Круто повернувшись, она направилась к столовой.
В столовой обедала вся смена. Каждый сидел за отдельным столиком. Столовая, как и морг, сооружалась из расчета максимальной заполняемости тюрьмы.
За обедом и так почти не разговаривали, а когда на пороге появилась Рили, над столиками повисла мертвая тишина.
Рили направилась к окошку для выдачи пищи, как бы не обращая внимании на то, что творится вокруг.
Рили подумала, что сейчас в столовой наверняка должны находиться и те, чьи голоса она слышала сквозь стенку душевой кабины. Кто же из них? Быть может именно тот, кто крестится, говорил о её особом предначертании? Рили подсела к Илу за столик. К тому, кого знала.
Ил тоже не сумел совладать с собой: при виде женщины он вздрогнул.
Рили заговорила первой:
— Я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы сказали на кремации. — Она немного помедлила. — Мои товарищи оценили бы это, если бы только могли слышать. Во всяком случае, в последний путь их сопровождали не сухие казенные фразы.
Ил поднес к губам стакан:
— Не знаю, что тебе обо мне известно, но явно не истина, — сказал он резко, но спокойно. — Я — убийца. И вдобавок насильник женщин. Как тебе это понравится?
— Жаль. — Рили пожала плечами.
— Что?
— Жаль. Потому что из-за этого вы, должно быть, очень неуверенно чувствуете себя в моем присутствии.
— Сестра, — сказал он, — у тебя есть вера?
Рили внимательно посмотрела на него:
— Наверное, есть немного.
— А у нас много веры. Так много, что и на тебя хватит, если ты пожелаешь вступить в наш круг.
Ил снова говорил звучным, хорошо поставленным голосом.
— Правда? А я было подумала, что женщины не могут вступать в ваше братство!
— Отныне — могут! — Ил обвел взглядом окружающих, словно ожидая, что кто-то посмеет возразить. — Просто раньше не было такого прецедента, но лишь потому, что не было женщин. А сами мы ни для кого не делаем исключений. Мы ко всем относимся терпимо. Даже к тем, к кому нельзя терпимо относиться.
— Спасибо! — ответила Рили.
— Это наш принцип. Это не касается лично тебя, или еще кого-нибудь. Видишь ли, сестра, с твоим прибытием у нас возникнут дополнительные проблемы. Но мы уже готовы смириться с ними, не возлагая на тебя вину. Не так ли, братья?
— Так… так… — ответили ему со всех сторон.
Рили ничего не могла понять:
— Вину?
— Да сестра, — продолжал Ил по-прежнему звучно и одновременно мягко. — Ты должна понять, что до тебя у нас здесь была хорошая жизнь. Очень хорошая.
— Хорошая жизнь… — медленно повторила она.
— Не было искушений, — сказал он.
— Спасибо, не нужно. Я уже принимала лекарство.
Врач не поверил ей, так как лекарство содержало изрядную дозу снотворного. Это было сделано по прямому приказу директора.
Рили опустилась на край койки.
— Вы лучше расскажите мне о вере, — попросила она.
— Ил и прочие… — врач усмехнулся. — Словом, они обратились к религии. Назревало это давно, но качественный скачок произошел чуть больше пяти лет назад.
— И что это за религия?
Лемс помедлил с ответом.
— Мне трудно сказать, — он снова усмехнулся. — Думаю, это мудрено определить и самому Илу, а уж его пастве и подавно. Пожалуй, все-таки вера — это свободный, обобщенный вариант христианства. — Врач задумался, припоминая. — Так вот, когда тюрьму было решено ликвидировать, Ил и всё остальные… То есть, говоря «все», я имею в виду теперешний состав заключенных. Короче говоря, всё верующие — они называют друг друга «братья» — решили остаться здесь.
Лемс присел на койку напротив Рили.
— Но ведь они не могли просто так вот взять и остаться, верно? — продолжил он. — Им разрешили это сделать, но на определенных условиях. А именно: с ними здесь остаются директор, его заместитель — один из младших офицеров — и врач.
— И как вам удалось получить такое завидное назначение?
— А как вам нравится ваша новая прическа? — ответил врач вопросом на вопрос.
Рили машинально подняла руку, коснувшись бритой головы.
— Нормально, — она нахмурилась.
— Итак, из-за вас я серьезно нарушил свои отношения с Эрсом, а отношения эти были хотя и не сердечные, но достаточно дружеские.
Лемс подался вперед, почти соприкоснувшись с Рили.
— Может быть теперь, хотя бы в виде благодарности за потраченные труды, вы мне все-таки скажете — что мы там искали? — проговорил он тихо, но очень раздельно.
— Вы мне нравитесь, — просто сказала она.
Врач выпрямился:
— В каком это смысле?
— В том самом…
— Вы очень откровенны, — выговорил он.
— Я очень долго была оторвана от людей, доктор. Почти столь же долго, как и вы.
И когда она потянулась к нему, Лемс сжал её и объятиях.
Метла сметала пыль и сажу. Время от времени прутья застревали в решетчатом перекрытии, и тогда Джон Эри наклонялся, чтобы их освободить. Пыль липла к потному телу, оседала на одежде, но он не жаловался: работа как работа. Гул огромного вентилятора заглушал его пение. «А кстати, где собака, где Пак? Помнится, он скулил где-то в отдалении во время похорон. А потом на обеде говорили, будто пес покалечился. Жалко!»
Метла вновь застряла, и Джон снова нагнулся, чтобы её освободить. Перед ним, на полу лежал пласт слизи в несколько раз больше ладони. Слизь не растекалась, она сохранила свою форму даже тогда, когда Эри взял её в руки, чтобы рассмотреть.
Внезапно он почувствовал жжение в кончиках пальцев, с отвращением отбросил свою находку. Слизистые лохмотья ударились о решетку пола, и что-то шевельнулось под этой решеткой, едва различимое в темноте.
— Эй, Пак! — Эри встал на колени, сунувшись лицом к решетчатому перекрытию.
Он успел рассмотреть блестящую от липкой слизи голову, разворачивающуюся к нему пасть — последнее, что ему довелось увидеть. Тугая струя кислоты, пройдя сквозь решетку, ударила ему в глаза.
Крик не услышал никто. Джон слепо попятился и рухнул прямо в ствол вентиляционной шахты.
Они лежали, прижавшись друг к другу. Рили не хотелось ни говорить, ни шевелиться. Лемс первым разомкнул губы.
— Спасибо…
Рили не ответила. Лемс замялся: несколько секунд он не мог решить, стоит ли ему говорить то, что он задумал.
— Я очень благодарен тебе, но признайся, ты все-таки преследуешь какую-то свою цель?
Лемс огляделся в поисках одежды. Одежда оказалась разбросанной по всему полу.
— Я хочу сказать вот что. — Одеваясь, он запрыгал на одной ноге. — При всей моей благодарности я не могу не замечать: ты уклонилась от ответа, причем уклонилась дважды, не считая нашей первой беседы. Первый раз — во время вскрытия, когда последовала… ну, скажем так: неловкая дезинформация. И второй раз — сейчас. Хотя, согласен, сейчас ты сделала это гораздо более очаровательным способом. Поэтому меня гложет одна очень неприятная мысль. Скажи, неужели ты даже в постель со мной легла — чтобы не отвечать на вопрос? И что же это за тайна такая в этом случае?!
Женщина улыбнулась ему:
— Да, было так. Но сейчас — нет. Ты мне по-настоящему нравишься. Правда! А что касается тайны… Ну, давай считать так: я увидела страшный сон, поэтому мне нужно было точно знать, что убило девочку. Но я ошиблась. Да, к счастью, я ошиблась…
— По-видимому, сейчас ты совершаешь еще одну ошибку, не желая мне открыться.
— Возможно. Но если так, то это — моя третья ошибка, не вторая.
— И что же было второй?
— Близость с заключенным. Физическая близость. Пo-моему, это против правил тюрьмы.
— Я — не заключенный.
Ничего не ответив, Рили выразительно провела рукой по затылку.
Ему следовало сообразить это раньше. Татуировка наносится на затылок каждому из арестантов и содержит его личный номер.
— Ты наблюдательней, чем я считал. Да, у меня тоже есть своя тайна.
Некоторое время он стоял в раздумье, потом улыбнулся.
— Это действительно нуждается в объяснении. Сейчас я пока не готов его дать; если ты не возражаешь — позже. Хорошо?
Рили кивнула.
В этот момент под потолком голубой вспышкой полыхнула сигнальная лампочка. Голос прозвучал по системе внутреннего оповещения.
— Мистер Лемс!
— Мистер… Абрам? — Лемс скореё угадал, чем узнал, кто говорит.
— Да. Директор Эрс считает, что вам необходимо срочно подойти. Несчастный случай.
— Что-нибудь серьезное? — переспросил врач.
— Да, пожалуй, что так. Одного из наших заключенных разрубило на куски.
— О, черт! Иду. — Лемс одним движением застегнул молнию, втиснул ноги в ботинки.
Потом оглянулся на Рили:
— Извини, дорогая, мне нужно идти.
Женщина сидела на койке, придерживая на груди одеяло, и в глазах её застыл ужас.
Он бегом устремился по коридору, отчетливо понимая, что его вмешательство, — во всяком случае, в качестве врача уже не потребуется.
Тело прошло сквозь лопасти вентилятора, и вся шахта была забросана кусками окровавленного мяса.
— Кто это был? — проорал Эрс, перекрывая гул.
— Эри! — тут же крикнули ему в самое ухо.
— А ты-то откуда знаешь?!
Директору услужливо сунули кусок ботинка. Эрс прочитал на его внутренней стороне имя.
— Да. Как он оказался в шахте? И какого черта его понесло к вентилятору?
Абрам Смит попытался ответить.
— Это я его назначил туда, сэр, очищать проходы. Но он был неосторожен, наверное, — вот его и засосало.
— Вы ни причем, никто вас не винит, — сказал директор. Потом повернулся к врачу: — Ну, что вы можете сказать по этому поводу?
— Смерть наступила мгновенно.
— Да ну?! — Уж это мы и сами как-то поняли!
Шагнув вперед, врач наклонился, приглядываясь.
В это время в разговор снова вклинился заместитель:
— Да, совершенно правильно, его засосало мгновенно. Такое и со мной чуть не случилось год назад, на десятом уровне. Сколько раз я говорил: «Держитесь подальше от вентилятора!»