е отвлекся на более интересные дела. Однако я всегда понимал, что все эти его выходки продиктованы скорее всплеском эмоций, чем тщательно продуманной стратегией, и, по большому счету, совершенно безобидны, что-то вроде пощечины, символизирующей беспомощность и уязвимость самого агрессора.
Теперь же, когда отцу удалось не просто наказать меня, но переделать в соответствии с собственными представлениями об идеальном сыне, я впервые совершенно на него не рассердился, просто отметил, что на этот раз дело зашло слишком далеко. Хумха перегнул палку, превысил полномочия, сунулся куда его не просили. И несмотря на то что результат мне скорее нравился, следовало предпринять меры, чтобы подобное не могло повториться. Проще говоря, уносить ноги.
Я набил еще одну трубку, послал зов своему приятелю, которого несколько дней назад проводил в Куманский Халифат, снабдив многочисленными рекомендациями и советами, вкратце обрисовал ситуацию, спросил, могу ли я пожить в его квартире, пока буду искать себе подходящее жилье, и получил согласие. Сборы не отняли много времени. Одежда, сшитая на прежний рост, была мне теперь ни к чему, сентиментальной привязанности к сувенирам я не испытывал, книги предпочитал по мере надобности брать в библиотеке Иафаха, пользоваться которой мне позволили и после ухода из Ордена, а к амулетам, изготовленным Хумхой, я даже прикасаться не хотел. Собрал деньги, драгоценности и курительные принадлежности, взял сумку под мышку, вышел из дома и больше никогда туда не возвращался.
Конечно, я предпринял немало попыток стать таким, как прежде. Собственная внешность всегда была мне более-менее безразлична, я то и дело менял ее при каждом удобном случае, для дела или просто так, чтобы развлечься, а неведомые прежде спокойствие и благодушие скорее нравились, чем нет, но все-таки я предпочел бы избавиться от последствий отцовской ворожбы. Этого требовало мое чувство собственного достоинства. Однако ни я сам, ни мои приятели из Семилистника, к которым я в конце концов обратился за помощью, не смогли ничего поделать. Все-таки Хумха Йох был великим колдуном, куда нам всем до него.
Я всегда неплохо разбирался в естественных науках; знания эти позволили мне выдвинуть гипотезу, что по мере удаления от Сердца Мира чары, наложенные Хумхой, должны рассеиваться. Не откладывая в долгий ящик, я съездил в Ландаланд, убедился в своей правоте и возликовал, но, поразмыслив, решил, что пока не испытываю желания навсегда переезжать из столицы Соединенного Королевства в провинцию или за границу. Тем более что новый облик и прилагающееся к нему настроение были скорее приятны и удобны, чем нет, а теперь, когда я нашел способ от них избавиться, все это стало хоть немного походить на добровольный выбор.
Виновнику моих метаморфоз я написал письмо и вежливо, но твердо сообщил, что отныне не желаю иметь с ним никаких дел, денег больше не попрошу, а при первом же удобном случае непременно верну все, что брал прежде. Отец был совершенно ошеломлен таким поворотом, он бомбардировал меня письмами, которые я сжигал не читая, чуть ли не ежедневно пытался связаться со мной при помощи Безмолвной речи, но к тому времени я преуспел в создании защитного барьера, так что задушевный разговор, на который он, не сомневаюсь, рассчитывал, так и не состоялся. Многие, я знаю, считали меня бессердечным, и это довольно близко к правде: я не испытывал ни гнева, ни сочувствия, лишь колоссальное облегчение от принятого решения никогда больше не встречаться с отцом и не иметь с ним ничего общего. Что сделано, то сделано, думал я, но наступать второй раз на те же грабли я не стану. Мало ли во что он превратит меня в следующий раз. Нет уж, хватит.
Обещание вернуть отцу потраченные на меня деньги я выполнил — выплатил долг Хумхе всего за шесть лет, благо почти сразу получил прекрасную должность при Королевском дворе. Репутация — великое дело, я сам не ожидал, что все окажется настолько просто: стоило лишь задуматься о том, как я буду теперь зарабатывать на жизнь, и блестящие предложения посыпались на меня одно за другим, оставалось выбрать самое выгодное. А двор Его Величества Гурига Седьмого представлялся мне весьма неплохим местом, по крайней мере для начала.
За несколько дюжин лет я сделал блестящую карьеру при дворе, заодно спас несметное число репутаций и даже пару-тройку жизней, обзавелся немыслимым количеством вечных должников и непримиримых врагов (нередко в одном лице), после чего наконец понял, что придворная жизнь мне смертельно надоела, и, к неописуемому изумлению Короля, позволил интриганам отправить меня в отставку. Его Величество с уважением отнесся к моему выбору и не стал вмешиваться, однако, прощаясь, выразил надежду, что у меня найдется время и желание послужить ему в каком-нибудь другом качестве, а в каком именно — это я должен решать сам. В переводе с придворного языка на человеческий это означало обещание назначить меня практически на любое место, которое я захочу занять. Я сказал, что серьезно обдумаю это великодушное предложение, и отправился на Уандук — с тех пор, как отцовская стряпня стала мне недоступна, я утешался воспоминаниями о мастерстве куманских и шиншийских поваров, так что выбрать подходящее место для отпуска было несложно. Тем более что древние секреты Уандука интересовали меня почти в той же степени, что и местная кухня; убедившись к тому времени, что на нашей угуландской Очевидной магии свет клином не сошелся, а выдающихся способностей к так называемой Истинной у меня, увы, нет, я решил при случае сунуть нос в тайные дела куманцев и, скажу без ложной скромности, вполне в этом преуспел.
Очарованный открывшимися возможностями, я первое время всерьез подумывал посвятить остаток жизни неспешным путешествиям из Куманского Халифата в Шиншийский и обратно, но довольно быстро заскучал по столичной суете, веселой магии Сердца Мира и, смешно сказать, по благодушному, снисходительному к чужим слабостям умнику, в которого я там превращался. Так что несколько лет спустя я вернулся в Ехо и тут же принялся искать себе новое занятие. Проблема состояла даже не в том, что уандукские похождения и покупка дома на Гребне Ехо изрядно истощили мой кошелек, просто с возрастом я обнаружил, что для человека моего склада долгое безделье куда более утомительно, чем повседневные труды.
Ответ пришел сам собой и оказался для меня совершенной неожиданностью.
Вскоре после моего возвращения в доме ближайшего соседа, симпатичного старого купца Мухрая Бьятты, случилось несчастье. Таинственный грабитель, достаточно умелый и могущественный, чтобы усыпить бдительность нескольких дюжин охранных амулетов, пробрался в дом, вынес оттуда сундук с драгоценностями, а хозяина, когда тот попытался ему помешать, недолго думая превратил в огромную рыбу и выпустил в Хурон — это я уже потом выяснил, а поначалу считалось, что старик бесследно исчез. Полицейские, как всегда, бездействовали, а когда родственники Бьятты стали скандалить, требуя расследования, недолго думая арестовали его внука, который жил в доме деда, — дескать, если парень не пострадал, значит, он и есть преступник. Тот факт, что молодой человек был владельцем доброй половины украденных ценностей и занимал комнаты на третьем этаже, куда грабитель попросту не добрался, во внимание принят не был. Мальчика заперли в одном из подвалов Управления Полного Порядка и почти сразу о нем забыли, на допросы не вызывали, даже кормили через раз.
Дело кончилось тем, что отчаявшиеся родственники моих соседей обратились ко мне, и я с удовольствием принялся за дело. Не вдаваясь в детали, скажу, что нашел и грабителя, и почти все украденные вещи, и, что оказалось самым трудным, самого старика, вернее, рыбу, в которую он превратился; вернуть ему прежний вид я не сумел, но тут пригодилась моя старинная дружба с ребятами из Семилистника, так что Мухрай Бьятта снова стал человеком, хотя от привычки спать в бассейне, насколько мне известно, не избавился до самой смерти. Ну да невелика беда.
Но сложнее всего оказалось убедить полицейское начальство взять под стражу пойманного мною грабителя и, соответственно, выпустить Бьятту-младшего. Дескать, знать ничего не желаем, мало ли кого вы тут нам привели, настоящий преступник уже давно арестован, вот, кстати, пора бы его опять допросить, вдруг признается.
Отчаявшись добиться от полицейских мало-мальски разумного поведения, я запер грабителя в собственном подвале, благо с моими охранными амулетами он справиться не мог, и отправился к Королю. Роль ябедника никогда меня не прельщала, но уж больно эти дурни из полиции меня рассердили. Ну и мальчишку надо было выручать, как ни крути.
Король внимательно меня выслушал и тут же все уладил, а мне сказал буквально следующее: вместо того чтобы жаловаться на существующее положение дел, следует его изменить. И добавил, что в роли начальника полиции Правого Берега от меня будет куда больше пользы, чем от любого другого гражданина Соединенного Королевства. Дескать, он сам теперь удивляется, почему не подумал об этом раньше, да и я хорош: давно мог бы понять, что это занятие подходит мне куда больше, чем любое другое.
Сказать, что я был изумлен, значит ничего не сказать. Но открыто возражать Королю не решился, только попросил дать мне время на размышления. Гуриг согласился, но велел не упускать из виду: пока я думаю, нынешний начальник полиции будет по-прежнему занимать свое место, потому что выгнать его взашей — дело нескольких минут, но заменить, увы, некем. Это был очень серьезный аргумент. Я-то намеревался тянуть паузу как минимум полгода, но пришлось уложиться в два часа, да и те я потратил в основном на прощание с мечтами о спокойной, размеренной жизни и необременительных трудах на досуге. Впрочем, если бы я был способен заглянуть в будущее и своими глазами увидеть, что мне предстоит, я бы, пожалуй, все-таки сбежал обратно в Куманский Халифат, на худой конец занялся бы там торговлей рабами — а что, прекрасная профессия, и дней свободы от забот уж всяко побольше, чем у полицейских.