е того, он вырос в совершенно иных условиях, нежели я. Но, что еще хуже, я боялась, что он отнимет у меня Хьюго.
И я не стала с ним разводиться. Более того, делала вид, что люблю его и даже рада видеть в нашем доме его дружков. Это всегда были мужчины – курящие, пьющие, любители азартных игр. Говорили они на самых разных языках – по-русски, по-испански, по-китайски. Я никогда не понимала, о чем они говорят. Но не нужно было знать никаких языков, чтобы догадаться, о чем идет речь. А речь шла о девушках, почти девочках, которых они тайком ввозили в страну, чтобы сделать из них проституток. Возможно, они же сами выступали и в роли сутенеров. Не могу утверждать. И хотя мне становилось дурно при одной только мысли о том, чем занимаются мой муж и его дружки, я предпочитала закрывать глаза, делая вид, что ничего не знаю. Потому что знать было опасно. Я же должна была подумать о Хьюго.
Анна взяла со стола свою чашку с чаем, но пить не стала. Алекс с содроганием представила себе весь этот ужас.
– Хьюго было примерно полтора года, – продолжила свой рассказ Анна, – когда мои родители решили купить в Кестерли домик у моря. Когда я была маленькой, мы часто проводили здесь отпуск, и, выйдя на пенсию, родители решили перебраться сюда. Пока родители еще работали, мы, первую пару лет, приезжали сюда только летом и на Рождество, но затем отец получил в результате несчастного случая в доках травму и был вынужден оставить работу. В общем, родители продали свой дом в Ливерпуле и перебрались сюда, на юг. Я работала в аптеке, и поскольку это не та работа, за которую стоило держаться, я уговорила Гаврила разрешить нам с Хьюго тоже уехать к моим родителям.
Я рассчитывала, что Гаврил продаст наш дом в Ливерпуле, чтобы нам купить новый, поближе к моим родителям, но не тут-то было. Гаврил отказался его продавать. Наверно, потому, что дом расположен рядом с доками и стал для него и его дружков своего рода штаб-квартирой. По-своему я была этому даже рада. К тому времени я его уже не только боялась, но и ненавидела. И меньше всего хотела видеть его здесь, в Кестерли. Мы все надеялись на то, что рано или поздно его застукают за контрабандой живым товаром или же он в конце концов потеряет к нам с Хьюго всякий интерес и оставит нас в покое.
Но нет, в течение почти двух лет он регулярно нас навещал, вторгался в наш дом, в наши жизни, почти во все, что мы делали, пугая нас до полусмерти – даже Хьюго, который якобы был для него дороже всего на свете. А затем родилась ты. Гаврил был без ума от счастья и даже начал настаивать на моем возвращении в Ливерпуль, чтобы он мог нас всех чаще видеть. При одной только мысли об этом мне становилось страшно. Не только потому, что он был мне неприятен, но и потому, что он мог с нами сделать, узнай он о тебе правду.
Как это понимать? Алекс растерянно нахмурила брови. Анна подняла глаза и нежно ей улыбнулась.
– А ты не знала?
– Что именно? – едва слышно прошептала Алекс.
– Гаврил Альбеску тебе не отец.
Алекс онемела, отказываясь верить услышанному. Этого просто не может быть! Как это странно, как неожиданно… Гаврил Альбеску, маньяк, убийца, ей не отец. Всю жизнь ей было стыдно и страшно при мысли о том, что она носит в себе его гены, и вот теперь…
Она в упор посмотрела на мать.
– И кто же?.. – Голос ее дрогнул. – Кто мой…
– Найджел Каррингон, – негромко, но с гордостью ответила Анна.
Алекс в замешательстве разинула рот. Может, она ослышалась? Ведь это же был бойфренд ее тети? Внезапно откуда-то из глубин ее естества наружу прорвались рыдания. Этот монстр ей не отец! Ее отцом был нормальный человек, как и все. Им можно гордиться, можно о нем говорить и думать. Пока она пыталась унять рыдания, Анна встала и обняла ее за плечи.
– Но почему… почему мне никто не сказал? – наконец прохрипела Алекс, отталкивая ее от себя. – Все свою жизнь я носила на себе пятно позора…
– Понимаю, прости. Но как это ни печально, это был единственный способ тебя уберечь.
Единственный способ ее уберечь? Алекс не смогла найти в этих словах смысла.
– Я любила твоего отца. Я мечтала быть рядом с ним, но я боялась Гаврила, – произнесла Анна и судорожно вздохнула. – Но он узнал, не знаю, откуда, но он узнал. Но это еще не самое страшное. Самое страшное случилось, когда он понял, кто твой настоящий отец. Для него это был удар. Ведь он тебя обожал. И тогда он заявил мне, что мы все заплатим за то, что мы ему сделали… – Анна сглотнула комок. – И мы заплатили.
Анна умолкла и подошла к окну, где встала, закрыв лицо руками, как будто пыталась отгородиться от жутких воспоминаний о том вечере. Глядя на нее, Алекс ощутила укор совести: ведь это она подтолкнула мать назад в прошлое. Как, должно быть, ужасно, даже спустя годы, заново пережить тот кошмар, когда у тебя на глазах один за другим гибнут от рук маньяка близкие тебе люди. Родители, сестра, любимый мужчина. Любимый мужчина, отец ее трехлетней дочери Шарлотты, которая, вместо того чтобы вырасти рядом с ним, выросла – уже не Шарлоттой, а Алекс Лейк – в приемной семье.
Ее отцом был Найджел Каррингтон!
При одной только мысли об этом горло ей как будто сжали тисками.
Ведь она почти ничего о нем не знает. Все эти годы она привыкла считать, что это бойфренд тети Ивонны, который по чистой случайности стал невинной жертвой кровавой расправы. И вот теперь получается, что в тот вечер он был для Гаврила Альбеску целью номер один. А также она сама.
И то, что она осталась жива, оказывается, даже большее чудо, чем она привыкла думать. Наверно, судьба решила, что для них с матерью еще не пробил их смертный час. Это единственное объяснение, какое приходило ей в голову. Но почему именно для них, а не для бабушки с дедушкой, для тети, для брата? Ведь все они как один – невинные жертвы. Их никак не назовешь участниками обмана, подтолкнувшего Гаврила Альбеску на кровавое злодеяние.
– Тебе плохо? – прошептала она, когда мать вернулась к столу.
Лицо Анны было бледным как мел. Тем не менее она изобразила слабую улыбку.
– Обычно я стараюсь об этом не думать. Но я знала: сегодня этого не избежать.
– Прости. Я чувствую себя…
– Не надо извиняться. Ты имеешь право знать, что тогда произошло. Оно у тебя было всегда. Просто раньше это было невозможно тебе рассказать.
Алекс посмотрела ей в глаза.
– Тогда почему это возможно сейчас?
Анна вздохнула.
– Потому что Гаврил Альбеску мертв, – ответила она.
Это известие пронзило Алекс до глубины души. Она попыталась что-то сказать в ответ, но не смогла найти нужных слов. Да и что скажешь о смерти человека, который отнял у нее почти всех ее родных?
– Пока он был жив, – продолжала тем временем Анна, – я никогда бы не осмелилась подойти к тебе даже близко. Ведь кто поручился бы, что он не шпионит за мной?
Ведь он пообещал это делать, более того, пока я выздоравливала в больнице, прислал ко мне одного из своих дружков с запиской. В ней говорилось, что мне от него никогда не скрыться, что он всегда будет где-то рядом, в тени, и настанет день, когда он заставит меня привести его к тебе. Говорил он и многое другое, чего я не хочу сейчас повторять. Параноидальный бред, угрозы, от которых нельзя было отмахнуться. Я уже знала, на что он способен, и потому не сомневалась, что у него на уме. Не только в отношении тебя, но и меня тоже. Когда я выписалась из больницы, полиция обеспечила мне надежное убежище на то время, пока мне делали новые документы, чтобы я могла начать новую жизнь. Возможно, полицейские были не прочь использовать меня как приманку, чтобы выманить его из логова, но затем кто-то решил, что я уже прошла через свои круги ада. В общем, делать они этого не стали.
Единственный человек из моего прошлого, с кем мне было разрешено поддерживать контакт, это Сара, моя лучшая школьная подруга. Та самая, что звала меня вместе с собой в Париж. Примерно в то время, когда у меня родилась ты, она с мужем переехала в Новую Зеландию. Когда Сара узнала, что со мной произошло, она прилетела в Англию, чтобы проведать меня в больнице. Она сказала мне, что если мне понадобится крыша над головой, я всегда могу рассчитывать на нее. Поэтому, выписавшись, я позвонила ей. Дело не только в том, что мне было больше не к кому обратиться, но и в том, что Гаврил вряд ли бы стал искать меня в Новой Зеландии.
Анна посмотрела на Алекс. Та едва ли не кожей ощутила ее душевную боль.
– Труднее всего для меня было расстаться с тобой. У меня сердце обливалось кровью при мысли о том, что я вынуждена уехать одна, без тебя. Но я понимала – иного выхода у меня нет. Я не знала, следит ли за мной Гаврил или кто-то из его дружков, но рисковать тобой я просто не имела права.
Анна прикусила губу и попыталась взять себя в руки.
– Перед моим отлетом проведать меня пришел викарий. Это был золотой человек. Я не сомневалась: ты попала в хорошие руки. К тому же он заверил меня, что ты уже начала привыкать к его семье и даже подружилась с его дочерью. Я спросила, называешь ли ты его жену мамой, и он сказал, что да. Как больно мне было это слышать! Но что делать? Забрать тебя у людей, которых ты за это время привыкла считать своими родителями, наверно, было бы непростительным эгоизмом с моей стороны. Ведь тем самым я бы вновь подвергла твою жизнь опасности.
Анна закрыла глаза, как будто пыталась изгнать из сознания этот жуткий образ.
– Если бы Найджел остался жив, – дрожащим голосом продолжала она, – мы бы наверняка нашли способ снова быть вместе. Но увы. Я хотела позвонить его матери, сообщить ей, где ты, но она была уже в преклонных годах. К тому же мне было известно, что она боится за свою жизнь. В больнице она навестила меня только раз, и лишь затем, чтобы сообщить, что на похоронах Найджела были посторонние люди. По ее словам, они ни с кем не разговаривали, лишь следили за происходящим, но она была уверена, что они искали меня. И хотя она сочувствовала мне, взять тебя к себе она никак не могла. Точно так же была настроена и моя тетя Хелен. Ей никто не звонил, никто не угрожал, но она не раз замечала, что за ней следят какие-то люди. Кто же это мог быть, как не Гаврил или кто-то из его подручных?