у, который преследует меня последние десять лет!
Я посмотрела на отца, не понимая, что и зачем он говорит. Спросила:
– Почему ты убил Астора Ревокарта?
– Я расскажу.
•••
Я вернулась в Мирны, когда советник президента покинул город… и вздохнула полной грудью: неужели пронесло?
Целый день я потратила на то, чтобы подтянуть «хвосты» в академии: понять, что и где я пропустила, вырвать у друзей конспекты и выклянчить у преподавателей пересдачи.
В тот же вечер я закатила гулянку в честь своего возвращения. Собрала всех подружек, пригласила приятелей Парижа. Сказала, что получила наследство от бабушки (или от тётушки, не помню), и начала всех угощать. Счастье и юношеская дерзость переполняли меня! На улице – снег, в кабачке – тепло, любимый мужчина – под боком. И отец, которым – теперь я знала точно, – я могу гордиться.
Мы пили много, смеялись громко, а потом начался ещё один спор, дурацкий, студенческий: кто лучше всех целуется. Я перегнулась через стол, схватила Парижа за галстук со словами: «Ну что, покажем, жених мой, кто лучший в этом деле?»
Он, в свою очередь, тоже схватил меня за воротник и ответил в тон: «Хочешь вызвать зависть моих друзей? Ну же, давай покажем им, кто в доме хозяин!»
Париж одним точным движением перепрыгнул через стол на мою сторону и оказался рядом. Я глупо хихикнула. Он был очень ловок, но никогда до конца не осознавал, насколько здорово это его умение смотрится со стороны. Знаю, он считал, что ему со мной повезло. Я знала – всё наоборот.
И мы поцеловались.
Пьяная, счастливая, свободная, я целовала лучшего мужчину в мире, не боясь показаться смешной, наивной, неумелой.
Париж был из не очень богатой семьи, зато имел светлую голову и желание стать хорошим госслужащим, получать приличную (с его слов) зарплату, которая позволит ему по выходным катать меня на лошадях (с ними он сам очень хорошо ладил). Так он хотел, а я поддакивала: ну чем не шикарная мечта?
Оторвались мы друг от друга лишь тогда, когда на улюлюканье и крики толпы прибежал хозяин кабака с требованием вести себя потише.
Я усмехнулась, а Париж отшутился: «Ну что ты разбушевался, старина Генри, ты нам просто завидуешь». И опять наша дружная компания разразилась громким смехом.
Я не привыкла пить много, так что в какой-то момент мне стало плохо, и я решила выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Париж попытался меня проводить, на что я вежливо, но твёрдо отказалась: сама хочу.
Улицу замело, и чтобы открыть дверь, пришлось хорошенько постараться.
Оказавшись на улице, я ощутила, как мокрый снег бьёт в лицо, оседая на ресницах и губах. Понемногу тошнота проходила. Трезвела медленно, думая о том, какая чудесная у меня жизнь.
«Мы с самой страшной прыгнем вышки, давай сыграем…» – бормотала я еле слышно старую песенку.
На улице уже было темно. Казалось, весь мир покрыт невесомой снежной массой.
В каком бы настроении я ни была – когда наблюдала метель, на меня резко накатывало чувство безысходности и одиночества. Думаю, подобное способны испытывать только люди, для которых снег – ужасающая норма четыре-пять месяцев в году, как у нас в Конгрес-Магерах.
Кабачок находился далеко от центра, в бедном районе. Глядя на разбушевавшуюся вьюгу и одинаковые домики болотных оттенков, я осознала, что ко мне вернулось давно забытое ощущение, будто я пытаюсь удержать в руках песок. Я не знала, откуда пришло то чувство, но оно было очень ярким, почти осязаемым.
«Кого ты обманываешь, Клара, – говорил внутренний голос, – ты ведь знаешь, что такое счастье, как у тебя, не может длиться вечно».
Мне стало не по себе, и я решила побыстрее вернуться в кабачок, к своему жениху, к его шуткам и подколкам друзей.
Когда обернулась, намереваясь идти обратно, столкнулась с мужчиной, выходящим из кабака. Я непроизвольно уткнулась носом ему в грудь и медленно подняла голову вверх. И поняла, что весь песок только что убежал из моих рук.
– Здравствуй, Клара.
Пауза. Снег. Метель. Жёлтое пальто, сладкие поцелуи Парижа, уроки в Мирной Академии, смешные замечания госпожи Гдански – всё в прошлом!
Я отступила назад, не веря.
– Нет, – прошептала я, чувствуя, как к глазам мгновенно подступили слёзы. – Не может быть! – это было почти обвинение.
Он усмехнулся.
– Ещё как может, – и резко схватил меня за плечо.
Я дёрнулась, на что он сказал сквозь зубы:
– Мои люди внутри, – указал головой на кабак. – Дёрнешься – и твой женишок останется без головы, хоть я не могу утверждать, что он и сейчас с ней дружит, если связался с дочерью Тебриса.
К нам подкатила карета.
– Садись, – потребовал он.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как послушаться. Я лишь хотела, чтобы мы отъехали подальше от пивнушки и мой мужчина не пострадал. Мы сели, он с одной стороны – я с противоположной… как два года назад.
По губам Ревокарта зазмеилась усмешка.
– Чудесные воспоминания, не так ли, Клара?
Внезапно дверца кареты распахнулась, и некто просунул внутрь… моё жёлтое пальто. Ревокарт без удивления взял его в руки.
Они забрали пальто! Это значит, они подходили к Парижу! Посмели!
Ревокарт внимательно наблюдал за сменой эмоций на моём лице: от удивления до ярости.
– Сволочь! – закричала я, набрасываясь на мужчину. – Ненавижу тебя!
Мне не удалось застать его врасплох – он блокировал все мои попытки нанести удар.
– Что я тебе сделала? – плакала я, прижатая Ревокартом к спинке сидения. – Ну что ты ко мне прицепился?!
Он зафиксировал мои руки и молча ждал, пока я успокоюсь, не торопясь, не испытывая раздражения. Я взглянула на него. И увидела, что мужчина внимательно рассматривает моё лицо. Меня пугала эта сосредоточенность, я её хорошо помнила с прошлого раза.
– А ты похорошела, Клара, – сказал он, убирая прядь волос с моего лица. – И раньше была недурна собой, но сейчас…
Он резко наклонился и поцеловал меня в губы. Сначала от удивления я даже не шевелилась, а потом – резко начала вырываться.
– Теперь ты можешь сравнить, кто целует тебя лучше, – сказал Ревокарт, отрываясь от меня и бросая в мою сторону пальто. – Надень, на улице мороз.
– Ты слишком стар, чтобы целовать меня хорошо, – рыкнула я, оттирая губы. – Он – мой мужчина, а ты – озабоченная сволочь!
Таир скривился.
– Где ты только набралась подобных фраз? Раньше хоть прикидывалась тихой особой. Имитировала кротость.
Я хмыкнула.
– Уверена, при тебе женщины много чего имитируют.
– Закрой рот, – сказал советник, впрочем, без особой злости в голосе. – У тебя ещё будет возможность показать себя.
Я сжалась, невольно отползая подальше в угол кареты.
– Куда ты меня везёшь?
– Туда, где мы сможем нормально поговорить, – взгляд скользнул по моей фигуре, – а может, и не только.
– Что значит, «может»?
– Что, по-твоему, это значит?
– Пошёл ты, Ревокарт!
Я отвернулась к окну, пытаясь взять себя в руки. Видела, что мы едем в частный сектор Мирн, и меня это пугало до дрожи. Я понимала: мужчина, находящийся радом со мной в карете, способен на многое.
Чем дольше мы ехали, тем меньше запала во мне оставалось. Я чувствовала, что моё лицо горит, а руки – дрожат.
– За что ты так со мной, Таир? – спросила я, продолжая смотреть в окно. – Ты ведь лишил меня счастья.
– Полно тебе, Клара! – он рассмеялся. – Ты никогда не хотела такого счастья, но я очень долго не желал признавать очевидное! Вполне возможно, ты даже рада, что всё случилось именно так, и у тебя нашлось оправдание, чтобы уехать из Древесн. Должен признать, мастерски сыграно!
Он наклонился ко мне, его улыбка устрашала до мурашек по коже.
– Когда ты садилась в ту чёртову карету, я не мог понять, что не так. Любая на твоём месте завыла бы от горя, а более смышлёная ещё и умоляла жениться на ней.
– Ты бы хотел этого, не так ли? – я глумливо скривилась. – Чтобы я ползала у тебя в ногах?
– Ты даже не представляешь, насколько, моя дорогая Клара.
Мгновение мы внимательно рассматривали друг друга. Затем он резко откинулся назад и оперся о спинку сидения, не отрывая от меня заинтересованного взгляда. Казалось, его плечи поглощали тесное пространство кареты, оставляя ничтожно мало места для воздуха.
– Как ты меня нашёл?
– Это было непросто, – ответил он охотно. – Мирная Академия – шестая, в которой я побывал за эти два года.
– Меня это должно удивить?
– Ещё бы, столько усилий ради испорченной девки!
– Что ж ты так низко пал, раз бегаешь за испорченной девкой?
Он усмехнулся.
– Туше, Клара. И всё же, разве тебе не любопытно, где ты прокололась?
– Ну и где же?
– Я тебя нашёл способом исключения. Приказал навести справки обо всех ученицах Мирной Академии, отсутствующих во время моего пребывания в городе. Три недели не было только тебя и ещё одной девушки. Правда, она находилась в отлучке по причине беременности, так что я рад, что ты оказалась Агатой Хромклой, а не Мальвией Дей. Имя, кстати, на любителя.
Карета остановилась.
– Выходи. И помни, Клара, твой принц до сих пор под присмотром моих людей.
– Могу себе представить, какой это «присмотр». Если ты его тронешь…
– Что ты сделаешь, Клара? Позовёшь отца? Мне только это и нужно.
Мы оказались у небольшого дома, не самого нового, но ухоженного и с высоким забором. Рядом уже вертелись охранники. Один из них открыл входную дверь и пропустил нас внутрь.
– Ждите у входа и патрулируйте окна, – отдал Таир приказания, а затем наклонился к одному из охранников и что-то ему шепнут так, что я не расслышала. И уже ко мне: – Проходи в дом, Клара.
Я переступила порог, он – следом за мной. На улице было темно, но в доме горел свет. Я не без удивления заметила, что, кроме каминов, здесь было несколько электрических лампочек. Надо же, какое новшество!
– Раздевайся, – сказал он, и я резко обернулась.