— Я думаю, нам стоит куда-нибудь пойти. Посидим, вспомним прошлое, — ты когда в последний раз веселился?
Горец на мгновение задумался.
— Да, наверное, лет двести назад. В Лондоне, в 1783 году. Точно.
Кастегир положил руку на плечо Горца.
— А, ты имеешь в виду эту свою знаменитую дуэль с каким-то там графом? По-моему, он был членом палаты общин.
— Ну да, — подтвердил Горец.
— По-моему, ты был тогда мертвецки пьян, — засмеялся Кастегир.
Горец расхохотался.
— Я тогда на славу повеселился!
— А как его звали, ты не помнишь?
— Кажется, Бассет… Да, граф Роджер Бассет! У него еще был слуга, педик по фамилии Хочкинс…
Соперники встретились на опушке леса во владениях графа Бассета. Когда граф со своим слугой прибыл в карете на место дуэли, его противник и секунданты уже были на месте.
Бассет выбрал шпагу и стал размахивать ею в воздухе, проверяя гибкость оружия. Горец — тогда его звали Рупертом Уоллингфордом — стоял спиной к своему сановному сопернику. Он был одет в зеленые панталоны и белую рубашку с пышным бантом на шее. Его парик съехал на лоб. Взмахнув пару раз шпагой, он едва не завалился на траву.
— Да он на ногах не стоит, сэр, — недоуменно пробормотал Хочкинс, молодой человек с румяным лицом и типично гомосексуальными ужимками.
Бассет проверил шпагу и громко возвестил:
— Я готов!
Горец пробормотал:
— Я тоже.
Повернувшись спиной к Бассету, он начал размахивать шпагой, сражаясь с невидимым противником. Бассет недоуменно воззрился на Горца. Хочкинс подбежал к Горцу и заговорил ему на ухо:
— Мистер Бассет ждет вас, сэр.
Горец резко повернулся назад, едва не зацепив шпагой преданного слугу графа. Тот едва успел отскочить, взвизгнув, как женщина. Горец заплетающимся языком произнес:
— Скажите ему, что я готов.
Он не рассчитал сил и упал на спину. Бассет, сухощавый мужчина лет сорока с чопорно поджатыми губами, оторопело смотрел, как Горец медленно поднялся и пробормотал:
— Господи, я почему-то ослеп…
Парик съехал так глубоко на глаза, что понадобилось еще несколько секунд, чтобы соперник графа приготовился к схватке. Он поправил парик и, дурашливо улыбаясь, выставил вперед шпагу.
Бассет первым движением прошил грудь противника. Горец захрипел и упал на колени. Удовлетворенный граф протянул шпагу немедленно подскочившему к нему Хочкинсу и направился к карете, посчитав дело сделанным.
— Прекрасный удар, сэр, — забормотал слуга, целуя руку господина.
Горделиво подняв голову, Бассет сделал несколько шагов, как вдруг услышал сзади голос противника.
— Бассет! Куда ты?
Не веря своим ушам, граф обернулся. Отряхиваясь от травы, его соперник, мгновение назад пронзенный насквозь, поднялся и снова выставил вперед шпагу. Его белоснежная рубашка была испачкана кровью, но он еще стоял на ногах и, помахивая шпагой, подзывал Бассета.
— Опять мой парик… — пробормотал он и поправил съехавший набок парик.
Бассет изумленно посмотрел на слугу. Тот пожал плечами и испуганно затараторил:
— Сэр, может быть, вам не удалось поразить его в самое сердце?
Бассет схватил шпагу и бросился на противника. Он выбил шпагу из рук Горца и снова пронзил его грудь. Тот упал, негромко вскрикнув.
— Прекрасно, сэр! — Хочкинс снова бросился целовать руки графа.
— Спасибо, — важно ответил он.
На этот раз они даже не успели направиться к карете, как сзади раздалось пьяное бормотание:
— А где моя шпага?
Обернувшись, Бассет увидел, как его соперник на четвереньках подполз к валявшейся неподалеку шпаге. Шатаясь, Горец встал и стал поправлять испачканную в крови рубашку.
Разъяренный граф снова бросился со шпагой на соперника и нанес новый удар. Горец снова упал и… снова поднялся. Бассет наносил удары еще и еще, но всякий раз его противник поднимался с земли.
Когда граф в очередной раз намеревался проткнуть Горца, тот остановил его жестом руки.
— Остановитесь, сэр, — изобразив на лице издевательскую улыбку, произнес Горец. — Остановитесь. Не тратьте напрасно силы. Я приношу свои извинения за то, что назвал вашу жену старой уродливой жабой.
Он расхохотался и помахал рукой графу.
— Желаю вам всего наилучшего, сэр!
Горец повернулся и, шатаясь, побрел к своей карете. Ошеломленный Бассет проводил его взглядом, затем в сердцах отшвырнул шпагу. Хочкинс засуетился и побежал к карете. Он вытащил оттуда два дуэльных пистолета и бросился к Бассету.
— Застрелите его, сэр! Застрелите! — визжал он.
Бассет вырвал из рук слуги пистолет и медленно направил его на Хочкинса.
— Нет, сэр! Нет!
Слуга бросился бежать, прикрывая руками задницу.
— Хочкинс… — угрожающе произнес граф.
— Не надо, сэр! — подпрыгивал тот.
Бассет прицелился и выстрелил. Хочкинс, схватившись за иссеченное дробью мягкое место, упал в траву…
Эту дуэль вспоминали в Лондоне еще долгие годы. Правда, один из её участников, Руперт Уоллингфорд, сразу же после случившегося покинул Лондон и перебрался в Париж…
Портье гостиницы «Рай» сидел за стойкой, пытаясь среди невообразимого шума, царившего вокруг, расслышать, что говорит комментатор по телевидению.
— О чем думает Нью-Йорк сейчас, после этих страшных преступлений? — выспренно говорил комментатор. — Полиция пока что умалчивает о ходе расследования. Лейтенант Маршалл…
Бесцельно шатавшиеся по коридору пьяные постояльцы заглушили голос телеведущего. Портье раздраженно вскочил и заорал:
— Убирайтесь всё отсюда!
Не совсем трезвая публика стала разбредаться по этажам. Караган с деревянным футляром в руках вышел из своей комнаты и стал спускаться вниз. С брезгливым отвращением он смотрел на прислонившихся к стенкам коридоров пьяниц и наркоманов.
Караган прошел мимо стойки, за которой сидел портье, направляясь к выходу. Заметив его, портье крикнул:
— Эй, парень! Тебе, что — не понравилась Конфетка? Она сказала, что ты не дал ей ни доллара! Так у нас не принято!
Караган застыл на месте, затем медленно повернулся и подошел к стойке. Портье испуганно вскочил. Караган схватил его за горло и в упор посмотрел на него. Только сейчас портье рассмотрел у него на шеё ужасных размеров шрам.
— Не смей больше разговаривать со мной! — угрожающе прохрипел Караган. — Ты понял меня?
Портье отчаянно замотал головой. Караган приподнял его над землей и улыбнулся.
— Хорошо!
Он швырнул портье в стену. Тот пролетел несколько метров и грохнулся спиной о деревянный шкаф. Караган, тяжело ступая ногами в тяжелых армейских ботинках, вышел из гостиницы.
Проводив его взглядом, портье потер горло и зло сказал:
— Чтоб тебе кто-нибудь голову отрубил, урод несчастный!
Сидевший на своем обычном месте рядом со стойкой вечно пьяный седой негр хрипло засмеялся. Портье кинулся к стайке и заорал:
— А ты заткнись!
Джеймс Моран сложил оружие в багажник и захлопнул дверцу. Теперь его красный спортивный «понтиак» был готов к выезду. Один автомат «Узи» Моран положил рядом с собой.
Моран когда-то служил в морской пехоте. Это было двадцать лет назад. После нескольких месяцев обучения его послали во Вьетнам. Моран был исправным солдатом. Отслужив свое, он вернулся в Штаты с одним желанием — бороться с подрывными элементами и всеми, кто портит образ Америки как великой державы. Правда, Моран понимал свой долг весьма своеобразно. Он считал себя по-прежнему морским пехотинцем, который ведет войну в одиночку. По вечерам Моран садился в машину, загрузив её гранатами, пистолетами и автоматами, и ехал по улицам ночного Нью-Йорка, чтобы выискивать и уничтожать врагов. Однако, до сих пор вьетнамскому ветерану так и не пришлось встретить настоящего врага. Попадались, в основном, проститутки, пьяницы и бродяги. Тем не менее, Моран не терял надежды когда-нибудь ввязаться в серьезное дело.
Как обычно в такое время, Моран выехал на вечерние улицы. На нем была защитного цвета майка с изображением Кремля и несущейся в него ракеты, с надписью «Эй, Москва! Мы идем!». Моран медленно ехал по кишащим разной швалью переулкам, лениво переругиваясь с проститутками, которые то и дело предлагали ему свои услуги.
Он свернул в полутемный проезд и немного прибавил газу, намереваясь побыстреё выехать оттуда. Однако, проехав мимо освещенного тусклым фонарем двора, усеянного пустыми бочками, обломками досок и прочим мусором, Моран резко нажал на педаль тормоза.
— Что за черт! — воскликнул Моран.
Он решил, что ему померещилось, и подал машину назад. Так и есть! Во дворе двое мужчин сражались на мечах. Один из них был высоким негром в длинном, до пят, халате, другой — двухметровый широкоплечий верзила в кожаной куртке и кожаных джинсах. Негр держал в руках кривой меч, напоминавший по форме ятаган. Его соперник дрался длинным тяжелым мечом с узким лезвием. В вечерней тишине звон мечей разносился далеко вокруг.
Моран схватил лежавший рядом с ним на сиденье автомат и выскочил из машины. Укрываясь за углом, он выглянул во двор и расширившимися от возбуждения глазами смотрел на сражающихся.
— Тут всё по-настоящему… — пробормотал он. — Вперед, морская пехота!
Мелкими перебежками Моран стал приближаться к месту схватки.
— Вперед, вперед! — словно находясь на войне, подбадривал он себя.
Забежав за большую перевернутую бочку, Моран остановился там, осторожно выглядывая наружу. Не замечая его, противники продолжали ожесточенно размахивать мечами. Явного перевеса не было ни на одной из сторон. Правда, громила в коже теснил своего соперника, но тот умело отбивался и переходил в контрнаступление.
Моран решил, что настало время вмешаться. Он выскочил из-за своего укрытия и, направив ствол автомата на дерущихся, заорал:
— Что здесь происходит, черт возьми? Противники по-прежнему продолжали сражаться, не обращая внимания на Морана. Он собирался еще что-то крикнуть, но в этот момент верзила с разворота снес голову противн