Горелом — страница 10 из 69

Мим широко улыбнулся мамаше вымазанным белилами ртом.

— Что значит, ничего не чувствуешь? — Ева прислонилась спиной к стене «Сломанного рога» в обманчиво расслабленной позе. Сунула руки в карманы.

— А то и значит… в Замке неладно, но это работа не для меня. Все, что могло свершиться, уже случилось.

— Говорят, там маньяк свил свое гнездо?

— Не знаю. Так что, возможно, чемоданы собирать все же придется.

Женщина в голубом костюме отвлеклась от мима и залюбовалась витриной сувенирной лавки. На стекло уже прикрепили красочное объявление: «Уважаемые гости Белополя. Не пропустите главные осенние события нашего города — традиционный футбольный матч и торжество Осеннего Равнодня!..»

Зато малышка с шариками, словно завороженная, глазела на актера. Что-то в этом миме было неправильным.

— Может, дело не в Замке, а в предсказании? — предположила Ева мирно. — И они хотят, чтобы ты отвел именно то, что случится?

— Невозможно уберечь от того, что еще даже не определено. То есть, я мог бы попробовать, вот только кто гарантирует, что рикошет не вызовет еще большую катастрофу?

Ветер шевельнул листву ясеня, в сени которого кривлялся мим. Солнце пробилось через плотную крону, на несколько мгновений разбросав по мостовой чересполосицу света и тени. У мима тени не оказалось.

В это же мгновение мим резко нагнулся к девочке, выскалив острые акульи зубы. Он бы одним укусом отхватил пол-лица жертвы, если бы не случайность — шарик швырнуло сквозняком между ним и добычей. Красная резина гулко лопнула, девочка в ужасе отпрянула, падая навзничь и упуская уцелевший шар. Оглянувшаяся мамаша взвизгнула.

Мим локтем отпихнул второй шарик, дотягиваясь до отползающей девчонки. Прохожие дружно шарахнулись. А Ева зарычала по-звериному, выдвигаясь вперед, и Ян едва успел поймать ее за плечо.

— Погоди! Без тебя справятся…

Сквозь суматоху решительно и целеустремленно, как крупная рыбина в стайке мелочи, уже пробирался человек в кепке. Перехватил замешкавшегося мима, и легко, словно играючи воткнул ему в бок длинный кинжал, сверкнувший тусклым серебром.

Мим выгнулся.

— Э! — перепугался кто-то. — Это же нож!

— Всем сохранять спокойствие! Егерский дозор Белополя…

К обладателю кинжала присоединились еще двое: мужчина и женщина. На поясе каждого ножны, с торчащими из них серебряными ручками.

— Вымра поймали…

Псевдо-мим трясся в конвульсиях. Бледное лицо дергалось, тело оседало бесформенно, словно в набитом песком чучеле проделали дыру. Егерь в кепке деловито извлек свой кинжал. Лезвие было наполовину черным, травленым и слегка дымилось.

— Тут же дети! — возмутились в толпе зевак, но сочувствие нашли только в лице родителей, спешно растаскивающих разочарованных отпрысков. Остальные с интересом наблюдали, как троица умело окружает «мима».

Блеснули на солнце три клинка (один — зачерненный), мелькнули вокруг вымра, оставляя в воздухе паутинные следы-нити — абрис колеса с восемью спицами. «Мим» терял человеческие очертания, скукоживаясь, расплываясь. Через несколько мгновений он рассыпался облачком праха, а следом распалась и серебристая сеть-колесо.

Сильно пахло озоном и полынью. Минуло от силы пара минут.

Трое егерей невозмутимо разошлись в разные стороны, спрятав клинки под одеждой и сразу же превращаясь в рядовых горожан. Зеваки разбрелись неохотно, жарко делясь впечатлениями: «Я слыхал, но ни разу своими глазами…»

Обалдевшая мамаша в голубом костюмчике крепко прижимала к себе все еще ревущую дочку. Улетевший зеленый шарик запутался в ветвях ясеня. На мостовой краснел резиновый обрывок.

— То-то я чуяла, что гадостью тянет, — Ева брезгливо наморщила нос и недовольно высвободила плечо. — Но в твоем присутствии никогда наверняка не скажешь…

Ян пропустил укол мимо ушей.

— Я вот чего подумал, — неуверенно произнес Пьетр, старательно поворачиваясь спиной к уже рассосавшемуся переполоху, — у нас накопилось много недоделанного за прошлые недели. Может, стоит отработать? Ну, чтобы компенсировать… и мост, и Замок. Прямо сегодня бы и начали, до вечера еще далеко…

— Посмотрим, — угрюмо буркнул Ян.

— А еще…

— Что?!

Ева зыркнула недобро, но воздержалась от комментариев, скользнув взглядом по вскрытой упаковке таблеток, которые Ян так и держал в ладони.

— Что? — повторил он тоном ниже.

— Я хотел еще только сказать… — Пьетр пытался вернуть на физиономию уверенность. — Если тебе интересно…

— Не томи уже, — сквозь зубы получилось шипение. Но, во всяком случае, не злобный выкрик, как чуть раньше.

— Я знаю, где видел эту… рыжую журналистку. С которой ты утром разговаривал. Она была возле железнодорожного вокзала. Ты там работал по поводу…

— Помню. И что она там делала?

— Да ничего. Просто смотрела. Я обратил внимание, потому что она рыжая и приметная.

М-да… Этого у нее не отнять.


«Жили-были две сестры. Старшая добрая, младшая злая, оттого что хромая. Встретила как-то злая сестра горелома и попросила избавить ее от увечья, перевести беду на сестру. И хоть поняла старшая из сестер, отчего с ней такое несчастье случилась, не таила она гнева на младшую, простила ее. И стала злая сестра здоровой и красивой, а добрая — хромой. Только люди все равно тянулись к старшей из девиц, а вторую обходили стороной. И даже герцогский сын, что встретил на лесной дороге обеих сестер, пожалел хромую, помог ей, а там и полюбил старшую за доброту и беспечальность. И женился на ней.

Разгневалась младшая сестра так, что со злости утопилась в лесном озере.

Счастье не украдешь. А иную хромоту ни костоправу, ни горелому не под силу выправить…»


4.


Разбудил его телефон.

Спать Ян завалился сразу же после возвращения домой, в надежде избавиться от головной боли, но, похоже, напрасно. Колючий шар провернулся в затылке от резкого движения. Звонок на свой мобильник Ян поставил как можно более ненавязчивый, но все равно, пока он спросонья разыскивал телефон, долгая упрямая мелодичная трель успела превратиться в невыносимую.

На экране высветился незнакомый номер.

— Слушаю!

— Господи Хмельн, добрый вечер!

И впрямь вечер, мельком глянув в окно, согласился Ян. Может быть даже добрый. Вот только отчего-то кажется, что его сейчас непременно испортят.

— …ваше нежелание содействовать городу крайне огорчает господина мэра и Городской Совет, — обладатель звучного баритона как всегда тщательно избегал личных имен. — …однако, учитывая рекомендацию ваших покровителей, полагаю, что мы сможем попробовать договориться еще раз…

Еще бы не попробовать. Такому городу как Белополь заполучить нового горелома будет весьма непросто. Пьетр зря трясется.

— …будет разумно подключить вас к работе по зачистке города от нежелательных явлений. Вы готовы сотрудничать?

Вот любопытно, они сами сообразили или Пьетр поспешил донести отменную идею?

— Я подумаю, — отрывисто бросил Ян.

И некоторое время со злобой рассматривал телефон, прикидывая стоит ли стоимость нового мобильника сиюминутного удовольствия от разрушения старого… Нет, пожалуй. Словно щенок, почуявший дурное настроение хозяина, телефон дружелюбно моргнул зелеными цифрами, надеясь подлизаться. Восьмой час… Часы в углу немедленно возразили, хрипло проскрежетав два раза.

Это были очень странные часы. Во-первых, механизм не требовал завода, противовес под циферблатом, выполненный в форме солнца и луны, не двигался никогда. Во-вторых, стрелки крутились в обе стороны. В-третьих, часы показывали не только месяцы, но и года.

Ян их не трогал. Пусть себе тикают. Лучше верить мобильнику и собираться на назначенную в «Сломанном роге» встречу.

Дом словно вымер: ни света, ни звуков, хотя из-за дверей, ведущих на хозяйскую половину, тянет свежей сдобой. И от раздавшегося неожиданно голоса Ян вздрогнул.

— Добрый вечер, — тень возле занавесей раздвоилась, и та часть, что попроворнее, обрела очертания Аглаи Пустец, Яновой квартирной хозяйки.

На самом деле единственным владельцем этого дома был Белополь, но чтобы дом не ветшал, когда в нем не живет очередной «гость города», за ним присматривали нанятые магистратом люди. Вроде семейства Пустец, состоящего из главы Рамона, его жены Аглаи и сына Инека.

— Я стучала, но вы, наверное, не слышали.

Да, мог и не услышать, если накрыл голову подушкой.

— …приходили из полиции, хотели задать вопросы по поводу убитой девушки.

— Мне?

— Они опрашивали всех соседей. Нас тоже, но мы ничего не знаем. Они сказали, что еще зайдут завтра.

Ян пожал плечами. Пусть заходят. Свет фонаря пробрался между штор на окне и омыл бедное в сумерках лицо Аглаи Пустец. Вдоль скулы ее темнел длинный синяк. Так вот почему она дожидается, не включая свет! Заметив взгляд Яна, Аглая торопливо и неловко притворилась, что поправляет выбившуюся из узла на затылке прядь, стараясь рукой прикрыть кровоподтек.

— Вы ведь поздно вернетесь? Я хотела сказать, что мы на ночь дверь запрем на оба замка, раз стало так неспокойно…

До сего дня маньяк в дома не совался, но кто его знает.


* * *

Воскресным вечером город пах мокрой листвой, бензином, парфюмом и остывающей рекой. На зажженных в сумерках фонарях покачивались зубчатые ленточки. И когда только успели повесить? Хотя до Равнодня осталось недолго, надо торопиться…

— Себастьян! — Яна нагнала очаровательная блондинка по имени Хелена Цикаль. На этот раз ему не понадобилось рыться в памяти, чтобы выудить имя соседки. Эффектные девушки запоминались сами собой. — Проводите меня, пожалуйста, до поворота. Мне показалось, что кто-то идет за мной… — Она пугливо оглянулась.

— С удовольствием, — почти не соврал Ян.

— Надо было взять такси, — Хелена зацокала каблуками, приноравливаясь к походке сопровождающего. — Но я подумала, что до конторы близко, мне и заскочить-то туда нужно на пару минут, а я совсем забыла про… этот ужас, — с придыханием пожаловала