Увлечение новым выражением после коммунистической революции было повальным. «Журналист» в 1928 году писал: «Постоянно стоящий на повестке порядок дня навязал всем выражение в порядке. Мы говорим: в порядке вопроса, информации, обсуждения и т. д. Один очень хороший оратор в публичной речи выразился даже так: В то время многие кончали с собой в порядке самоубийства!» Оттуда же, видимо, и восклицания «Порядок!», «Порядочек!». Как часто бывает, серьезная формула, пущенная в обиход, затаскалась и вылиняла. Спасло ее только то, что связана была она со многими другими, вполне литературными выражениями.
Отчасти пересекалось сочетание порядок дня с известным церковнославянским выражением злоба дня: на злобу дня — это существенные вопросы, подлежащие общественному обсуждению; книжное слово злоба значит тут забота. Однако сочетание было чужим, книжным, со временем обозначилось стремление создать собственно русские, разговорные варианты с тем же самым смыслом. Прежде всего попытали известный авторитет — французский язык — и нашли в нем сочетание, которое перевели так: вопрос дня. «У нас в Москве вопрос дня, если можно так выразиться, — Рашель», — писал о гастролях французской актрисы «Пантеон» в 1853 году. «Галлицизм», — педантично замечает на это «Москвитянин», — по-русски сказать — «повсюдный, господствующий вопрос».
Русская замена оказалась не столь уж и удачна. Журнал «Свисток» иронизировал над новым сочетанием слов, говоря, что ныне (1860) все имеют слабость «отыскивать вопросы» или «ставить вопросы». Злоба дня постепенно отходила в высокий слог. В «Отечественных записках» 1880 года совершенно серьезно употребляется и выражение «несколько слов по поводу вопросов злобы дня» — и старое и новое вместе, одно как бы поясняет другое, еще непривычное. В народнической публицистике в распавшееся сочетание пытаются подставить все новые уточняющие смысл слова: «в практических требованиях дня» (Н. Михайловский), «от повседневных вопросов, составляющих задачу и злобу дня», «да и что такое вопросы времени?», или совершенно просто — «как люди дня, они не заглядывают на завтра и от сегодня берут все» (Н. Шелгунов). Видимо, такое разрушение старого сочетания было характерно для печати тех лет.
Вот и у Достоевского встречаем: «газета следит за интересами дня»; в «Дневнике писателя» самым разным подбором слов он пытается вскрыть эмоциональную и логическую сторону старого и нового выражений, сошедшихся вместе: «Я прочел три-четыре страницы настоящей „злобы дня“ — все, что есть важнейшего в наших русских текущих политических и социальных вопросах и как бы собранное в одну точку. И главное, — со всем характернейшим оттенком настоящей нашей минуты, именно так, как ставится у нас этот вопрос в данный момент… Такой злобы дня я не ожидал, она „признается насущной темой для разговора“, связана с „самой главной злобой обвинения“…». Выделенные слова показывают, какие оттенки смысла и чувства ищет писатель для раскрытия столь запутанной ситуации, которая возникла в русской жизни более ста лет назад.
Известная мемуаристка XIX века Е. А. Штакеншнейдер в своих записях 1854—1855 годов в последовательной смене употребляет выражения: «живые вопросы дня», «копошится злоба дня», «говорили о политике и новостях дня».
У П. Лаврова и П. Ткачева только вопросы дня.
Новости дня долго смущали ревнителей чистоты речи, и сочетание это не сразу привилось, в деловом употреблении его не было. Уже в 40-е годы XX века вошли в быт распорядок дня и режим дня, которые стали обозначать конкретное расписание дел. Одновременно и повестка дня стала обозначать сумму вопросов, подлежащих обсуждению на заседании; раньше писали о повестке заседания, повестке совещания и т. д.
Собирательное выражение повестка дня долго не входило в употребление потому, что существовал его французский эквивалент. Еще у И. Панаева в его петербургских очерках 1857 года сказано так: «Это теперь à l’ordre du jour, т. е. на повестке дня». Суффикс к, который находится в словах порядок и повестка, указывает на разговорный характер обоих слов; в официальную речь они и пришли из просторечия.
Исходная совмещенность значений расписание дел и программа вопросов в сочетании порядок дня по мере развития принципов самого обсуждения потребовала различать повестку, т. е. программу, и распорядок, т. е. расписание заседаний.
При всех изменениях и уточнениях сочетаний ключевым осталось слово день — от средневековой злобы дня до современной повестки дня. День — минимальный, но самостоятельно важный отрезок времени, который определяет границы текущих дел; следовательно, речь всегда идет о проблемах актуальных, современных и важных для всех лиц, объединенных общим интересом к данному делу.
Обилие свидетельств из разных источников дано намеренно — для того чтобы стало ясным: речь идет не о личной эмоции человека, предпочитающего то или иное-выражение, — это длительная коллективная работа, основанная, правда, на чувстве и эмоции, но корнями своими уходящая глубже — в народные образы русского слова, в логику текущей социальной и политической борьбы.
ГЛАВА ВТОРАЯОбраз в слове
Корень слова — метафора сама по себе, пока не нуждается в образном пояснении.
Жалованье и зарплата
Сразу же после Октябрьской революции профессор П. Я. Черных написал книжку о языке революционной эпохи; в ней он рассказал, как новый быт потребовал замещения слов, «опороченных» старой жизнью: вместо господин и барин появились слова гражданин и товарищ, вместо жалованье — зарплата, вместо прислуга — домработница и т. д. Появились — не совсем точно: все эти слова возникли задолго до революции. Стали использоваться, как слова предпочтительные, — пожалуй.
Но есть и еще нечто в подобной замене слов, фактически не сменяющих друг друга. Разве товарищ — заменяет господина? Принцип обозначения совершенно иной, потому что и в обществе между людьми складываются новые отношения. Нет, это не «замена». Итак, новые слова — вовсе не новые, и они ничего не заменяют. В чем же дело?
Заглянем в глубь истории, остановясь, скажем, в XVII веке. Вознаграждение за труд называлось по-разному, в зависимости от дела: были кормления, были платежи, были дачи, было и жалованье, то есть, если вдуматься в глубинный смысл корня, пожалование из милости, награда за службу. Как обозначение платы за труд слово жалованье известно с 1640 года, но особенно распространилось оно в конце XVII века. Если в трех других словах значение подарок все-таки было основным, в слове жалованье оказывалось важным значение пожалование за службу, потому оно и вытеснило все остальные слова.
Однако и само по себе слово многозначно, и русские писатели часто обыгрывали это в своих произведениях. Шестидесятники особенно остро почувствовали неприемлемость слова жалованье в отношении к свободному труду. Д. И. Писарев предпочитал говорить труд и вознаграждение; появились и другие слова, больше соответствовавшие новым экономическим отношениям. Выражение заработная плата, очень точное и понятное, возникло как перевод немецкого слова Arbeitslohn и встречается уже у историка Т. Н. Грановского, а сочетание увеличение заработной платы — у Салтыкова-Щедрина и Л. Толстого (1863), но оно не сразу приняло характер термина.
Еще в 70-х годах XIX века Е. Н. Водовозова писала об «условленной плате». Словарь иностранных слов 1866 года — о «задельной плате», а Л. Ф. Пантелеев — о «рабочей плате»; это сочетание, строго говоря, более «русское», чем привычное нам теперь заработная плата. Что такое — заработная? Если это прилагательное, то зачем у него приставка, как будто это причастие, то есть образованная от глагола форма? Если же это причастие, то почему у слова заработная суффикс прилагательного, а не причастия: н, а не нн: заработанная? Вдобавок, и ударение должно быть не на первом слоге, потому что в слове работа оно неподвижно; еще во времена Даля говорили зарабо́тки, значит, и зарабо́тная плата, то есть плата за работу, а не за дело. Искусственность слова бросается в глаза, может быть, оттого, что и сочетание по своему образованию не является русским. Напротив, рабочая плата понятнее: речь идет о плате рабочим за их труд. Конечно, лучше было бы прямо так и сказать: плата рабочим, но это не термин, а целое предложение, да и есть уже перевод с немецкого, хотя непривычная форма прилагательного еще немного настораживает.
Интересно проследить, как буквально на глазах изменялся смысл слова, наполняясь свойственным только ему социальным содержанием. В «Очерках русской жизни» (1885) Н. Шелгунов вполне отчетливо различает: ремесленник и фабричный рабочий получают заработную плату, временные работники, поденщики получают заработок или задельную плату, чиновники живут жалованьем или мечтой «в конце месяца получить заработанное (!) жалованье»; люди свободных профессий (врачи, адвокаты) получают «за свой отдельный труд отдельную плату» — просто плату, потому что и действуют сами по себе, каждый в отдельности, а не в общей рабочей «артели». Слово получка тоже известно, но еще употребляется в своем буквальном, очень конкретном значении, подменяя книжное слово получение: «После получки денег».
Интересно также, что в переводных текстах конца XIX века рабочая плата употребляется чаще, чем заработная плата, — последнее кажется уже «слишком русским» выражением, с ним свыклись. Иногда они стоят рядом, как бы уточняя друг друга или «переводя» новое выражение на общепринятый русский язык: «В ученых профессиях те же причины повышают рабочую плату до высшего предела. Заработная плата адвокатов…» (1897). Однако в русской революционной публицистике «рабочее» выражение