Гордый наш язык… — страница 56 из 57

Царедворец под цивилизацией понимает привычки городской жизни, передовой публицист — развитие общества в новом направлении. Для одного и слово во французском произношении: сивилизация, — для второго это интернациональный термин: цивилизация.

О культуре тоже известно, что слово латинское и обозначает нечто, противоположное природе — натуре. В 1863 году, когда сотрудник «Отечественных записок» употребил выражение «действовать на природу культурою», критик славянофильского «Москвитянина» советовал заменить последнее слово привычным в то время возделанием. В своем роде это верно, потому что культура и значит обработка, возделывание, даже образование (чего-то), так и отмечено впервые в словаре иностранных слов 1861 года.

Более ста лет назад сначала П. Л. Лавров, а затем Н. В. Шелгунов в «Очерках русской жизни» рассмотрели все признаки, которыми современники различали слова цивилизация и культура. Описывая социальные отношения своего времени, они прояснили содержание понятий, обозначенных этими словами; пока еще не терминами, а заимствованными словами, обычно в сочетании с более понятными русскими словами. Новые слова внедрялись в сознание читающей публики.

Язык и сам по себе способен показать, стало слово природно русским или оттачивает пока свой смысл в литературных битвах. Слово развивает свои переносные значения и с помощью суффиксов образует новые, уже совершенно русские слова.

Еще и в середине XIX века предпочитали говорить человек цивилизации, а не цивилизованный человек. Нет и сочетаний культурный человек, хотя встречается культурный век и культурное общество. Более того, до XX века возможны выражения культурное травосеяние или культурное производство — «возделывание» или «промышленность», то есть в точном соответствии с латинским термином в немецком его понимании. В конце XIX века человека, который «ввел в культуру» салат и турнепс, называют высококультурный хозяин. В начале XX века только светские люди называют себя культурными людьми, но всегда в том же самом прямом смысле: воспитанные, вылощенные, то есть не «дети природы». П. Л. Лавров рискует говорить о «просвещенном культурном слое образованных» и «культурных силах» (1877), но в этих сочетаниях иностранное слово все еще поясняется привычным русским. Мысль развивается постепенно: сначала говорят о своей культуре, потом о культурных силах, которые становятся (собирательно) культурными людьми, — но все еще в прямом смысле слова.

И XX век множит определения: культурное строительство, культурная революция, культурный уровень, культурные связи — указывают на определенный уровень культуры, которого может достичь эпоха или страна.

Вспомним: образованным человеком поначалу называют того, кто получит образование. Только со временем по метонимическому переносу значения так стали называть человека, имеющего разносторонние знания: «люди ученые — образованные!»

То же и с определением культурный. Человек, живущий в культурном обществе и в культурный век, да притом и образованный до такой степени, что может осознать это, — несомненно культурный человек. В начале 1930-х годов в толковом словаре Д. Н. Ушакова сочетание культурный человек уже известно, хотя над ним и посмеиваются: «возделанный» человек! Пока осознается внутренний образ слова, его исходный смысл, слово не стало термином. Оно еще опутано множеством побочных значений, исконных и благоприобретенных, и каждый человек по-своему понимает это слово. В том же словаре вторым значением слова культурный указано: образованный человек. В новейшем же академическом словаре вместо него в качестве побочного стоит уже: воспитанный человек! Образованный связано со знанием и обучением, а воспитанный относится к нравственной сфере бытия. Для разных эпох важен свой подтекст.

Не потому ли и слово цивилизация известно нам меньше, чем слово культура?

Теперь важнее обозначить не материальную сторону цивилизации (понятие о материальной культуре в основном обозначается словом цивилизация), духовную. Но и духовная, нравственная сторона современной жизни сознанием также раздваивается. С одной стороны, это — по преимуществу внешняя культура, создающая культурного человека. А с другой — заветно свое, в борениях выстраданное представление о мире, классовое и национальное, личное или всечеловеческое. Возникла нужда еще в одном слове, и оно появилось — интеллигентный.

Интеллигентный человек

История слова интеллигенция хорошо известна с момента его заимствования из польского в 1862 году. Пореформенные русские журналы ухватились за слово, обозначавшее «мыслящий класс» своего времени, и в зависимости от классовой позиции то восхваляли, то всячески порицали «интеллигенцию». С одной стороны, это «люди критической мысли, люди интеллигенции» (П. Л. Лавров), с другой — «ничтожество людей, так называемых интеллигентных» (цензор А. В. Никитенко). Эти грани были важны в середине XIX века.

Исходный корень — латинское слово intellectus (разум, ум). Разум в отличие от чувства и духа. Интеллектуал, сказали бы мы сегодня об этом значении слова. Оно и воспринималось таким еще в конце прошлого века. Поэт Валерий Брюсов в 1899 году считает необходимым переводить новое слово известным ему французским: «общество интеллигентов (intellectuels), которого не выношу». Историк В. О. Ключевский в 1897 году пишет:

Это слово недавно вошло у нас в употребление и держится пока только в газетном жаргоне. Оно некрасиво, хотя имеет классическое происхождение. Некрасиво потому, что неточно, значит не то, что хочет обозначать. Оно означает собственно человека разумеющего, понимающего, а им обыкновенно называют человека, обладающего научно-литературным образованием. Как видите, это понятия различные, хотя и не противоположные.

Профессору, знающему латынь, новое значение слова кажется диким: почему образованный, если сам корень указывает на значение понимающий? Чужое слово, став термином русской общественной жизни, на страницах журналов не сразу приспосабливается к русской речи.

Над ним потешаются, намеренно понижая его смысл. Для Гончарова признак интеллигенции — писание стихов, для Салтыкова-Щедрина — безделье на общем фоне досуга, для модного писателя Боборыкина — умственность, особенно у дам.

Поначалу ясно только одно: интеллигенция противопоставлена простолюдинам. «А интеллигент, — разъясняет Шелгунов, — не всякий, кто думает. Надо знать, что думать, надо уметь думать». Знакомый мотив — знать и уметь! Слова, сказанные в 1875 году, выражают мнение прогрессивных людей России, которым представляется, что основной признак интеллигента — духовные искания, стремление к общественным идеалам, к делу.

В мемуарной литературе мы найдем множество указаний на то, как воспринимали интеллигента в отличие от «культурных людей» из аристократического салона. Мы говорили про кого-нибудь: «Это типичный интеллигент, он не бреется каждый день, ест с ножа и дамам не целует руки…» Или: «Это не настоящая дама, это интеллигентка, она называет свою фамилию, когда ей представляют мужчин».

Но такие, чисто внешние характеристики мало тревожили власть имущих, они понимали, что «в интеллигентных кружках шла умственная работа обличительная и даже раздраженная против порядка вещей» (из досье жандармского управления). Не заметить это — значило открыть дорогу революционным силам. И вот в начале 80-х годов «Новое время» — газета реакционная, охранительная — по прямому наущению правительства неожиданно взорвалась статьей, направленной против интеллигенции.

«Печать всполошилась, — писал Шелгунов, — и начались обсуждения, кого и что считать интеллигенцией, какая интеллигенция настоящая и какая ненастоящая. С тех пор этот вопрос так и не сходил со сцены и составлял центральную точку всего умственного движения восьмидесятых годов». Не только 80-х, но и дальше — вплоть до XX века.

В общественных столкновениях мужала и крепла та нравственная сила, пока не определяемая точным термином, которую уже ощущали сторожевые псы самодержавия. «Интеллигентностью была не наука, не знание, а какое-то высшее, всеразрешающее начало или источник, в котором сосредоточивалось все высшее и самое правильное разрешение всех неясностей жизни», — писал тогда же Н. В. Шелгунов.

Реакционеры требовали, а министр внутренних дел готов был исключить из употребления выражение русская интеллигенция. Важное уточнение: русская. Совсем не тот смысл, что в прежнем собирательном имени интеллигенция, новое выражение несет с собою социальный заряд большой силы. Исподволь созревало понятие об интеллигенте — русское слово и понятие русское. «Не всякий работник умственного труда, — правильно отметил К. Чуковский, — а только такой, быт и убеждения которого были окрашены идеей служения народу», — интеллигент. В словари других языков слово интеллигент в таком значении вошло как русское слово.

Слово постоянно изменяло не смысл свой — основное значение, а те неуловимые за давностью прошедших лет социальные и нравственные оттенки, которые единственно и составляли термин быстротекущей политической жизни — тогда, в горячке боя. Мы видим: сначала интеллигенция — всякое образованное общество, затем — средний, независимый от сословных границ класс, еще позже — культурная прослойка в обществе. И вся эта масса людей, сосредоточиваясь на одном общем деле, постепенно становилась воплощенной совестью своего времени, носителем высоких идеалов, обязательно связанных со служением своему народу. Чтобы уточнить понятие в таком именно смысле, поначалу использовали добавочные определения: передовая интеллигенция, пролетарская интеллигенция, рабочая интеллигенция