяжелую косу и сунул ее под подушку Сутбери, пригвоздив ее самую толстую часть к матрасу небольшим кинжалом. Затем положил подушку на место, неспешно вернулся туда, где стоял перед этим, и заложил руки за спину.
Через несколько секунд в комнату вошли Кларисса с отцом. На девушке была простая белая полотняная ночная рубашка, а сверху такая же простая накидка из коричневой ткани. Волосы у нее были перепутаны, медово-карие глаза смотрели мягко и сонно. Кларисса потерла глаза, взглянула на гостя, и Ксантье ощутил нервную дрожь, будто эта девушка могла видеть его насквозь. Он затаил дыхание, дожидаясь, что сейчас она его разоблачит, но Кларисса только почтительно присела и спряталась в тени своего огромного отца. Сутбери покровительственно обнял ее одной рукой.
— Так что же такого важного вы хотели нам сказать, что пришлось разбудить мою дочь в такой глухой час?
Ксантье запустил пальцы в волосы и огляделся по сторонам, будто на него внезапно напали смущение и неловкость.
— Пожалуйста, — начал он, — пожалуйста, поймите, что только крайние обстоятельства принуждают меня рассказать вам об этом.
— Мы уже поняли, — прорычал Сутбери.
Ксантье умоляюще взглянул на Клариссу.
— Я молю Бога, чтобы вы поняли, почему произошла эта свадьба, после того, как услышите...
— Рассказывайте же, Броган, — перебил его Сутбери.
— Все дело в Маталии. Она очень больна.
— Больна? — выдохнула Кларисса, а Сутбери удивленно приподнял брови.
— Очень больна. Я познакомился с ней по пути домой, когда попросил ночлега в замке Роузнит. — Ксантье сделал эффектную паузу и изобразил на лице печаль. — Ей совсем немного осталось, мы не знаем даже, доживет ли она до родов. Об этом она мне и поведала той ночью, и я проникся сочувствием к ее мольбе. Она просила, нет, умоляла, чтобы я подарил ей ночь наслаждения, прежде чем она умрет одинокой девственницей.
— Ради бога! — Сутбери грозно нахмурился: такие вульгарности не для ушей невинной Клариссы.
— Простите меня за прямоту, но вы оба должны понять, что мне не оставалось ничего другого. Ее просьба причинила мне немыслимые муки, я ведь был помолвлен с вами, Кларисса, но она сказала, что это ее последнее желание, и я не мог его не удовлетворить. Вы ведь должны понимать, как человек чести, что я не мог отклонить подобную просьбу? — И он повернулся к Сутбери. Тот медленно кивнул, и Ксантье поплел дальше: — Но я сказал, что не могу обесчестить добродетельную деву и ее достойную семью, поэтому должен жениться. Вот мы и обвенчались.
— Обвенчались... — ошеломленно повторил Сутбери.
— Но послушайте, милорд, Маталия скоро умрет, и я обещаю вам, что после ее смерти готов вернуться за Клариссой. — И Ксантье метнул страстный взор в сторону смущенной девушки. Та задрожала и еще теснее прижалась к отцу.
— Кларисса? — спросил Сутбери.
— Я хочу уехать, — прошептала она. — Я ничего этого не хочу. Если Маталия и вправду больна, то пусть насладится жизнью, прежде чем уйдет. Я не знала про ее болезнь. Она кажется такой... крепкой.
— Да, — продолжал Ксантье. — Румянец, пылающий на ее щеках, — печать лихорадки, а искры в глазах — от невыплаканных слез. Вы заметили, как мерцает ее бледная кожа? Она сделалась такой прозрачной. Болезнь стремительно пожирает ее. Маталия уже слегла, не вынеся вашего присутствия.
— Ох! — в ужасе воскликнула Кларисса. — Отец, давай немедленно уедем! Уедем, пока не взошло солнце!
Сутбери задумчиво смотрел на Ксантье, обнимая плечи дочери.
— Отлично. Вижу, вам действительно не оставалось другого выхода, кроме как жениться на ней. Я готов отказаться от войны и заключить перемирие.
— Я... как лучший сын графа, не нарушу это перемирие, — поклялся Ксантье, и оба коснулись левого плеча правой рукой. Ксантье широко улыбался, вслушиваясь в тайный смысл этих слов, и уже повернулся лицом к выходу, когда услышал голос Сутбери:
— Вам придется засвидетельствовать перемирие.
Старик извлек из сундука свиток, достал из ящика стола перо с чернилами и кивнул. Ксантье замешкался. Все сжалось у него внутри, когда он встретился с ясным взглядом Клариссы. Затем взглянул на перо с чернилами, нервно сглотнул и перевел взгляд на свиток. Неверным шагом он приблизился к бумаге, уже ощущая всю тяжесть того поступка, который собирался совершить, и в глубине души колебался. На мгновение он вернулся в прошлое, когда они с братом были друзьями. В его мозгу вспыхнуло воспоминание о двух счастливых отроках, зеркальных отражениях друг друга, которые ныряли в озеро за домиком, в саду которого возилась их красавица мать. Но это воспоминание тут лее померкло, и он увидел перед собой врага, свое вечное альтер-эго. Ксантье смело взял перо и подписался именем Брогана.
Глава 25
Луна уже высоко светила в небе, когда во дворе послышался негромкий топот копыт по брусчатке — то свита Сутбери покидала замок Керколди. Ксантье смотрел, как Кларисса с отцом задернули пологи своих повозок и как внутри мирно засветились лампы. Он нахмурился. Такие чувства, как любовь меледу отцом и ребенком, совершенно неразумны и лишь свидетельствуют о слабости, думал он, стиснув зубы. Никогда он не допустит, чтобы им так манипулировали.
Когда за поворотом исчез последний всадник, он с облегчением вздохнул. Скоро его борьбе конец. «Победитель должен быть только один, и им стану я». Ксантье открыл глаза и вгляделся в темноту. Повторять клятву нет необходимости, он помнит ее наизусть. Керколди перейдет к нему.
Тем временем в южной башне лежала его несчастная жена, терзаемая болезненными схватками. Не обращая внимания на ее стоны и вздохи, Ксантье достал из сундука меховые сапоги, натянул их на шерстяные чулки и накинул на плечи шерстяной плед. Он вышел из опочивальни, не сказав ни слова и даже не взглянув на Изадору.
Перед тем как покинуть замок, он заглянул в покои для гостей. Бесстрастно глянув на прекрасную косу, он взял кинжал и провел лезвием по ладони, пока оттуда не засочился тоненький ручеек крови. Затем поднял руку над подушкой, окропив своей кровью и косу, и белое полотно, и пол и циновки. После этого закутался в свой плед и проскользнул через кухонную дверь мимо мальчика, который все еще лежал без сознания. В порыве доброты, которая была ему почти не свойственна, он подкинул в тлеющие угли полено, чтобы подростка, когда очнется, не наказали за нерадение.