спасибо и известно. В рукописной московской газете «Куранты» встречается с 1622 года «и на том-де спасибо!» — особая речь, уклончивая, но никак не льстивая.
Настолько самостоятельным стало слово спасибо, что его и склоняли, как существительное среднего рода, и так было до XX века: «Из спасиба шубы не выкроишь!», «Что мне в твоем спасибе?» Это показывает, что слово оставалось именем существительным и изменялось, как все существительные. Вообще столь свойское обращение с некогда торжественным словом долго мешало ему войти в обиход как частице-обращению: частицы ведь не склоняются в русском языке. Во всяком случае, в разговорах с чужими этого слова избегали. Еще в 70-х годах прошлого века академик Я. К. Грот Жаловался: «Всего поразительнее в этом отношении прекрасное слово спасибо, которого, к сожалению, мы удостаиваем только простолюдинов; вместо него даже городская прислуга, желая щегольнуть своею образованностью, стала употреблять безобразное мерси». Мерси и прочие подобные заимствования неуместны в разговоре русских людей; это то самое стремление «выставиться», чуждое русскому человеку в его обращении с равным.
Сегодня исполать — дремучий архаизм, благодарю — официально и слишком чопорно, не отлилось в законченность разговорного оборота, спасибо — расхожая разговорная речь.
Папа и мама
Пожилые люди в наши дни с огорчением говорят, что у современной молодежи не осталось уважительных слов при обращении к родителям. Все чаще слышишь па да ма, а то вот еще и пахан…
Папа и мама — слова детской речи, существуют во многих языках независимо друг от друга. На Руси они издавна имели различные формы: уважительную, ласкательную, уничижительную — всякую. Папаня — маманя, папенька — маменька, папаша — мамаша, а то еще батюшка — матушка, но каждый раз в оттенке обращения что-то свое, не спутаешь эти слова, каждое из них под настроение. Отец да мать в отношении к своим родителям употребляли редко, отчасти и потому, что воспринимались эти слова как высокие, книжные; отец — и духовный чин (святой отец), мать — и матерь (божья). Зато постоянно употребляют литературные герои, в частности — и у Пушкина, слова матушка да батюшка.
Впрочем, социальное расхождение отразилось и тут. У дворян батюшка и матушка, горожане среднего достатка и разночинцы — папаша и мамаша, а купеческое сословие — тятенька и маменька. Кто называл отца своего тятенька — верный знак, что необразованный человек.
Из французского языка пришли в городскую речь papa да maman, много бытовых разговоров записано в XIX веке, особенно в светском обществе, именно так и передают в них эти слова. В тех же домах, где предпочитали говорить по-русски, писали просто: папа да мама, однако слова не склоняли, говорили от папа́, к папа́, о папа́. А в простых семьях сохранялось русское слово, которое и склонялось. «Только слышалось по временам — па́па, ма́ма», — вспоминал Л. Ф. Пантелеев. По мнению молодежи 60-х годов XIX века, дети должны были называть родителей по именам. Мама, мамочка, мамуля решительно изгонялись, но, вспоминала Е. Н. Водовозова, «скоро многим матерям пришлось сознаться, что они не в состоянии подавить желание слышать заманчивое для слуха женщины слово мама!» Свидетельство — вместе с другими — поучительное: во все времена попытка сменить обращение идет от молодежи, решительной и безапелляционной в суждениях.
Впоследствии русское и французское слова сошлись, так что манерность французского произношения, осознаваемая изначально, изжита. Русские классики со второй половины XIX века дают только русскую форму папа да мама, следовательно, именно она и является для нас образцовой. Исчезли (к сожалению!) уменьшительные и уважительные народные формы с суффиксами.
За полвека русской жизни, с 1840-х до 1890-х годов, в смене слов запечатлелась история отношений между детьми и отцами. Н. В. Шелгунов выразил ее четкой формулой: «Вообще недоразумения между отцами и детьми разрешались в шестидесятых годах легко, и прежняя форма семейного управления уступила сама собой свое место новой форме, основанной на большем равенстве и свободе. Когда я был маленьким, нас учили говорить: папенька, маменька и вы, потом стали говорить: папа, мама и тоже вы; в шестидесятых годах резкая реакция ниспровергла эти мягкие формы, и сами отцы учили детей говорить: отец, мать, ты. Теперь говорят: папа, мама и тоже ты. Вот простая и наглядная история вопроса об отцах и детях за шестьдесят лет».
С начала XIX века предпочтение той или иной формы обращения к родителям также изменялось: был и отец, был и старик, — все это было. Но пахан — это уже оскорбительно. Воровской жаргон более сотни лет называет паханом главаря шайки. Не к лицу молодому человеку такое слово из разнузданной речи воровского притона, но уж совсем непонятно, когда его печатают, как бы смакуя, молодежные журналы…
Что же касается ма и па — это дальнейшее сокращение «интернациональных» детских слов папа и мама; на западный образец молодежь сокращает форму привычного обращения к родителям. Осуждать? Однозначно ответить трудно. Однако началось это давно. Папенька — папаня — папа — па! Есть в этом па нечто инфантильное, жалобное, капризное. Стоит ли поощрять?
«Извиняюсь!»
В повести И. Мясницкого 1904 года:
— Виноват-с… вообще пардон-с, мон онкль-с! это я от икстазу-с… а сейчас они полный грансиньор-с!
Для сравнения сразу и вторая цитата — из книги В. Катаева:
— Извиняюсь, вас тут не сидело!
Речь купчиков начала века и речь тех же купчиков через двадцать лет, в годы нэпа. Французское как образец и стандарт вкуса после революции сменилось своим, доморощенным, но по-прежнему в соответствии с мировыми стандартами дурного вкуса: красиво и элегантно…
Извиняюсь… Кажется, нет никаких причин для беспокойства. Обычное русское слово, которое и классики употребляли. Но именно такая «похожесть» и устрашает: у мещанина все похоже на настоящее, все как у людей, но тем не менее — не русское.
Похожесть заключается в том, что возвратный глагол извиниться действительно употребляется в литературной речи, в том числе и у классиков, — но только не в значении первого лица. Когда-то этот глагол значил получить прощение. Но как можно оправдать самого себя или у самого себя получать прощение? Профессор говорил рабфаковцу 30-х годов: «Но, простите за педантизм, говорить извиняюсь нескромно. Этим вы как бы извиняете сами себя. Надо говорить извините» (Е. Евтушенко. Ягодные места).
Хорошо известно, откуда пришло это словечко. Родилось оно в среде обрусевших иностранцев и московских купцов, но скоро распространилось. «Пусть подобные несуразные искажения речи не идут далее обихода и моды трамвайных кондукторш и прилавка», — писали столичные газеты в начале века. Заметим: прилавка… Газеты опасались, что словечко пойдет гулять по гостиным. А между тем опасение было запоздалым. В те же дни чеховский дядя Ваня спокойно говорит: «Извиняюсь!» Некоторые литераторы уже тогда выражали сомнение, чтобы, «сын тайного советника и сенатора и сам культурный человек», Иван Петрович Войницкий говорил таким образом: «скорее всего, это неразборчивость самого Чехова, в языке которого многое осталось от простонародья».
Трудно сказать, правы ли критики Чехова. Словечко встречается не только у него. В частной переписке XIX века, в мемуарах, когда приводится устная речь горожан. Правда, в каждом из примеров употребление формы извиняюсь можно оправдать каким-либо обстоятельством, тонкостью речи, поначалу не замеченной. «Не извиняюсь перед вами» — у Пушкина; «тысячу раз извиняюсь за то, что…» — у Гончарова; «отложил дело, извиняясь занятостью» и др. — в общем вполне литературны. Личная форма глагола, равноправная в ряду других: извиняешься, извиняется — извиняюсь. Можно понять и переход мысли, почти неуловимый сознанием, но в целом ясный: человек сообщает, что он извиняется в данный момент перед кем-то, вызывая собеседника на ответную реакцию. Может быть, и с некоторой экспрессией, но все-таки вполне правильно.
Иное дело — «извиняюсь, вы не от Ивана Иваныча?», «я извиняюсь, скока время?» В таком случае перед нами форма, как бы вырванная из ряда других, намеренно подчеркнутая употреблением местоимения я, и потому ставшая своего рода наречием, вводным словом, обращением («Извиняюсь, вы…»). Сразу как-то и не поймешь, что это такое: то ли форма настоящего времени, как извиняется, то ли повелительного наклонения, как извините! Так возникают те самые изысканные словечки, которые как будто вежливее, чем извините, но на самом, деле безликие и безродные порождения вихляющего мещанского сознания. Похожие на русские слова — но не русские вовсе. Это извиняюсь, сменившее многочисленные русские формулы извинения, объясняется равнодушием к слову. Казаться — а не быть… А между тем, не все столь невинно, и слово может замарать.
Социальные сдвиги в обществе сопровождались сдвигами в сознании и в оформлении мысли словом. Не всегда вкус и знание языка оказывались на высоте. Журналы 20-х годов XIX века уже почти смирились с разговорной формулой извиняюсь, а словарь Ушакова в 1935 году впервые допустил ее на свои страницы, хотя с оговоркой: «Извиняюсь употребляется также в значении извините, извините меня (простореч.): извиняюсь, я опоздал». В академических словарях этой формы, разумеется, нет.
Однако к ней пригляделись, привыкли, а привыкнув, пошли дальше. Уже не только наречие, но и действительно мещанское — рубленая частица — «Извиняюсь, вы крайний?» По-видимому, процесс продолжается и сегодня, где-то в тайных глубинах, недоступных влиянию специалистов по культуре речи. Да и зачем они, такие специалисты, если журнал «Наш современник» вдруг употребляет слово —