Гордые и одинокие — страница 9 из 22

— Почему они не двигаются?

Он улыбнулся, и у Лили приятно кольнуло сердце.

— Они отдыхают. Сейчас кобыла встанет на ноги, и мне еще раз потребуется твоя помощь.

— Но я ничего не делала. — Девушка стояла в нескольких шагах от Ноа, но почти осязала его ликование и облегчение.

— Это хорошо, что ты ничего не делала, но кто знает, как оно могло обернуться? Я рад, что ты здесь.

Лили тоже была рада. Она увидела настоящего Ноа. Сильного, доброго, спокойного и нежного. Она улыбнулась, когда кобыла попыталась встать на ноги и пуповина оторвалась.

— Как ровно отошло! Чудесно! Подай мне йод, пожалуйста. Вон он. — Ноа аккуратно обработал пуповину. — Отлично. Смотри, с мамой и малышкой все в порядке.

Последнее слово было произнесено совсем тихо, и она заметила в его глазах предательскую влагу. Лили подбежала к Ноа, испугавшись, что ему больно. Вдруг он перенапрягся? Доктора вряд ли рекомендовали ему принимать роды у кобыл.

— Ноа, с тобой все в порядке? Ты ничего не потянул?

Он покачал головой, отстраняясь от нее. Затем взял аптечку и зашагал к выходу:

— Нет. Я просто понял, что скучал по этому.

Она поспешила за ним:

— По ранчо?

— Обычно я нахожусь там, где все неладно, понимаешь? И я там для того, чтобы исправить это.

Время от времени она задумывалась о его прошлом, о том, что он видел, будучи солдатом. Если пережитое повлияло на него так, как пишут в газетах или говорят по телевизору, то он, скорее всего, страдает не только физически. Лили стало жаль его.

— Тебя мучают кошмары?

— Нет, слава богу. Просто там совершенно иной мир, и мне кажется, я привык к нему, стал черствым. Можно считать эти годы потерянными. Я не поддерживал связь с Эндрю, с отцом. Когда я узнал, что папа болен, у меня не было возможности приехать домой. Теперь уже слишком поздно.

— Я сожалею о Джералде.

— Ничего не поделаешь. Надо идти вперед. — Закончив мысль, Ноа стиснул зубы, вспоминая что-то свое.

Выйдя из конюшни, Лили обернулась:

— Мы оставим их?

— Я вымою руку и вернусь. Надо будет кое-что сделать, но только когда вернется Эндрю.

На кухне Лили приготовила кофе и сделала сандвич. Положив его на тарелку, она опустила руку на плечо Ноа.

Он коснулся ее ладонью, сладостно согревая. В первый миг девушка хотела высвободиться, но ей не хватило сил сделать это.

Ноа поднялся со стула, и ее сердце неистово заколотилось.

Он стоял, все еще держа Лили за руку, и смотрел ей в глаза. В течение нескольких невероятно долгих секунд его выразительный взгляд неумолимо влек ее к себе. Затем их пальцы сплелись.

— Ноа, — едва слышно выдохнула Лили.

Он шагнул к ней, сократив расстояние между ними до нуля, наклонил голову, и их губы соприкоснулись.

Глава 5

Губы Ноа были горячими от кофе. Лили просто таяла, прижавшись к его груди и гладя его шею. Ноа обнял ее за талию, прижимая к себе, и поцелуй стал глубже. Прошло много, очень много времени с тех пор, как Лили в последний раз целовала мужчину. С тех пор, как ее охватывала страсть. Ее ресницы задрожали от наслаждения, а руки ласкали его плечи.

Когда поцелуй прервался, Лили сделала шаг назад, несмотря на то, что безумно желала остаться в его теплых и нежных объятиях. Что уже само по себе являлось причиной держаться от греха подальше.

— Мы не должны были делать это, — выпалила она.

Ноа пронизывал Лили пристальным взглядом, и девушка поняла, что, захоти он снова поцеловать ее, она не сможет отказать.

— Хм, это плохо, — буркнул он.

Плохо? Она всмотрелась в его лицо. Он не шутил. Но это никак не могло быть плохо. Это было божественно. А посему было ошибкой.

— Я прошу прощения. — Повеяло арктическим холодом. Его губы сжались. — Я переступил через черту. Сегодня было веселое утро.

Черт, теперь она обидела его.

— Не стоит просить прощения. — Лили улыбнулась. — Мы же оба знаем, что между нами ничего не может быть, верно? Просто так вышло. Вот и все. Как ты сказал, это было веселое утро.

Сказать, что оно было веселым, — не сказать ничего. Она увидела Ноа с неожиданной стороны. Он мог быть спокойным, мягким, заботливым.

Ноа вздохнул, отвернулся и пошел к раковине налить себе стакан воды.

— Занимаясь кобылой и жеребенком, я вспомнил, каково это — быть дома. Иногда я чувствую себя здесь чужим. — Он жадно осушил стакан и поставил его на стол.

— Тебя долго не было. Может, даже слишком долго.

Он кивнул:

— Да. Армия стала моим родным домом... в некотором смысле.

И он хочет вернуться туда. Какая же она дура! Было глупо отвечать на поцелуй. Нужно держаться от него подальше. Она же поклялась не прикасаться к нему! И уж тем более не целоваться с ним. Как сохранить дистанцию между ними и не задеть его чувства?

— Знаешь, я еще даже не заходил в свою комнату, — неожиданно сказал Ноа. — Я снимаю жилье, а здесь был всего несколько раз, и то Джен пришлось меня уговаривать.

А у Лили никогда не было дома как такового. Она даже не могла вернуться туда, где жила раньше. У Ноа есть место, где его всегда будут ждать, а он отрекается от него в самый неподходящий момент, когда ему это необходимо. На секунду она забыла о поцелуе, о предстоящей свадьбе, о том, что им следует поддерживать дружеские отношения и не следует увлекаться друг другом... Его слова разбередили старую рану.

— Я думаю, ты должен подняться наверх. Это же твой дом. Я не понимаю, почему тебе трудно вернуться сюда. Могу поспорить, в твоей комнате все по-прежнему.

— Я уже не тот мальчик, каким был когда-то.

— И что? Это ничего не меняет. Эндрю — твой брат. И он очень постарался, чтобы, вернувшись, ты чувствовал себя как дома. Это очень важно для него. Может, даже важнее, чем ты можешь себе представить.

— То есть ты считаешь, что я неблагодарный? — спросил он, уперев руку в бок.

Лили задумалась.

— Не совсем так, — поправила она. — Я считаю, что пока ты видишь все в одной плоскости. И это понятно. Ты многое пережил.

— Ты думаешь? — Он покосился на искалеченную руку, Лили понимала, что все случившееся с ней не идет ни в какое сравнение с его жизнью, оставившей на нем множество шрамов, видимых и скрытых. А Эндрю помог брату, потому что так поступают в настоящей семье.

— Ну, мне пора, а тебе надо бы проверить, как там Красавка и ее малышка, — заявила она. — А потом советую заново познакомиться с Ноа Лэреми. Начни с собственной комнаты.

— И с этим ты мне тоже поможешь?

Лили убрала оставшиеся продукты в холодильник, старательно избегая коварного взора Ноа. Хватит! Сейчас она уйдет, и этот поцелуй забудется.

— С самого начала ты крайне неохотно принимал мою помощь, — ответила она, закрыв холодильник и смерив Ноа суровым взглядом. — На сей раз, ты должен сделать все сам.

— Точно.

Он направился к двери, ведущей на веранду.

— Куда ты?

— Посмотрю на Красавку, как ты посоветовала.

Лили смотрела ему вслед. Ноа был рассержен. Она жалела, что повела себя резко. Но, с другой стороны, ее интересовало, дошла ли хоть крупица того, что она высказала, до его сердца...


Эндрю занялся Красавкой и жеребенком, как только вернулся. Когда Джен спросила, как ее назвать, Эндрю снисходительно улыбнулся и перевел взгляд на брата:

— Откуда у женщин мания давать имена?

Но Ноа не поддержал его, вспомнив, в какой восторг пришла Лили при виде новорожденной лошадки и свои собственные слова.

— Прелесть, — сказал он. — Ее зовут Прелесть.

Эндрю рассмеялся, а Джен обрадовалась.

Но вот они ушли, и он снова остался один.

Кто знает, может, Лили права, говоря о том, что ему нужно вспомнить, кто он такой. Его жизнь делилась некоей линией на две части: «до армии» и «в армии». Но где он находится сейчас? Похоже, что ни там и ни там.

Ноа медленно поднялся по лестнице, ведущей в его старую комнату. Дверь была приоткрыта, он толкнул ее и щелкнул выключателем. Пройдя к окну, он отдернул занавески, впуская внутрь последние лучи солнца. Ноа включил свет и осмотрелся. Ничего не изменилось. Все осталось точно так, как было, когда он девятнадцатилетним юнцом ушел в армию. Поначалу Ноа приезжал домой, получив увольнение, но Эндрю и отец постоянно ссорились, и это доставляло мало радости. Поездки домой стали редкими. И вот, впервые за долгие годы, он оказался у себя.

Вязаный шарф аккуратно лежал на кровати, на полке по-прежнему красовались его бейсбольные и хоккейные трофеи. На старом комоде стояла фотография, изображающая выпускника учебного лагеря. На следующий день Ноа стал офицером. Было видно, что ни Эндрю, ни Джералд ни к чему не притрагивались, оставив все так, как было. Чего они ждали? Он вернулся совершенно другим. То, что его не забывали, должно было вызвать в его душе положительные эмоции, однако Ноа почувствовал себя еще более чужим. Что случилось с тем молодым парнем? Где он потерял его? В Боснии? В Афганистане?

Наверное, дело было в том, что этот фермерский домик Ноа пока не мог назвать родным. Он уютнее чувствовал себя в маленьком съемном домишке, рядом с поселком. Сегодня же, когда он помогал появиться на свет живому существу, в его голове что-то начало меняться. Он вспомнил счастливые моменты из детства.

И с ним была Лили. А он, дурень, взял и поцеловал ее.

Ноа грузно опустился на кровать, и пружины скрипнули под его весом. Он расклеился от одного ее прикосновения, а в тот момент, когда их губы слились, он был уже не в силах остановиться, потому что мечтал об этом с того дня, как они подбирали ему смокинг.

Практичная, милая Лили — прекраснейшее создание. И что дальше? Даже если бы он захотел поцеловать ее еще, то не смог бы. Он не допустит, чтобы она увидела его таким, каким он стал сейчас. Ему претила мысль о том, что ее милая улыбка превратится в гримасу ужаса, когда она увидит нового Ноа, искалеченного войной. Можно научиться писать левой рукой, завязывать шнурки или водить машину. Но шрамы не уничтожить, ни телесные, ни внутренние. С этим ничего не поделаешь.