Считают, что слово гражданин, как сударь, господин, — достояние прошлого. И в наши дни лучше использовать это слово в сочетании со словами уважаемый, уважаемая: «уважаемая гражданочка, уважаемый гражданин» — чем плохо? Здесь нет оттенка официальности, это бытовое обращение, разумеется, если к этому добавить: будьте любезны, будьте добры, пожалуйста, сделайте одолжение, прошу вас и проч. Ничуть не хуже звучат в обращении и любезный, любезная. Можно было бы пользоваться и такими словами, как почтенный, достопочтенный… Ну, а в обращении к несовершеннолетним много своих слов: мальчик, девочка, парень, молодой человек, девушка, есть и хорошее собирательное ребята для обоих полов. Все эти слова и сегодня живут.
Но если это так, непонятно, зачем искать единственное «общее слово»? Переберем весь исторический словарь и будем друг другу говорить любезности: «Достопочтенный уважаемый гражданин, сделайте одолжение, дайте пройти!» И вас пропустят… И потом, если слово гражданин — прошедший этап, то зачем выражение «уважаемый гражданин»? Недостаток этого предложения в том, что официальные обращения письменной речи оно рекомендует для бытового — устного — обихода. Нежизнеспособное это предложение, и даже объяснять не стоит почему.
Слово ребята годится якобы для обоих полов. Но и с этим нельзя согласиться. Искони это слово относилось только к мальчикам, парням, молодым людям. В армии так называли солдат, в городе — хулиганов. И. С. Тургенев в личных письмах так величал разбойников пера. Царские приказы по войскам начинались словом: «Ребята!» И значит оно не что иное, как маленькие люди под чьим-то началом, кто ведет их в «дело», каким бы оно ни было. В просторечие слово это пришло из жаргона городского дна: в XIX веке именно так обращались друг к другу на Сенной площади. До сих пор вульгарность слова еще ощущается, хотя в известном смысле его употребляли и в художественной литературе.
Говорят еще об одном типе обращений, который вызывает законную тревогу: «Верка, шагай сюда, здесь твое место!» Это раздается клич в театральном зале, в котором вы приготовились слушать оперу или посмотреть новую пьесу. Иностранцы нередко спрашивают, почему у нас обращаются друг к другу так: Верка, Ванька, Любка, Сережка? Как ответить на этот вопрос? Приходится ссылаться на жаргон, который процветает в городе.
Вот из жаргона-то Верка и пришла. Это действительно жаргонное обращение, но жаргон не народных низов, как можно было бы подумать. В народе обращение друг к другу уважительное; даже соседку, с которой не в ладах, называют скорее по отчеству, чем по имени. Уменьшительные имена — а тогда они были не уничижительными, а всего лишь уменьшительными — появились среди молодежи 60-х годов XIX века, особенно, как тогда говорили, среди «эмансипированных». П. Д. Боборыкин описал напускную народность русских анархистов, живших в эмиграции, которые вводили в обиход подобную речь.
Все это были «Иваны», «Соньки», «Машки» и «Грушки», а фамилий и имен с отчествами не употреблялось… Они не только перекликались такими «уничижительными» именами, но нарочно при мне пускали такие фразы:
— Ты груши слопала все? — спрашивала Сонька Машку.
— Нет, еще ни одной не трескала.
Это был своего рода спорт опрощения.
Они употребляли эти словечки в громком разговоре и нарочно, добавляет Боборыкин, демонстрируя свою свободу от условностей, в первую очередь — в языке.
Впоследствии эти дамы стали вполне благополучными обывательницами, женами фабрикантов и предводителей дворянства. И попытка перейти на «народные» формы обращения не удалась.
Такова же была на рубеже веков грубоватая, «под народ», речь купеческого сословия. Там со словами не церемонились, вместо «женщина!» кричали: «А ну, бабье, в киятры пойдем?!» (И. Мясницкий). Разумеется, и такое обращение для нас не годится.
Полагают, будто можно придумать какие-то новые слова, подходящие всем, привлекая к этому ученых-филологов и писателей. Ведь известно, что именно писатели внесли много нового в словарь русского языка. Мысль хорошая, совершенно правильная. Вот только и они, писатели и ученые, ничего сочинить не могут. Потому что сочинить — заранее обречь любимое свое дитя: не будет оно жизнеспособно. Но выбрать из десятков слов и посоветовать они могут. Они и советуют: возьмите для простого, неформального обращения слова сударь, сударыня. Нет! Не берут…
«Сударыня!» — «Сударь!»
Было время, когда писатель В. Солоухин предложил ввести в бытовой обиход слово сударь, а значит, и слово сударыня. Старинное русское слово, которое ничем себя не опорочило, а только на время отодвинулось в сторону. По исконному своему смыслу, которым и живут обычно слова, оно значит то же, что гражданин: сударь происходит от государь, а на Руси государем именовали всякого свободного человека, хозяина, гражданина. Разница только в том, что гражданин книжное слово, а сударь — коренное русское. Правда, с писателем не согласились, многие не видят даже надобности различать торжественное товарищ, официальное гражданин, бытовое сударь.
Та же проблема со словом сударыня. Воспитанный человек в возрасте, столкнувшись в дверях с женщиной, скажет: «Мадам, прошу вас», — и он не покажется белой вороной. Однако слово это все же не очень подходящее: оно нерусское и слишком вычурное. Конечно, мадам лучше, чем дама, хотя и последнее обращение защищают; оно обычно в сфере обслуживания, к тому же дама все-таки уместнее, чем клиентка или (тем более) женщина.
У русских слово сударь в качестве разговорного обращения к свободному человеку известно с XVII века. По воспоминаниям иноземцев, посещавших Москву в те годы, говорили тогда на Москве «сударь такой-то», то есть господин такой-то, и относили ко всем взрослым людям независимо от их социального положения. Значит, первоначально было это и обращением, и приложением к имени собственному, и простым существительным именем. Все как обычно, как водится у русских слов, как было в XIX веке и у слова гражданин, как сегодня наблюдается у слова женщина, как у всякого слова-обращения поначалу бывает.
Обкатанное в речи многих поколений, слово сударь является теперь идеальным словом-обращением, и вот почему. Утратив все прежние смыслы, стало оно теперь только обращением. Мы не скажем сударь Иванов или тот сударь. Это обращение равного к равному, оно утратило всякие исторические и образные связи с другими словами нашего словаря: например, никак не ощущается его связь со словом государство. Оно одинаково соотносится с формами ты и вы, и притом в отношении к мужчине и к женщине безразлично, потому что кроме слова сударь есть еще и сударыня. Во всех видах имеет формы ласкательные (сударушка) и уничижительные (сударка) и т. д. Во всяком случае, это лучше, чем обращение девушка, как веяние нового времени, введенное В. Маяковским вместо «постылого» барышня, или бабуля, которое огорчает многих наших современниц. Помимо всего, сударыня и стилистически нейтрально, хотя слово сударь, конечно, может звучать и иронически; но это зависит уже не от слова.
Можно добавить: в истории этого слова случилось так много событий, что исконный его смысл давно утрачен, потому что словесный образ исчез, и мы не связываем в своем представлении слов государство и (го)сударь. Мысль долго металась в поисках наиболее точной и краткой формы, способной в разговоре стать простым знаком обращения, и вот: господа́рь в госуда́рь, а госуда́рь — в осуда́рь, а дальше либо в обращение, сжатое до предела, осу (ходило в XVII веке), либо в понятное все еще суда́рь, а суда́рь уже почти не по-русски, исчезает образ: ни суд, ни господь, ни господин, ни государство. Тогда и появилось су́дарь, а из него и простое с, «словоерс», как в ответе: да-с. Чем меньше связей по смыслу с другими словами в речи, чем быстрее утрачивается в слове народный образ, тем вернее обречено и слово: сойдет на нет, исчезнет из речи. Мы не принимаем этого холуйского с, хотя иногда оно и слышится. Ведь слушаю-с стало уже слушаюсь! Ни господарь, ни государь не годятся, как не годится нам и незадачливый их потомок с; но чем же плох су́дарь? Вот и все основания, какие можно выставить для оправдания сударя и сударыни. Для лингвиста их достаточно, они определяют возможность выбора: только так! Убеждает ли это вас — судите сами, но давайте судить объективно.
И не пользуйтесь аргументом: сударь и сударыня не современны, так что… Напротив! В начале XIX века, когда по общему убеждению должны были бы отменить эти слова, барыня, барин, господин, госпажа получили ругательное значение, о сударе же или сударыне речи нет — эмоциональная девальвация этих слов наступила значительно раньше, и тому есть причины. Первая, конечно, социальная: отношение к равному не могло сохраниться в классовом обществе. Затем и скороговорочное произношение, как бы стыдясь и с оглядкой, сократило слово до с, а полная форма была дискредитирована плохой литературой. Уже в середине XIX века Достоевский писал:
Я воротился, шагнул к ней и непременно бы произнес: — Сударыня! — если б только не знал, что это восклицание уже тысячу раз произносилось во всех русских великосветских романах. Это одно и остановило меня.
Остановит ли это и нас — пока неясно, но ведь давно мы уже не читаем подобных романов!