у нас нет, — вероятно, такого вмешательства и не было.
Ожидалось бы, что М. В. Нечкина, вникавшая в самые мелочные вопросы биографии и воззрений Грибоедова, со всей обстоятельностью изложит и обсудит это поразительное восстание крестьян. Но она предпочла обойти глубоким молчанием этот вопрос.275
Диалектика социального движения первой четверти XIX в. сложна и трудна. Развитие декабризма противоречиво, и один из самых чутких декабристов, И. Д. Якушкин, откровенно говорил о «ребяческих сторонах» движения. Немудрено, что и Грибоедов путался во взглядах и в поведении. И этого нельзя утаивать, признавая все высокие достоинства его личности и художественного творчества.
Внимательный анализ первоначальной редакции (Музейный автограф) устанавливает, что социально-политическое содержание «Горя от ума» дано уже в этом тексте, — до позднейших преддекабрьских встреч драматурга с декабристами. Идейная история и система «Горя от ума» слагались издавна, еще с юношеских лет и позднее — в широком общем социально-политическом движении, куда, конечно, входили и ранние возбуждения от общения Грибоедова с декабристами. Всю «молодую Россию» нельзя отождествлять с декабристами, как это выходит по М. В. Нечкиной. Она ссылается на «Записки» Д. И. Завалишина, который говорит, что в 1825 г., когда декабристы в несколько рук списывали «Горе от ума», Грибоедов будто бы еще вносил идейные вставки в окончательный текст. Но окончательный текст точно известен нам по Булгаринскому и Жандровскому спискам, и обязанностью критика было тщательное сличение разночтений его идейного содержания с Музейным автографом. М. В. Нечкина этого не делает, да и не может сделать, так как их и нет.
Новейшим биографом Грибоедова явился В. Н. Орлов. Он издал однотомник сочинений драматурга (первое издание — 1953, второе — 1959), ему принадлежит книга «Грибоедов. Очерк жизни и творчества» (первое издание — 1952, второе — 1954) и ряд статей. В. Н. Орлов располагал обширным наследием предшествующей литературы по Грибоедову: трехтомным академическим изданием сочинений и писем драматурга, «Творческой историей „Горя от ума“», целой библиотекой ранних исследований и воспоминаний, обстоятельной критической и научно-исследовательской литературой. В. Н. Орлов не вдавался в архивные разыскания неизданных материалов: его работы опирались на готовые разыскания его предшественников. Во многом он стоит в зависимости от статей Ю. Н. Тынянова о Катенине и Кюхельбекере и от его же романа о Грибоедове «Смерть Вазир-Мухтара» (1927). Но широкая осведомленность В. Н. Орлова в печатной литературе помогла ему сказать о Грибоедове немало свежего и самостоятельного. Так, в издании сочинений Грибоедова он дает обстоятельный комментарий к «Проекту учреждения Российской Закавказской компании» (впрочем, уклоняясь от обсуждения вопроса о некоторых отразившихся в нем реакционных пережитках и безоговорочно присоединяясь в биографии Грибоедова к схоластическому истолкованию М. В. Нечкиной). По существенному для творческой истории «Горя от ума» вопросу — о начале работ Грибоедова над текстом комедии — В. Н. Орлов высказывается против утверждений Нечкиной и основательно считает исходным пунктом время пребывания Грибоедова в Тифлисе около конца 1821 — начала 1822 г. К вопросу о соотношениях Грибоедова и декабристов он удачно подключает данные из Устава Союза Благоденствия. Собрав ценные данные о процессе сложения новой поэтики в русском обществе десятых — двадцатых годов XIX в., о возникшей тогда борьбе с карамзинизмом и о растущем культе гражданской поэзии, В. Н. Орлов пишет: «Для тех, кто считал себя призванным бороться за самобытность, народность и гражданственность литературы, были решительно неприемлемы общественный индифферентизм, эстетизм, слащавая чувствительность и беспочвенная мечтательность, отличавшие творческую практику карамзинистов, их пристрастие к „домашним“ жанрам, к мелочным и абстрактным темам, лишенным весомого социального одержания, их сглаженный, эстетизированный язык». К этому присоединяется цитата из В. К. Кюхельбекера: язык «небольшой, благопристойный, приторный, искусственно тощий, приспособленный для немногих». В. Н. Орлов приводит и ценное высказывание Н. И. Тургенева (1819): «Наша словесность ограничивается доныне одною поэзиею. Сочинения в прозе не касаются до предметов политики. Сия отличительная черта русской литературы делает ее неудовлетворительною для нашего времени <…> Поэзия и вообще изящная литература не может наполнить души нашей, открытой для впечатлений важных, решительных». Суждения о новой поэтике В. Н. Орлов извлекает и из «Писем из Москвы в Нижний-Новгород И. М. Муравьева-Апостола» (1813-1814), справедливо полагая, что «этот яркий памятник русской патриотической публицистики был хорошо известен и Грибоедову».
Однако, как и М. В. Нечкина, В. Н. Орлов стремится теснее, чем следует, сблизить Грибоедова с организациями декабристов. Сам собравши много выразительных фактов внедекабристского оппозиционного русского движения, он потом как бы забывает об этом. Не называя Грибоедова революционным деятелем, В. Н. Орлов говорит, однако, о его «революционном патриотизме»: «Патриотизм Грибоедова, как и патриотизм декабристов, приобрел ярко выраженный революционный характер». Факты уполномочивают говорить только о патриотизме демократическом.
Особое и большое место в книге В. Н. Орлова занимают суждения его об опоре Грибоедова в борьбе с эпигонами Карамзина на некоторые литературно-теоретические положения «Беседы любителей русского слова». Еще в 1816 г. по поводу одной полемической статьи Грибоедова В. Л. Пушкин писал: «Откуда взялся рыцарь Грибоедов? Кто воздоил сего кандидата Беседы пресловутой?» Вскоре можно было уже говорить об особой группе вокруг Грибоедова; в нее входили П. А. Катенин, А. А. Жандр, В. К. Кюхельбекер. Последний называл ее «дружиной славян». Вслед за Ю. Н. Тыняновым В. Н. Орлов воскрешает интерес к «архаистам», утверждая, будто «высокие лирические и эпические жанры в русской поэзии были исторически прикреплены к торжественной патетике церковнославянского языка. Отсюда же и тяготение к Библии, к разработке библейских тем и сюжетов, к освоению монументального и патетического библейского стиля». И будто бы этот библеизм «разделялся всеми поэтами декабристского направления»!
В характеристике стиля «Горя от ума» Орлов допускает еще одну ошибку. Он включает речь Чацкого в общую характеристику московской барской речи. Но речь Чацкого следует включить в иную стилистическую характеристику — демократической публицистики в гражданской литературе, слагавшейся в Петербурге в передовом обществе, в том числе — и в декабристской гражданской лирике.276
Как пишет сам В. Н. Орлов, «изучать Грибоедова следует, конечно, не в узких рамках литературно-фракционной борьбы, но на магистральном пути развития русской литературы».
Последним по времени большим специальным трудом о Грибоедове и его шедевре был появившийся в Париже на французском языке труд Ж. Бонамура,277 автора подготовленной несколько лет назад и защищенной в Московском университете диссертации «Грибоедов и французская литература» (1961). Помимо биографии Грибоедова, Ж. Бонамур рассматривает историю создания, различные стороны «Горя от ума» как литературно-художественного произведения, общественное значение и смысл «Горя от ума» и его влияние на развитие русской культуры. Ничего существенно нового в изучение комедии Грибоедова Ж. Бонамур не вносит, но, удачно обобщив все, что было сделано в отношении Грибоедова в русском литературоведении, он создал труд, полезный для французских читателей.278
О языке комедии Грибоедова заслуживает внимания работа Г. О. Винокура,279 в которой «Горе от ума» характеризуется как один из важнейших источников истории живого московского говора и русского литературного языка, высокий образец русской художественной речи, мотивированной драматургически и с точки зрения законов стиха. Б. В. Томашевский раскрыл большое значение стиха «Горя от ума» как могучего средства выразительности речи и указал на недопустимость пренебрежения им в изданиях и сценическом исполнении.280 Содержательные историко-бытовые разработки в связи с Грибоедовым и его комедией даны М. О. Гершензоном и Н. С. Ашукиным.281
Значительная новая литература об общественно-политических взглядах Грибоедова и о его комедии возникает преимущественно в связи с романом Ю. Н. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара» и новой интерпретацией его С. Б. Окунем и др.282
Огромны заслуги русского драматического театра в освоении сменяющимися поколениями общества идейных и художественных достоинств «Горя от ума». Здесь драматическое произведение получает истолкователя и пропагандиста, какого не имеет роман.
С 1830-х годов и до наших дней комедия не сходит с репертуара как столичных, так и провинциальных театров. Многие артисты прославились исполнением ролей в этой пьесе: М. С. Щепкин, П. С. Мочалов, И. И. Сосницкий, И. В. Самарин, В. Н. Давыдов, А. А. Яблочкина, О. О. Садовская, В. Н. Рыжова, A. П. Ленский, А. И. Южин, К. С. Станиславский, И. М. Москвин, В. И. Качалов и др. В создании декораций, мебели, костюмов, грима в разные годы в сотрудничестве с постановщиками принимали участие художники М. В. Добужинский, И. М. Рабинович, B. В. Дмитриев, Д. Н. Кардовский, Е. Е. Лансере. Особенно выдающееся значение имели несколько наиболее примечательных постановок «Горя от ума»: в театре Корша (Москва, 1886), в Александрийском театре (Петербург, 1903), Московском Художественном театре (1906). Режиссура В. И. Немировича-Данченко, декорации Добужинского, историческая стильность всей монтировки спектакля составили событие в театральной жизни. Бурные споры вызвали и позднейшие постановки комедии в театре В. Э. Мейерхольда (Москва, 1928) и его последователя Г. А. Товстоногова (Ленинград, 1962).