— Все-таки ты — хам. А она — смелая девочка.
Тут Ян не стал возражать, двинувшись в просвет между тушами каменных свечек. Клочья тумана вихрились над землей, придавая окружающему обманчивую зыбкость и необязательность.
— Она мне все больше нравится, — Ева шла следом, зябко поеживаясь и разминая натертые руки. — А ты все меньше.
— Даже не стану спрашивать почему.
— Потому, что оставил ее там одну.
От неожиданности Ян споткнулся и воскликнул с искренним негодованием:
— Да ты же сама ей поддакивала и согласилась, что так будет для нее безопаснее!
Ева ехидно прищурилась:
— Вот поэтому ты мне и не нравишься. Еще неделю назад ты бы не стал оправдываться. Хмыкнул бы надменно и отвечать мне не стал.
— Не сбивай меня с толку. Я занят спасением города. Это накладывает отпечаток… э-э, благородства. — На самом деле замечание Ева сильно укололо его и болтовней он попытался скрыть несвойственное себе замешательство. Как недавно, в Замке, хотелось немедленно вернуться.
— С тебя отпечатки таких эфемерных вещей, как благородство, соскальзывают, быстрее, чем с выдры — вода. А спасаешь ты не город, а свою шкуру.
Ян надменно хмыкнул и не ответил ей.
Протискиваясь между стенами, или огибая обросшие мхом фундаменты, они выбирались с территории Замка, как мыши из захламленной мастерской архитектора.
— Шумно, вроде?
— На площади празднуют.
— По-твоему, там весело?
Гул, доносившийся от площади, разбивался многократно о стены, пронизывал башни насквозь через открытые окна и бойницы, дробился и наслаивался. Тут и смех может обратиться плачем…
И вдруг из-за угла выскочил некто. Неловко прихрамывая, прыгнул на зубцы фундамента разрушенной Пестрой башни, и оттуда метнулся прочь, растворившись во тьме. Почти сразу же из-за того же угла вылетел второй. А третий напал на Яна с Евой. Они так засмотрелись на убегающих, что сориентировались не сразу. Хорошо, хоть у Евы реакция оборотня. Она глухо рыкнула, и живо вцепилась в нападавшего. Ян, оглушенный первым ударом, слегка запоздал и спохватился, лишь получив увесистую оплеуху холодной рукой, словно резиновой дубинкой.
Вымр! Ругнувшись, Ян атаковал тварь, сбив с ног и прыгнув сверху. А потом примчались егеря. Увлеченные схваткой, Ян и Ева пропустили миг их появления.
— Держи!
— Этого, что выше…
— Смотри, ускользает, падла…
Яна рвануло в строну, прижало к стене и… Холодное, колючие острие впилось куда-то под ребра и тут же исчезло.
— Тьфу! — взъерошенный, потный и разгоряченный егерь вгляделся в его лицо и отпустил захват. — Хмельн! Да что же ты тут шастаешь в такую рань… Мы же и тебя… То есть вас, могли заодно с вымрами!..
Его напарник тоже разжал руки. Быстро, словно обжегшись. Ян недовольно поправил сбившуюся куртку.
— А вы предупреждайте о внеплановых охотах.
— У нас теперь каждую ночь внеплановая охота, — зло буркнул егерь, как-то искоса, но излишне пристально рассматривая Яна.
Света было мало, так что узнали они друг друга отнюдь не по физиономиям. Это был тот самый егерь, по имени Дан, что подарил Яну кинжал. Еву, с которой пытались сладить трое других егерей, тоже отпустили. И она, гневно фырча и отряхиваясь, приблизилась. А вымра прижали к земле, будто прикололи длинными серебряными пиками, которых Ян раньше в арсенале егерей не замечал. Вымр слабо подергивал конечностями, сипел и распадаться не собирался.
— Такая дрянь… — перехватив Янов взгляд, сообщил угрюмо Дан. — Будто с цепи сорвались. Каждую ночь десятками отлавливаем, а их все больше. Страшно подумать, что будет во время Равнодня.
— Мэр не думал отменить?
— Слишком поздно, — тоскливо проговорил Дан. — Говорят, что отменять что-то слишком поздно. В городе уже слишком много приезжих, никому дома не сидится… Вот чует мое сердце, что эти твари тоже ждут ночи.
Какие там ходили слухи? Что напастью, свалившейся на город, будут вымры?
— А больше всего их кишит вокруг Замка, — добавил бывший Непоседа. — Не знаете с чего?
— Вам нравится изображать идиота, или вы хотите подтверждения лично от меня своим догадкам? — осведомился Ян сухо.
— Хочу из первых уст получить доказательство, что это не по вашей вине все так растревожено, — ощетинился Дан. — А то у многих чешутся руки указать виноватого во всех бедах.
— Не сомневаюсь.
— Господин Хмельн, вы спасли мне жизнь…
— Я должен пожалеть об этом?
— …но если придется, я забуду про свою признательность.
— Я советовал вам сделать это с самого начала.
— Что ж, рад, что между нами больше нет недопонимания.
— Взаимно.
Остальные егеря молча маячили поодаль, словно тени. Притихший вымр вяло сучил ногами и скреб костяными пальцами по земле, оставляя бороздки. Напряженная Ева смотрела исподлобья. Руки она держала в карманах, но тонкую ткань сморщили и насквозь прокололи заметно отросшие когти.
— Зачем ты… — Ева заговорила лишь, когда они отошли достаточно далеко.
— «Поэтому ненавидьте их всеми силами своей души — и удача будет сопутствовать вам!..» — процитировал Ян с горькой иронией. — Егерям понадобится. У них полно хлопот.
— Ну, что за пакость… Эдак ты совсем изменишься, и как тогда с тобой работать? — возмутилась Ева, но смотрела тревожно и, кажется, сочувственно.
— Не переживай. Мы с тобой всегда найдем способ вывести друг друга из себя.
Ева вдруг резко остановилась.
— А что если у тебя получится?
— Что — получится?
— То, за чем ты полез в Замок?
— Я, наконец, узнаю какое оно на вкус, это счастье…
Ева некоторое время молча шла следом, механически вычесывая когтями паутину из растрепавшейся косы, а потом вполголоса поинтересовалась:
— Ты так сильно этого желаешь?
— Только этого я действительно хотел с того момента, когда мне объяснили, почему все дети видят солнце, а я — нет. По-твоему, то, что я рискую свернуть себе шею в этих башнях, недостаточное подтверждение серьезности моих намерений?
— Мы все рискуем.
— Кстати, почему? Ну, допустим, Амилия явно что-то скрывает, а ты зачем идешь с нами? Сильно сомневаюсь, что из чувства долга перед работодателем.
— Я хочу увидеть… Увидеть, что это возможно. Тогда, может быть и я однажды… — Она сильно дернула кончик переброшенной на плечо косы, словно призывая себя не болтать лишнее. Неловко усмехнулась краем рта: — Ну чего так смотришь? В конце концов, должен же вас, рохляков, кто-то охранять?
* * *
Солнце еще не встало, но небо над горизонтом уже поблекло, разбавленное таящимся за краем горизонта свечением. Разошлись изумрудные разводы по синему шелку. Неподвижные облака, подсвеченные снизу золотом, казались приколотыми к небосводу.
Шум нарастал и дробился, распадаясь на узнаваемые фрагменты — музыка, голоса, смех…
На площади горели костры и реяли ленты, флажки и шарики. Пахло праздником и бедой. Суматошное веселье казалось вымученным, нарочитым. Людей, несмотря на ранний час, толклось достаточно. То ли свежие силы подтянулись, то ли с ночи не уходили. Судя по помятым физиономиям и хмельно блестящим глазам скорее первое. На нескольких помостах угнездились оркестры. Музыкантам отчаянно хотелось спать. Даже медные трубы, казалось, всхрапывали и широко зевали.
— Давай напрямик, — решил Ян. — Так быстрее, чем обходить…
— Ух ты, предсказание! — Ева подобрала с брусчатки бумажную трубочку, перевязанную травинкой. Трубочка была сплющена и украшена отпечатком чьего-то каблука.
— Не вскрывай! — воскликнул мужчина в серой джинсовой куртке, попытавшийся выхватить бумажку из Евиных рук. — Там несчастья обещают.
— Глупости! — Ева величественно повела плечом, уводя свою добычу от чужих рук подальше. — Будут меня еще всякие туристы поучать… Ну вот! — удовлетворенно сказала она после паузы и прочла вслух с развернутого листочка: — «И день и ночь несут вам радость. И избавление от привычной беды». А? — Ева победно взглянула на Яна и прохожего в сером.
Тот брюзгливо скривился:
— Может, это значит, что вы помрете скоро.
— Да вы оптимист, — поразилась Ева.
Что собирался ответить владелец джинсовой куртки, осталось неизвестным, потому что толпа вдруг целенаправленно колыхнулась в ответ на неистовый вопль:
— Вон он! Держите! Держите! Это он!
То ли в последние дни у Яна окончательно обострилась паранойя, то ли он вообще привык на подобные крики реагировать соответственно, но желание задать стрекача удалось подавить лишь неимоверным усилием воли. И только тогда повернуться.
Показывали не на него. Взбудораженные и не совсем трезвые празднующие окружили ощерившегося человека… нет, не человека. Существо без тени. Вымра.
«…кишат вокруг Замка…» — сказал егерь.
Существо носило кокетливый женский костюмчик, только юбка уже была разодрана выше бедра. Лицо перемазано косметикой, ощеренный острыми зубами большой рот яростно разинут.
— Хватайте!
Обычно горожане и туристы разбегаются при одном только упоминании о вымрах. Ну, или во всяком случае предпочитают наблюдать издали. Но не сейчас.
— Эй! Еще один! Смотрите!
И второй вымр оказался в центре круга. Припал к земле, недобро таращась снизу вверх. Не испуганный, но напряженный. С виду — юнец совсем.
— Где егеря?! Зовите дозор!
— Их по городу разогнали…
— Пока придут, твари сбегут…
— На хрена нам егеря? А ну давай сами…
Наверное, кто-то слишком много выпил. А кто-то слишком устал от неприятностей последних дней. А кто-то сам был вымром… Некий сообразительный горожанин уже отдирал непрочно прибитую гирлянду, украшавшую помост для танцев. Лампочки мигали вразнобой даже когда проводами стягивали пойманных тварей.
— В огонь их! В костер!
Из нарядных бутылок с яркими этикетками щедро плеснули недешевым коньяком и бренди. Ева крепко вцепилась Яну в локоть. Кажется, ее первым порывом было броситься на помощь попавшим в плен вымрам, но она вовремя спохватилась. Вымры — не люди. Они не чувствуют боль. Только корчатся в огне совсем по-человечески и визжат пронзительно.