глупец вместо дурак, словно вместо точно, великолепно вместо прекрасно и т. п.». Это т. п. примечательно: значит, многими словами разночинцы поразили потомственного дворянина, графа. Белинский тоже любил слово великолепно! Писарев — употреблял. Его, однако, не поместил в свой словарь академик Я. К. Грот: в 1895 году оно еще не было литературным.
Небезызвестный А. Б. тогда же высказался так: «Великолепно. Это наречие по своему буквальному значению относится к богатству и изяществу внешнему, осязательному (славянское — благолепие, велелепие). У нас же великолепный человек в смысле его нравственных качеств, великолепная идея, великолепная погода, великолепный свиной окорок, великолепный писатель — слышатся сплошь и рядом». Сказано в 1889 году, когда составлялся словарь Я. К. Грота. Но сегодня именно так мы и говорим, когда хотим выразить свое восхищение чем-то незаурядным.
Высшую степень одобрения выражало и слово замечательно, по словарям известное с 1809 года, любимое И. С. Тургеневым и Л. Н. Толстым. Вот и то недостающее звено, которого нам не хватало: прекрасно — замечательно — великолепно! Поставив их в этом ряду, мы сразу понимаем, почему Толстой не очень одобрительно отнесся к слову великолепно. Все три — книжные, пришедшие из высокого стиля речи, но по мере своего распространения они утрачивали связь с церковными словами, от которых образовались, стали совершенно русскими, даже разговорными. Уже словарь Ушакова, отметив слово великолепно как литературное, о двух других — замечательно и прекрасно — отозвался как о разговорных! Удивительно, как постепенно, но неуклонно, буквально на наших глазах, меняют свою окраску одни и те же слова: в середине XIX века слово великолепно — высокое слово разночинного класса, вынесенное из речи семинаристов. Мало-помалу слово меняет оттенки и в 1935 году, ко времени выхода словаря Ушакова, становится стилистически нейтральным. И одновременно, теснимые им, уходят в разговорную речь его синонимы, которые до него считались литературными словами.
А что же сегодня? Вот словарь Ожегова: «Великолепно — превосходно, отлично», — как разговорное слово; «Замечательно — исключительно», — без всяких помет, как особо «литературное» слово; прекрасно — сюда не относится вовсе; прекрасно в значении частицы, т. е. хорошо, да, ладно! Великолепно и замечательно поменялись местами, краски чуть-чуть приглушены, и на место победного великолепно пришло упругое, четкое по мысли замечательно. Замечательно то, что нужно заметить, что нельзя не заметить. «Может быть, замечательным называется человек, который замечает окружающих?» — задает вопрос писатель Б. Васильев. Вот и новая ассоциация, которую дарит нам время. Бесконечно в образах русское слово.
Всякое эмоциональное напряжение слов вызывает подобное усиление смысла. В ряду однозначных возникает все углубляющий понятие образ. Конечно — вполне безразлично, это в конце концов; непременно — неопределенно, но без всяких изменений, вполне возможно; обязательно — как личная обязанность сделать непременно. Обязательно — в середине XIX века было жаргонным словечком, его ввели в оборот столичные студенты; еще в одном из романов П. Д. Боборыкина его произносят слушательницы Бестужевских курсов, курсистки, «эмансипе», и автор слегка иронизирует над ними, над их речью.
Однако передовая молодежь 60-х годов XIX века понимала, что делает, и сегодня мы говорим уже на их «жаргоне»: не внешнюю красоту, не то, что кажется, признавая за суть, а личную меру ответственности — даже тогда, когда радуемся или обещаем.
Вот и логический конец всем нашим рядам, которые в речи разночинной молодежи прошлого века замкнули круги: …замечательно! …обязательно! …невероятно! …беспримерно!
Личные симпатии и социальные пристрастия в переборе слов с их особыми зарядами эмоций в конце концов углядели главный образ, который стоило сохранить в общепринятом термине. Эмоция социальной группы, сгустившись в понятийное ядро и став словом, связала это слово со всеми другими словами русского литературного языка. Выражаясь словами Льва Толстого, «успехи, сделанные в наш век, поразительны, удивительны, необычайны».
Целиком и полностью
На первый взгляд это выражение кажется «маслом масляным»: не одно ли и то же целиком и полностью? Это сочетание слов действительно является новым; оно распространилось в 30-е годы и впервые отмечено в словаре Ушакова. Составилось же оно из русского наречия целиком и книжного его варианта — тоже наречия, полностью. Форма целиком отмечается в словарях с XVIII века и хорошо известна по классической русской литературе, где употреблялась самостоятельно и значила в целом виде, без членения на части. Это остаток одной из грамматических форм древнего слова целик — нечто целое, цельное, нетронутое, например земля, лес, скалы. И целик, и целиком указаны в «Толковом словаре» В. И. Даля, тогда как слова полностью в этом собрании русских слов нет. До конца XIX века обычным могло быть выражение вроде употребленного Римским-Корсаковым по поводу «Каменного гостя», который «исполнялся целиком» — а не полностью, как сказали бы мы сегодня.
Самый суффикс в слове полностью выдает его книжное происхождение, полность встречается с XI века в древних текстах и значит отменная полнота. В современном языке можно найти разные формы слова целик: по целику, на целике, но никогда не встретишь таких форм у второго слова — только полностью; оно и пришло к нам в этом обличье.
Из торжественно-книжного языка наречие полностью попало в литературный язык только в XX веке и, поскольку оно обозначало почти то же самое, что и целиком, часто стало употребляться с последним в общем сочетании целиком и полностью. Такое сочетание встречаем во многих речах и выступлениях довоенного времени, а также в прозе публицистов, например у Вс. Вишневского. Новыми сочетаниями слов в то время пользовались в целях большей выразительности речи; они как бы усиливали эффект высказывания, совместно сплетая понятный смысл русского слова с торжественным пафосом его книжного двойника.
От частого употребления подхваченного выражения постепенно происходило взаимное «перетекание» оттенков смысла, так что со временем оба слова стали казаться одинаково русскими, тем более что есть ведь и русское слово полный.
Строго говоря, окончательного совпадения в значениях двух слов так и не произошло. Ведь целиком по своему смыслу значит быть целым, а полностью значит быть полным. Сегодня только в разговорной речи мы смешиваем эти два значения, а на самом деле, выступая вместе, они как бы дополняют общую характеристику действия: сделать целиком — в целостном виде, сделать полностью — в законченном исполнении. Выходит, что новое сочетание продолжает древнюю традицию русских сочетаний такого типа, в которых оба слова окончательно в своих значениях не совпадают: стыд и срам, радость и веселье. Чтобы понять особенность выражения как приемлемого литературного факта, сравним его с другими, внешне похожими сочетаниями слов. Они также возникли недавно.
В общем и целом как канцелярско-административный жаргон отмечается с 20-х годов, но это не русское образование, а перевод с немецкого im großen und ganzen (в общем) — чужой оборот, холодный и официальный; он не смог органически приладиться к нашей речи всем составом своих частей, хотя в публицистике и известен с конца XIX века; правда, поначалу выражение еще очень конкретно: «Рассматриваемая с исторической объективностью, в общем и целом, личность Некрасова является перед нами очень выдающеюся, мало того — очень замечательною, весьма крупною и чрезвычайно даровитою», — пишет М. Антонович; повторение характеристик (очень — весьма — чрезвычайно) допускает и повторение смысла в нашем сочетании, хотя общее — не совсем то, что целое. «Журналист» 1925 года резко осуждает этот «газетный штамп» — потому что через язык газеты он и входил в массы. Разница между объемностью выражения целиком и полностью и сухостью в общем и целом до сих пор осознается в стилистических их расхождениях.
Вместо выражений могли прийти в нашу речь и отдельные слова того же общего смысла. А. Б. в 1889 году осуждал новое слово всецело: «Слова совершенно, вполне нередко сторонятся перед ворвавшимся не очень издавна в наш язык семинарским всецело, не заключающем в себе и подобия благозвучия. Не в видах ли прикрасы слога он так настоятельно нужен?» Всецело и сейчас еще не вошло в разговорную речь как естественная ее краска. Являясь внешне словом, на самом деле это сжатый оборот весь целиком. Сокращенное слово со своим эмоциональным зарядом, хотя и не таким уж красочным.
Порядок дня и повестка дня
Слово порядок в значении режим употребляется в русском языке с середины XIX века — от Тургенева до Чехова; это перевод французских или немецких сочетаний типа старый порядок, порядок жизни и др. Сто лет спустя эти сочетания получили уже и русскую форму: распорядок жизни или старые порядки.
Порядок дня — перевод немецкого выражения, впервые употребленный в публицистике В. И. Ленина (1902). Еще в 1939 году словарь Ушакова считал это сочетание, которое подразумевало вопросы, предназначенные для обсуждения на заседании, сугубо официальным, но вскоре оно утратило официальность и породило несколько новых: «В порядке дня стоит вопрос», «Поставить в порядок дня», т. е. поставить на очередь для рассмотрения и разрешения, причем не обязательно в заседании.