[10] мы все сперва решили, что это наш будущий коллега, и, конечно, много с ним возились. К тому времени как выяснилось, что Абилат вовсе не собирается поступать в Тайный Сыск, а готовится к сдаче экстерна на знахарском отделении Королевской Высокой Школы, он успел стать для всех нас чем-то вроде любимого, рано осиротевшего племянника. Я лично подыскал ему первую квартиру в Старом Городе, недорогую и удобную, а потом водил по столичным трактирам, показывал, где можно прилично пожрать за небольшие, в сущности, деньги. Разумеется, после того как Абилат сделал фантастическую, на мой взгляд, карьеру при Дворе, мы почти перестали видеться, но это ничего не меняло. Дружба не измеряется числом совместных обедов; я всегда ценил людей, которые это понимают. Хотя обеды дружбе, безусловно, не вредят, кто бы спорил.
Впрочем, для того чтобы подсунуть Абилату нового пациента, дружить с ним вовсе не требуется, достаточно просто послать зов и рассказать, что в столице обнаружился больной, которого никто не может вылечить. Абилат всегда с радостью хватается за все непростые случаи, готов возиться с умирающими сутки напролет, даже когда сам не верит в благополучный исход; думаю, от полного истощения его спасает только звание Главного Королевского Знахаря: люди просто не решаются обратиться к нему за помощью. Думают, не положено.
Вот и теперь, выслушав меня, Абилат очень рассердился, что его не позвали раньше. Ладно, положим, сам больной и его жена имели полное право растеряться, но коллеги, все те знахари, которых приглашали в дом, — почему никто не удосужился посоветоваться? Неужели личное самолюбие может быть важнее, чем благополучие пациента?! Поэтому в ходе переговоров я услышал такое количество бранных слов в адрес столичных знахарей — полгода в порт можно не ходить, ничего нового я там уже не услышу. Я вообще не подозревал, что мальчик знает все эти ругательства; впрочем, при Королевском дворе еще и не такому научат.
В итоге мы с Абилатом договорились встретиться в доме Брины; по моим прикидкам, мы должны были добраться туда почти одновременно. Практической нужды в моем присутствии теперь не было, но я решил воспользоваться случаем и навестить бывшую коллегу. Утешать скорбящих — не мое призвание, но когда речь идет о старых сослуживцах, это совсем иное дело. Встречаясь, мы одним своим видом напоминаем друг другу об очень трудных временах, когда нам хватило силы и стойкости не просто уцелеть, но повернуть все по-своему и стать победителями, а такие вещи о себе лучше не забывать вовсе или хоть вспоминать почаще, особенно когда трудные времена возвращаются — теперь для тебя одного.
Кратчайший путь от «Сытого скелета» до Гребня Ехо понятно какой: через Сырой переулок на Большую Королевскую улицу. Завидев впереди дом из лиловых кирпичей, я с досадой вспомнил, что до сих пор не дал себе труда разузнать, кто там живет. Вряд ли это действительно важно, но рассеянностью я прежде не страдал. Сразу видно, насколько меня выбило из колеи вынужденное сожительство с призраком.
Однако недовольство собой не помешало мне с некоторым облегчением отметить, что угрюмых детишек на тротуаре больше нет. Значит, придумали себе наконец-то новую игру и разбежались, давно бы так.
И тут мое внимание привлекла совсем другая уличная сценка: молодой полицейский пытался поднять с мостовой взъерошенного старика в неопрятном домашнем лоохи, а тот как мог отбивался и бормотал что-то невнятное, подвывая на гласных. Я подумал, что старик смертельно пьян — не то чтобы обычное дело, а все же порой случается, — так что их возня вряд ли стоит моего внимания. Но вопреки этому здравому соображению подошел поближе и спросил полицейского, в чем дело. Мальчик сразу меня узнал, отпустил старика, вытянулся по струнке, как на Королевском приеме, и отрапортовал:
— Сам ничего не понимаю, сэр! Иду, вижу, господин Пликс по мостовой ползает, плачет. Спросил, не нужна ли помощь, он не отвечает. Честно говоря, мне кажется, он вообще не понял, чего я от него хочу. Я решил, что бы там ни случилось, а надо помочь ему зайти в дом, нельзя человеку в таком виде на улице оставаться, правда?
— Зайти в дом? А он где-то рядом живет?
— Ну да, прямо здесь, — и полицейский указал на дом из лиловых кирпичей.
— Вот оно как, — озадаченно сказал я.
Вообще-то, давно мог бы привыкнуть к стремительности, с какой меня находят ответы на вопросы — в тех редких случаях, когда я по какой-то причине не спешу искать их самостоятельно. Можно подумать, сама жизнь стремится во что бы то ни стало меня переупрямить: нет уж, хочешь не хочешь, а будешь знать обо мне все, в мельчайших подробностях! Вообще-то очень удобно, кто бы спорил.
Выдержав некоторую паузу, я спросил:
— Если я правильно понял, вы знакомы с этим господином. Такое с ним регулярно случается?
— Ох, нет, — полицейский помотал головой. — Что вы. Вообще никогда. Я-то с господином Пликсом действительно знаком, но совсем по другой причине, и, боюсь, он меня уже не помнит. Сразу после войны за Кодекс, я еще мальчишкой был, к ним часто приезжал племянник из Уттари, мы случайно познакомились на улице и крепко подружились, ходили друг к другу в гости, а тетя Фина, жена господина Пликса, — ну, в смысле, мне-то она не тетя, но я так привык ее называть — делала для нас домашние конфеты в виде…
В виде чего были эти грешные конфеты, я так и не узнал, потому что в этот момент старик вдруг притих, уселся на мостовой, подобрав под себя ноги, и спокойно, очень внятно произнес:
— Прости мальчик, конфет сегодня не будет. Фина умерла. Такая беда.
Он зачем-то попытался улыбнуться, потом тихо заплакал и сквозь слезы, тоном обиженного ребенка добавил:
— Обещала, что не умрет, а сама умерла. Как так можно?
Молоденький полицейский ахнул, а я, признаться, даже немного растерялся. Люди по-разному реагируют на смерть близких, чего-чего, а подобных сцен я в своей жизни насмотрелся, но такой смеси страдания и беспомощности очень давно не видел.
— Когда она умерла? — спросил я, опускаясь на корточки рядом со стариком. — Совсем недавно?
Он вздрогнул, как будто мой вопрос был дуновением зимнего ветра, но ответил сразу:
— Только что. Лежит там, дома, такая тихая, и не дышит. Я сперва думал, уснула, не стал будить, а потом пригляделся — умерла. Вот так просто — взяла и умерла.
— Она болела?
Господин Пликс задумался. Потом лицо его прояснилось, он покачал головой.
— Нет, не болела. — Он сообщил это радостно, как хорошую новость, которая могла помочь делу. — Просто устала. Так и сказала мне: я очень устала. И легла полежать. Три дня лежала, но говорила, все хорошо и знахаря звать не надо. Обещала, что отдохнет как следует и скоро встанет. А сама умерла, непонятно как и зачем.
Судя по описанным симптомам, жена старика утратила Искру, хотя мне было известно всего несколько случаев, когда утратившие Искру умирали столь скоропостижно. Впрочем, кто знает, сколько времени леди Фина превозмогала хворь, делала вид, будто все в порядке. Старые дамы нередко являют миру такие чудеса стойкости, о каких даже в древних легендах не прочитаешь.
— Я правильно понимаю, он убил свою жену?
Вопрос Хумхи прозвучал совершенно неожиданно — не только для старика и полицейского, но и для меня самого. Я как-то ухитрился забыть о его присутствии — сам удивляюсь.
— Не беспокойтесь, господа, это просто призрак, он со мной, — сказал я, чувствуя себя полным идиотом.
Потом задрал голову к небу, где, по моим расчетам, парил Хумха, и ответил:
— Нет, я так не думаю.
— Потому что ты молодой, наивный, не знаешь жизни и веришь всем на слово, — укоризненно заметил отец. — Обычно к старости супруги успевают так надоесть друг другу, что вопрос заключается лишь в том, кто первым решится…
Несчастный вдовец окончательно ошалел и теперь таращился на меня глазами будущего пациента Приюта Безумных. Полицейский держался получше, но было видно, что он тоже напуган. И без того все плохо, а тут еще голос из ниоткуда всякие неприятные вещи говорит, да так безапелляционно, что поневоле начинаешь ему верить. Я понял, что ради блага этих двоих мы с Хумхой должны удалиться — чем скорее, тем лучше.
— Значит, так, — сказал я. — У меня… вернее, у нас неотложные дела. Поэтому ты, мальчик, — как тебя, кстати, зовут?
— Хахта Ромм, сэр.
— Замечательно. Ты, Хахта, отведешь господина Пликса в дом, вызовешь кого-нибудь из своих коллег и дежурного знахаря… Хотя что толку от ваших дежурных знахарей? Смерть он, конечно, засвидетельствует, а причины установить — с этим, боюсь, будет гораздо хуже. Не говорю уже о том, что твоему знакомому нужна квалифицированная помощь. Дырку в небе над моей головой, не соображу, кого бы сюда позвать — так чтобы и толковый, и душевный, и приехал быстро, не торгуясь?..
Ответ на этот вопрос тут же вывернул из-за угла и торопливо затопал к нам. Невысокий, смуглый, зеленоглазый старик в теплом не по сезону лоохи. Мой приятель Габа Гро, собственной персоной. Только вчера весь вечер слушал сплетни его соседей, надо же какое совпадение!
— Кофа, — удивленно сказал знахарь. — Ты уже тут. Неужели все так серьезно? Старую леди убил кто-то из мятежных Магистров? Я-то думал, она просто…
Я удивился еще больше, чем он.
— Так ты не случайно мимо шел? Знаешь, что здесь умерла леди? Это твоя пациентка?
— Нет-нет, не пациентка, — Габа покачал головой. — Но да, я пришел не случайно. Моя внучка играла с друзьями где-то тут поблизости и видела, как из дома выбежал человек в слезах, стал кричать: «Она умерла!» Дети, конечно, испугались, разбежались кто куда. Девочка пришла домой и все мне рассказала. Я решил сходить посмотреть, чем могу помочь. Я так понял, нужно, чтобы кто-то позаботился о вдовце. Облегчил страдания. Это важно.
Ну да, Габа хорошо знал, о чем говорит. Сам побывал в этой шкуре. Конечно, он сразу побежал спасать товарища по несчастью, иначе и быть не могло.